«Пока искал необходимое…»

*  *  *

 

Пока искал необходимое,

Освобождаясь от ненужного,

Прошли года, ушла любимая,

Следы задули ветры южные,

 

На смену им пришли восточные…

Штиль нависал туманом матовым,

Пока я рвал круги порочные

И нити прошлого разматывал.

 

И соль была к слезе подмешана,

И растворен глагол  в причастии,

И не были  уравновешены

Качанья маятника частые

 

От сплина до стремленья выведать,

Что кроет ночь за мраком створчатым,

От заблуждения до вывода,

От одиночества до творчества.

 

 

 

                      *  *  *

Желтых листьев кленовый плюмаж

Перекресток бросает на ветер.

Я хотел бы  не знать эту блажь –

Видеть то, что другой не заметил.

 

Я б хотел, чтобы осени бред

Канул в облаке ретроспективы,

Или грусти лирический бренд

Стал подобен субботнему чтиву,

 

Или пластика глины сырой

Отвергала кувшин пустотелый.

Я хотел бы увлечься другой,

А тебя позабыть.

Я хотел бы…

 

 

 

                  *  *  *

Глянешь в форточку – словно занозы

Колют щеки. И студит во рту.

Свежий дух живописных  морозов

Серебрится, как пар на лету.

 

От тепла разомлевшие стены

Заскучают по снежной тропе.

От себя уходя, неизменно

Ты приходишь к другому себе.

 

И поскольку уже невозможно

Изменить, что дано на роду,

Повернешься, дохнешь осторожно

И продышишь сердечко во льду.

 

 

 

                *  *  *

Когда к утру печали снова

Отступят, полно врать им спину,

Что их приход необоснован,

И не оправдана причина.

 

Заведомо теряясь в шуме,

Они едва ли виноваты,

Что слишком долгое раздумье

Пробелом в памяти чревато,

 

Что тают в воздухе фантомы,

Похожие на наши лица,

И стал не нужен ключ от дома,

Где мы могли уединиться.

 

 

 

                    *  *  *

Крапающий дождик осторожно

Сыплет на терновый первоцвет,

Тишины почти коснуться можно,

Только б не обидеть словом ложным,

Не спугнуть начавшийся рассвет.

Жизнь хоть в опрометчивой догадке,

Хоть в забвенье сладостном, но кратком,

Хоть в упадке, – а возьмет свое.

Что ни капля, то и обещанье,

Но красноречивее молчанья

Купина зеленая ее.

Все здесь: дождик обложной и редкий,

Ниточка слезы по черной ветке,

Дух весенний, белые цветы,

Здесь же ореол венца суровый,

Здесь и тот, кто, создав шип терновый,

Исколол творящие персты.

 

 

 

                 ***

Березы мглой обведены,

И пахнет вербой воскресенье.

Прибавив пять минут  весны,

День удлинил часы волненья.

 

И я хотел бы, но не каюсь

В том, что не значился в героях,

И Авель есть во мне, и Каин,

И страшно их признать обоих.

 

Расколотым сознаньем всем

Я с разделенным миром связан,

Но в двуединстве том никем

И не прощен, и не наказан.

 

Ну что еще? Сырой воды

Напиться? Комнату проветрить,

Своей не в силах правоты

Ни доказать, ни опровергнуть?

 

Но так и прибывает век,

Налив бугристый мускул часа

Малиновою кровью вен,

Пульсирующей часто-часто.

 

 

ОДЕССКИМ ЗНАКОМЫМ

Фанты те же. Ветер – свежий.

Зелень детства городского,

Зелень улицы Манежной,

Зелень гомона морского.

 

Бельевых прищепок бусы

От досады бесталанной

Отвлекут,

                    но жить по вкусу

Все равно не по карману.

 

Под нетрезвые коленца

Шебутного переулка

Светской жизни кинолента

Приумножит эхом гулким

 

Чувства, что давно вне моды

И придирчивой морали.

Ночь.

            Вздыхают пароходы

В желтой ауре печали.

 

Только кто под небом южным

Оставался безутешным

Даже в полдень равнодушный,

Даже полночью кромешной?

 

 

 

              *  *  *

Не ты ли рвался, Одиссей,

Развеять ветром скуку?

Зря не поверил сброд гостей

Убойной мощи лука.

 

Твой дом туманит тишина,

Слуга фиал подносит,

И снова теплая жена

Готова быть на сносях.

 

Забыл ты в унисон молве

Среди вороньих пугал,

Что в каждой смолкшей тетиве

Заложен острый угол,

 

Что уходил ты лишь затем,

Чтоб возвратиться снова.

Но час воздать приходит всем

По ремеслу и слову.

 

Дай грянуть веслам веселей,

Дай лирнику работу

Протяжный список кораблей

Подвергнуть пересчету.

 

Чтоб скукой вновь покой не стал,

Елены ждут и руны.

Я тоже повернул штурвал,

Как колесо Фортуны.

 

           НА КУХНЕ

 

Солонка на столе и лук,

Початая бутылка пива.

Нетороплив ночной досуг,

К словам бумага терпелива,

Скрывает тайну каждый звук:

Урчанье труб, шипенье газа,

Неощутимые для рук,

Неразличимые для глаза.

К чему упорствовать – пора

Вернуться к точке невозврата:

Домой.

Здесь о̀тчего добра

На грош, да заумей палата.

Но есть в углах и закромах

Порядок свой и беззаконье.

Где грех привадился, там страх,

Где совесть, там корит бессонье.

Теперь довольно и того,

Что есть, не сделалось бы хуже.

Приводит к мысли естество,

Чтоб стены выбелить снаружи.

Но прежде чем воспринял я

Все приходящее, как милость,

И соль рассыпалась моя,

И зеркало мое разбилось.

 

 

 

                              ТЕАТР

 

…Но если прав Шекспир, что я актер

В театре жизни, значит вправе цену

Я сам себе сложить, на каждый вздор

Не отвечать.

Но вот открылась сцена.

 

В едином чувстве охнула толпа,

Хватил маэстро выше на полтона,

И вниз летит на ниточках судьба,

Чтоб покарать мечом своим картонным.

 

Восторг и страх с души сбивают спесь.

Неужто гибель – платою за слово?

Что за пассаж! Нотолько, к счастью, здесь

В сюжете нет финала рокового.

 

Есть продолженье, шанс пересмотреть

Значение угроз и крепость лямок.

Сменить костюм,

                              не вписываться впредь

В стереотипы проданных программок,

 

Слегка приврать – а кто же без греха? -

Или пустить при сольном исполненье

Назло скрипачке рыжей «петуха»

И выдать образ в новом преломленье,

 

Подправить режиссуру…

Чтоб не спать,

Напиться кофе.

Выругаться, что ли!..

Но наново к утру переписать

Свою, а, значит, и другие роли.

 

 

                    *  *  *

Интересней жизнь, когда она – игра.

Бузина зеленой дудочкой цветет.

В каждом возрасте есть лучшая пора,

И поэтому у лет неточный счет.

 

Отболит от впечатлений голова – 

За усталостью приходит благодать.

Так с годами появляются права

Откровенней говорить или молчать.

 

Май закончится – для сдобных кренделей

Приготовим из цветков бузинный мед.

Будет осень – вспыхнут ягоды углей,

От горячего настоя бросит в пот.

 

Завершить бы хлебосольный звукоряд,

Но до этого, по счастью, далеко.

Я сощурился на Божий свет и рад,

Что проходит луч в игольное ушко.

 

Так поется мне, покуда я пою,

И прохожим строит глазки бузина.

Я хожу и дую в дудочку свою,

Потому не вянет, видимо, она.

 

 

 

БУКВАРЬ

 

Растаяла в памяти льдинка.

Опять по слогам в букваре

Читаю вопрос под картинкой:

«Кто сушит белье во дворе?»

Я помню, как выпалил: «Мама!»

Как все это было давно.

Я видел  потом панорамы,

Эскизы, картины, панно.

Но в них совершенство и краски

Признав, не забуду моей

Книжонки, хранящейся в связке

Среди сокровенных вещей.

Случайно я, как первоклашка,

Наткнусь на пример в букваре.

И детства белеют рубашки,

И мама всегда во дворе.