«Брутто»

Алексей Мишуков

дядька иван

едет подвода на ней сидит дядька иван
курит люльку в люльке младенец за ним глядит его мать
мужа ждёт а тот пошёл горевать оставив её воевать
пить нужду есть нужду спать нужду как дурман
бабки соседки заходят родные приносят еду
то что на смерть отложили отдали тебе-то нужней
раз от тревожных вестей пролежала неделю в горячке в бреду
мысли о муже а он всё о ней о нём о ней о нём о ней
дядька иван сед бородат кряжист в глазах сорок сорок
сороки видят далёко летают далёко куда-то даже в грозу
дядька иван запасается впрок дышит впрок даже пожил впрок
волы подводу везут смирно и тихо волы подводу везут
рядом с дядькой сидит белый пушистый кот
умный зараза учёный правда не на цепи
едут неспешно давно долго и далеко
дядька по-доброму шутит коту соломенный брыль нацепив
кот ловит рыбу кормится только сам
разная рыба рядом плывёт совсем не боясь
кот различает виды по усам голосам
низко поёт акула высоко окунь а еле слышно язь
дядька иван светел и чист светел и чист
возит добро в возу учит любить добро
любит людей лечит больных светит свечу в ночи
лечит не хмуря бровь думая хмурит бровь
едет подвода по морю меряет глубину
кот дядька иван волы все дышат морем и ни в одном глазу
едет подвода по дну подвода едет по дну
волы подводу везут смирно и тихо волы подводу везу

 

БРУТТО

толстым слоем намазывай чай на чашку
шарик кофе подольше катай по нёбу
новый день а утром уже не страшно
в туфельках инфузории да амёбы
капля воды кому-то огромный город
гордо польёшь свой огород-подоконник
скоро иссякнут ваши грибные споры
ваши грудные дети рождённые незаконно
встанут на ноги поднимут легко на руки
и прокричат в ухо тебе вороной
ишь ты какой жилистый да упругий
сразу видать кто здесь кому посторонний
что-то попало в окно шторы протрёшь костяшкой
шаркаешь в туалет так не забудь про сливу
слово слетает куда-то уже неважно
дождь или плачет горько в окошке ива
в туфельках от кутюр в плащике secondhand
сыро
двигайся сонной травой овощем по маршруту
в капельке дождевой мир или нет мира
нетто там ничего 
нетто там никого
брутто

***
своё тело из мая не вынимая
что ты хочешь узнать обо мне немая
и зачем засовываешь в подушку
своё ухо живое свою прослушку
я раскрытая книга мне не под силу
меня бабка косой своей подкосила
меня дед для коровы своей на силос
заграбастал доченька упросила
не коси ты баба его он беден
только бредни свои вековые бредит
только стынет в поле и смотрит в небо
да на кой он вообще тебе бабка треба
не греби ты деда его он чёрен
ты сплавляй его по реке печоре
его черви всего внутри источили
на него наплевали грачи врачи ли
и с чего ты взял будто я немая
петриковка ковка я хохлома я
распишу я шу я тебя советом 
и впишусь в тебя
станешь светом

 

***
катеты вечно впадают в гипотенузу
гипотенуза от счастья впадает в небо
mother ответствуй по ком это воют музы
длинные пальцы щекочут стальные нерпы
вьются гирляндой по грифам дерев лианы
и обезьянами скачут там гугеноты
чьи-то ключи выпали из кармана
ветром развеяны денежки бегемота
ключик скрипичный души не отворяет
басовый ключ наполняет сердца тревогой
ключик кирпичный есть у вора от рая
кляксы тряпичные тонут в днепре и волге
совий мой ключ улетает в гиперборею
сонный мой глаз белеет на дне стакана
вот уж где море морей всех морей морее
вот уж больнее всех ран небесная рана


***
приведи мне цикуту из написанного не тобой
цирковые ящерки лазают на донце купола
загони свой циркуль в ровеньки над губой
начерти мне ротик кривой чтоб кушала
кушай кашицу кажется где-то гудят шмели
шмель такая муха почти что птица
он летает тайно на край земли
будто точно знает что-то должно случиться
и случается ящерки уползают за горизонт
гори зонт гори это греет мысли
и приносят в лапках души наливной озон
будоражить кровь и будить и стихи и числа
чресла мои вянут от солнца приди ручьём
напитай меня сухую вином и раем
жизнь вокруг струится и вьётся а мы-то чё
мы живём и не надо ненадолго умираем

ЭТИКЕТ

упал последний снег на фермопилы
ты держишь в сердце нож а в горле вилы
болит но что поделать этикет
твоя дорога рано колесится
вдоль света фар бежит твоя лисица
а мир вокруг по-прежнему макет
и в рыжей шерсти закипают блики
и власть дана на откуп пьяной клике
они с похмелья всё ещё наги
а ты чьи линзы мир воспламенили
ползёшь как все вдыхая запах гнили
прощая им и смерти и долги
а ты летишь и думаешь о вечном
и смотришь вниз на облако овечье
оно клубится и жуёт траву
в густой траве кузнец куёт свой мечик
не торопись зелёненький кузнечик
живи во сне здесь страшно наяву

 

ВЕРХОВОЕ

вечер тает кучер чёрный оседлает молочай
и манит к себе свечою только ты не отвечай
чай не выпит кофе вытерт слёз девичьих виноград
хватит прыти волчьей сыти гривы лёгкие парят
сыть зелёную копытом птицу белую кнутом
в этом мире ядовитом всё осталось на потом
на потом твои тревоги на потом мои дела
босанова босы ноги на край света увела
нас по небу разбросает по деревьям и кустам
повисаем чудесами звёзды падают с моста
расплескает нас по лугу и когда не станет тьмы
то подмешаны друг к другу станем светом
вот и мы


СПОКОЙНОЕ

я проснулся утром а в груди рваная прана
вытекают потоки тигр и евфрат омывая правду
вавилон растёт усильями башенных кранов
дети его побеждают врагов в боях неравных
не радеет царь о казне радеет о казни
строит козни будто кузнец всё куёт кукушкой
к эшафоту люди с флажками стекаются как на праздник
царь с царицей стоят словно царь-танк и царь-пушка
в небе пташка ярко горит встаёт рано
обращается к вечеру в пепел попил
возродится утром и стукнет в лицо как наконечник тарана
и с тираном случится худое обезглавят отравят утопят
я уснул ночью и всё хорошо да спокойно
зеленеет трава от тигра и до евфрата
люди устали завидовать затихли моры и войны
друг не оставил в беде
брат полюбил брата

 

С КЕМ ТЫ

с кем ты скомканная судьба мимо мнимого мимо мимо
я такую тебя собрал под обломками нефилима
я такую тебя соврал я такую тебя стреножил
может семечками добра разноцветными может может
покажу тебе голоса первозданной моей пещеры
мир по-прежнему полосат в бесшабашной своей манере
покажу на руке шипы от сердечного недостатка
не сдувай вековую пыль не касайся моя касатка
положу на изгиб реки поиграю песком в ладошке
люди умные дураки а мудрее собаки кошки
кожей чувствую это всё объяснить увы не умею
вербы думают в унисон пруд задумчиво каменеет


***
мы неслись вдоль по городу в страхе, слезах и тоске.
берегли от дождя свои раны и шрамы пирке.
никому не охота вот так воевать молодым.
только век по следам тяжким цепом изручь молотил.
тяжкий рок, тяжкий рог до краёв, до глубин, до вершин,
что хотел, то творил с нами, что не хотел, то вершил.
мы неслись. мы несли нашу веру в любовь и добро
и руками двумя поднимали свой крест, как перо.

 

***
когда полночный зной меня продрог
когда печален мой весёлый слог
когда сухого сна не замечаю
бери меня за крылышки зимы
моги не мочь когда могли не мы
когда иду по лезвию луча я
и тонких кружев трепетная гладь
моих молеб которые отдать
в твою ладонь в очей бездонных вишни
я чаял так отчаянно и вдруг
прямым углом во мне замкнулся круг
но песнь твоя которую молчишь мне
перебирала капельки зверья
и разгорался ярким светом я
который ты который мы и больше
моя форель беги ко мне беги
меня тебе забрали за долги
и стали мы как день в воздушной толще

 

***
Пули ловлю на лету, на бегу. Набегаю на пристань.
Первопроходец, меж пятнами нового света тону.
Шахматной лошадью шпоры вгоняю в бок кавалериста.
Кавалерист на бегу ледяную роняет слюну.
Много ли, мало ли росчерков сабель и башен — 
Нам на веку, на слуху не понять, не пронять, не постичь.
День остановлен. На плёнку, как муха, надёжно насажен.
Не долетел к адресату с горы обронённый кирпич.
Мы, озираясь, мерцая, с тобою стоим среди снимка.
Нас закрепляют. Вмерзаем, врастаем в застывшую синь.
Мы забываем о близких, родных. Мы повенчаны с ним, как
Время-полынь. Мы стоим, будто время, горчим, как полынь.

 

***
крест накрест завяжи свой свёрток и тогда
его воспримет талая вода
его воспримет та воспримет та воспримет
что продлевает брови  и страда
что продевает нити в города
что распрямит души усталой криви
дыши покуда ветер не погас
покуда с неба снега слышен глас
покуда воткнут в землю нос небесной хляби
покуда греет кости твой отвар
покуда лезет в горы божья тварь
покуда сон на ветках вместо яви
а вечер что выпячивал губу
хромой слепой шагает наобум
наотмашь бьёт наотмашь бьёт наотмашь
готовишь свой расхристанный ночлег
лелеешь нежно дымный чёрствый хлеб
что был голодным псам намедни отдан

 

***
считаю дни отселе и до сих
считаю что за окнами мой стих
стухает сигаретой на ветру
никак не наиграется в игру
мальчишка время помнишь как вчера
просеивали золото рассвета
и звёзды солнца лунного икра
мерцали нам улыбками добра
и нету
ни звёзд ни солнц ни лун играет юн 
играет архетипами твой юнг
и листики взбираются всё краше
и юнга не расскажет нам о краже
хищеньи лет пропавших повсеместно
у всякого доподлинно известно
что виноват конечно каждый сам
ни чин ни ранг ни звание ни сан
не упасут героя от потери
считай ты дни свои или убей
доверчивых как дети голубей
где с каждого взимается по вере

***
колется а я стою рядом но только выше
колется дым и каждый занимает свою нишу
колется едкий дым и параллельно скрипят полозья
все понимают всё но только один 
у которого в самом деле душа морозья
пойдёт по тонкому хрупкому по весне
не обращая на окрики и упрямо
по самой кромке будто бы по тесьме
будто прозрачная чёрная телеграмма
точно подбитая птица снижается
падает в снег а песня её продолжается

 

***


Марине Гарбер

ты смотрел отстранённо на землю в своей руке
человека достал из персти
и подбросив поймал его из пике
и теперь вы вместе
что ты сделал с мальками уже сухопутных рыб
что случилось с лапками их тугими
и телефонисты впадающие в обрыв
высекают из камня имя
высекают свистящей плетью себе раба
вытекают из ранки пенное это море
лось глядит отражению в белые облака
и теперь их двое
треугольные марсиане на берегу
пьют базальт из прозрачной кружки
загляни в червоточину тающему врагу
урони оружие

 

***
он подставил спину подставил и стал плечом
в мягкости непозволительной уличён
во дворе он просто был кузьмичём
безответным пропойцею и бичом

а те трое вышли из ничего
как воздушных шариков пятерня
вышли и обидели нищего
неумытую личность его черня

и когда размахнулся здоровый бес
чтоб ударить никчемного ни за что
подбежал и в свалку чужую влез
в курточке дырявой как решето

подпоясан проволочным ремнём
каши просит левый его сапог
те грозятся живо тебя сомнём
а он с криком главного валит с ног

и куском арматуры чертя круги
с очумелым взглядом с дурной губой
электрической частию став дуги
он в неравный 
вступает 
бой