«Последнее изменение», рассказ

Анна Михалевская

Я просыпаюсь в холодном поту,

Я просыпаюсь в кошмарном бреду,

Как будто дом наш залило водой

И что в живых остались только мы с тобой.

И что над нами - километры воды,

И что над нами бьют хвостами киты,

И кислорода не хватит на двоих.

Я лежу в темноте,

Слушая наше дыхание...

 

Nautilus Pompilius, «Дыхание»

 

Киев захлебнулся водой. Цветные домики Андреевского спуска один за другим скрывались под набегающей волной, как дети Гамельна, ведомые флейтой Крысолова. Ни Левого берега, ни Днепра, ни раскинувшегося на крутом Правом берегу Подола  – до горизонта сверкала бесконечная морская гладь.

Егор вцепился в кованую решётку террасы Андреевской церкви. Ветер донёс вкус соли, вода с тихим плеском ударилась о подклеть храма. Вот-вот послышатся крики чаек, и Егор снова окажется на пляже Судака. Он сбросил кроссовки, взобрался на решётку. Вдохнул полной грудью морской воздух. Дана будет с ним! В этом море, запахе влажного воздуха, порывах южного ветра.

Егор оттолкнулся и прыгнул в подступившую волну.

 

***

 

Сентябрь в Крыму необыкновенно солнечный и ласковый. Что может быть приятнее, чем лежать на судакском пляже и глазеть на жирных бакланов, омытую морем разноцветную гальку яшмы и стройные ноги отдыхающих девушек! Это если торчать на Подоле в кабинете с окнами на серый двор-колодец и со скучающим сердцем выслушивать жалобы клиентов на депрессию, солнце покажется драгоценным подарком. Переживая осень в Киеве, теряешь веру в яркий свет.

 Шёл пятый день отпуска, столичная хватка только-только начала отпускать Егора. Из зеркала на него смотрел уже не осунувшийся мужчина с заросшими щетиной щеками и диковатым взглядом, а поджарый скуластый брюнет со здоровым блеском в глазах. Для  тридцати пяти лет совсем неплохо!

Проснуться и увидеть из окна гостиницы зубчатые башни Генуэзской крепости.  Пробежаться по набережной от мыса до мыса. Покрутить асаны на пляже. В счастливом расслаблении упасть в море и плыть, пока не надоест. Долго греться на солнце. Есть только что выловленную и приготовленную специально для него пупырчатую камбалу. Бродить по сыпучим тропкам Меганома. Так можно жить вечно! Жить, не вспоминая тонны изученных от корки до корки книг и эту науку, где не поймешь ни одного закона, пока не поставишь опыт на собственной душе, а на ней и так уже нет живого места...

Стайка ребят высыпала на пляж – чёрные майки с черепами, мешковатые джинсы  в цепях.  Кто-то приладил к мобильнику колонки: Егор различил знакомую  мелодию.

 

Я пытаюсь разучиться дышать,
  Чтоб тебе хоть на минуту отдать
  Что не умели ценить.
 Но ты спишь и не знаешь,
 Что над нами - километры воды...

 

Случайная встреча взглядов – и он поспешно отвернулся от девушки, что держалась особняком. Тренированная память отметила: косая чёлка, серые, почти прозрачные глаза, в одном – тёмная крапинка. В общем, ничего особенного.

Песни «Наутилуса» были любимыми саундтреками его молодости. Время, когда Егор мог по-настоящему радоваться и расстраиваться, распивать с друзьями вино и  мечтать о будущем, еще не зная, что мечты окажутся несбыточными.

Он был молод и глуп, пока не случился первый инцидент, и Егор не угодил в прокрустово ложе психологии. Сдал документы на заочный факультет, записался на йогу. Прошёл уйму личностных тренингов, даже откровенно безумных, попутно изучая всё, что могло иметь отношение к его болезни. А если это не болезнь? Он ознакомился с квантовой физикой, проштудировал теорию мультивселенных. Узнал достаточно, чтобы вести философские дискуссии, но слишком мало, чтобы помочь себе.

Справиться с приступами не удавалось, но Егор научился их контролировать. Отслеживал характерные симптомы  – вспыльчивость, необъяснимый страх, тревожность  – и запирался в квартире на дни, иногда недели. Правильное питание, здоровый режим, минимум контактов с внешним миром, максимум медитаций, пранаям. Здравствуй, внутренний баланс! Прощай, обиды, злость, гнев!

Со временем Егор обзавёлся клиентурой – поначалу помогал знакомым по дружбе, затем его стали рекомендовать, и дела пошли в гору. Постепенно приноровился к потребностям клиентов – когда развлекал байками, когда просто выслушивал, в редких случаях действительно работал с проблемой. Люди уходили довольные. Чужие проблемы – не свои, решать их, что орехи щёлкать.

На личной жизни пришлось поставить крест – как объяснить близкому человеку то, что сам не в силах понять? Конечно, были мимолётные встречи. Егор научился безошибочно определять градус привязчивости – когда девушка нравилась, но не так, чтобы влюбиться. На свидании пятом пропадал – до следующей пассии. Тех, кто вызывал бурные чувства, избегал. Самодисциплина не подвела ни разу...

– Данка, пошли купаться!

Егор машинально глянул на девушку, а она – опять совпадение?! – уставилась на него своими огроменными глазищами. Болезненный разряд тока, как от электрофорной машины, пробежал по коже! Напоминание? Предупреждение? 

  Она помахала друзьям рукой, но осталась сидеть на гальке, перебирая пёстрые камешки. Егор поднялся и зашагал в её сторону. Градус привязчивости высчитывать не стал – раз Дана, значит, кем-то дана. Самое время выяснить, кем и зачем.

– Трудно себя перебороть, правда? – беззаботно спросила она, когда он присел рядом.

Егор онемел. Показалось, что девушка лет на сто его старше и на триста мудрее. И тяготится этим.

– Правда, – не стал юлить он. – Но не в этом случае.

 

***

 

«Я раньше и не думал, что у нас на двоих с тобой одно лишь дыхание...» [1] – Бутусов пел, как обычно, отгородившись от публики закрытыми глазами.

Судакская крепость, вековые стены подпирают ненормально звёздное небо, они с Данкой у самой сцены. Егор ловит ритм ее дыхания,  обнимает, чувствуя сквозь ветровку тепло, и губы шепчут вслед за хрипловатым голосом Бутусова: «...на двоих с тобой одно лишь дыхание».

Последний вечер рок-фестиваля. Внушительная сцена – соринка, потерявшаяся на просторах крепости, – жалась ближе к воротам. Изрядно накачанная пивом публика – ближе к сцене. Выпавший из пространства и времени Егор – ближе к Данке.

В голову упрямо лезли воспоминания. 

 

Первая любовь. Ему двадцать, Ирине восемнадцать...

Они  в постели, узкой с промятым матрасом, но это не имеет значения, потому что Ира совсем близко. Холод и нищета съёмной квартиры отступают, сжимаются в точку, а любовь заполняет весь мир. Темень, мерно капает на кухне кран, они лежат с открытыми глазами, если уснешь  – пропустишь самое важное...

Терраса Андреевской церкви, они стоят, держась за руки, – беспечные, не знающие цену счастью. Мир плывёт перед глазами. Щелчок – и Егор остается на террасе один. Беспомощно оглядывается, сбегает по ступенькам. Навстречу с незнакомым парнем идет Ирина. Здоровается, улыбается, что-то говорит. Егор не слышит слов. Он понимает – что-то непоправимо изменилось, он никогда не ходил на свидания с этой девушкой, не целовался, не спал в одной постели. Боль искажает его лицо. Ирина интересуется, не плохо ли Егору, но незнакомый парень тянет её дальше...

 

С Даной всё будет не так, уверял он себя. Скитания закончились, он нашёл то, что искал...

Они встречались каждым утром на пляже. Егору нравилось наблюдать, как Дана раздевается – стремительно, комкая вещи, будто к морю можно опоздать. А потом бежит навстречу волне и проваливается в нее целиком. Казалось, что Дана может в любой момент сгинуть невесть куда. Он и боялся этого, и почему-то подспудно ждал.

Везде вместе. Пляж, обеды, ужины, горы. О себе Дана говорила неохотно. Живет в Ялте, ей двадцать два, окончила филфак. Как и Егор, она была наблюдательной: могла без труда вспомнить количество столиков в кафе, куда они заходили всего один раз. И ещё одна деталь: маленький рюкзачок, с которым Дана не расставалась, разве что в воду не брала. Егор не спрашивал о рюкзаке, знал – не расскажет, да и других тем для разговоров хватало.

 Последний аккорд растворился в ночной тишине, Бутусов скупо попрощался. Внезапно освещение выключилось, крепость погрузилась в темноту. Дана вздрогнула, прижалась к Егору. Он встрепенулся – так нельзя! Он-то перетерпит, но она – совсем девчонка, ей будет больно!

Оглушительный хлопок – в антрацитовом небе распустился алый цветок фейерверка.

Дана восхищённо уставилась  в небо, и Егор вдруг почувствовал радость, с которой давно попрощался. Почудилось – впереди долгая и счастливая жизнь. И он сделал то единственное, что казалось правильным, – поцеловал Дану. Она потянулась навстречу, будто ждала этого все свои сто лет. Егор понял – на сей раз он не справится  с собой. Но страха почему-то не было.

 

***

 

Не открывая глаз, Егор потянулся в постели. Дана, Даночка... Почему он её вчера отпустил? Она должна быть здесь, рядом...

Они вышли из крепости последними. Казалось, если оторвутся друг от друга, не соединятся никогда, поэтому через каждые два шага приходилось останавливаться и снова искать её губы.

В степи у крепости он сорвал ромашку и шепнул, что не стоит переводить лепестки, ответ очевиден. Улыбнувшись, она бережно спрятала цветок в рюкзачок... 

Егор сам не знал, как сумел остановиться – проводил Дану до простенького выбеленного домика, где она с друзьями снимала комнаты, отправил спать. В глазах Данки мелькнуло разочарование, даже обида – ох уж этот юношеский максимализм! Ничего, пусть придёт в себя, разберётся в чувствах. Невелика заслуга – затащить в постель девчонку. А потом – травма на всю жизнь. И какой-то психоаналитик будет три года выслушивать истории о том, каким козлом оказался некий Егор...

Сегодня он снова увидит Дану!..

Но сколько сможет держать себя под контролем? День, два, пару часов?.. И что дальше? Дана останется там, а он здесь. Или наоборот – она здесь, а он там. Неважно. Они потеряют друг друга. Пусть даже не сразу... 

Егор подошёл к окну, да так и замер. В приоткрытую створку билась ветка сирени. Не часто увидишь цветущую сирень осенью, но хуже другое – куста вчера не было.

Он застонал. Почувствовал волну дурноты. Может, память сыграла с ним злую шутку, и он просто не заметил сирени?  Все десять дней отпуска?!

Он шел по коридору гостиницы и фиксировал детали. Кремовые стены, зелёный ковролин – сходится. В холле коричневый диванчик, справа еле заметная протёртая полоска – есть! Выходит навстречу хозяйка – миниатюрная брюнетка с карими глазами. Стоп, глаза были зелёными! Он точно помнил, ещё подумал, что хозяйка подбирала ковровое покрытие под цвет глаз.

Егор сухо поздоровался, сообщил, что вечером съезжает. Хозяйка удивилась, ей казалось, что они договаривались на завтрашнее утро.

Итак, праздник закончился, и ещё неизвестно, что будет вечером! Егор вышел на согретую солнцем дорогу, петляющую между частными домами. Причина в Дане. Он знал наверняка. Нужно пропасть, исчезнуть, как делал это всегда. Но Дана!.. Он не мог уйти, не попрощавшись...

Егор сорвался на бег, распахнул калитку, на ходу отмечая, что вместо гномов в садике караулят морские чудища, отлепившиеся от киевского Дома с химерами.

– Прости, мы больше не встретимся. Так будет лучше...

Выпалив заготовленную фразу, он почувствовал себя предателем. Вдвойне. 

Повзрослевшая за ночь Дана – открытый лоб, волосы забраны назад, в глазах тревога – замерла у двери. С болезненной отстранённостью Егор отметил, что впервые видит её без рюкзачка.

– Для кого лучше? – тихо спросила она. –  Не для нас с тобой. Давай не будем больше скитаться.

Егор не был уверен, что понял её. Возможно, это была уже другая девушка, лишь внешне похожая на Дану. Тёмные крапинки блестели сразу в двух её глазах, вчера – только в одном. Что ещё изменилось? 

Она ждала ответа, но единственное, что он мог сказать, было:

– Не ищи меня!

На улице его накрыл холодный ливень. В крымской степи пахло влажными северными лесами.

 

***

 

Ключ от квартиры не подошёл, пришлось спускаться к соседям за запасным – благо, оставил им, чтобы могли поливать бонсай. Замок приветливо щёлкнул. Ввалившись в холл, Егор запер дверь.

Здесь он был в безопасности.  Вытер пот – столица встретила ненормальным теплом. Плюс двадцать три для начала октября – это слишком! Но он не удивился, даже справился со страхом. Осталось лишь навязчивое желание поскорее всё прекратить.

Рванулся на балкон к сплетённому в деревце кусту азалии и тупо уставился на тумбочку. Вместо розовых цветов в вазоне покачивалась полевая ромашка. Егор подавил вспышку раздражения, он знал – соседи ни при чём.

Не распаковывая сумки, прошлёпал в душ и долго рассматривал себя в зеркале. Так и есть – прямой нос приобрёл горбинку, полные губы стали заметно тоньше. По крайней мере, рост тот же, и он себя узнаёт...

Тренькнул телефон, Егор глянул мельком – сообщение от Даны. Стёр послание, не читая. Проигнорировал так же, как и её звонки. Запустил диск с мантрами, уселся на коврик – всё хорошо, он вернулся домой, мир слегка изменился, но не катастрофически – справлялся и не с таким...

Детство и юность сохранились в памяти урывками. Теперь Егору казалось, что он всю жизнь сражался с этой своей особенностью – неконтролируемо и непредсказуемо перескакивать в новое пространство. Методом проб и ошибок вывел: чем меньше эмоций – любых, и грустных, и радостных, – тем меньше вероятность, что снова настигнет приступ. Он переехал из родной Винницы в Киев, затерялся в шумной столице  – здесь все одиноки. Со временем привык, что знакомый переулок может повернуть в другую сторону, древний магазин «Продтовары» за ночь переместиться в соседний дом, начальник – помолодеть на пару лет и обзавестись семьей, а рабочий проект – приобрести новых заказчиков. Но перемены в близких переживал мучительно остро. Чуть изменившиеся черты лица матери и отца доводили до отчаянья. Менялась и внешность самого Егора, его привычки. Он с ужасом представлял, что однажды очнётся светлокожим коренастым блондином с тремя судимостями – но и это, наверное, не самое худшее. Перемены случались именно тогда, когда больше всего нужна была близость, хотелось открыться, и сердце радостно  пело – ты не один! А потом – страх, дрожь, потеря сознания или глубокий сон и – здравствуй, новый мир! Изменения без смысла и системы. Жизнь начинается с нуля.

Одно время он надеялся, что просто съехал с катушек. Тогда был бы шанс вылечиться. Он даже проверился у психиатра. Тот изучил результаты тестов и поинтересовался, что Егор делает у него в кабинете? Приём закончился беседой о работах Юнга и тенденциях современного консультирования. Потерпев фиаско с психиатрией, Егор стал искать реалистичное объяснение своим состояниям, с головой ушёл в квантовую физику. Но ничего лучше, чем скачки в схлопнутые измерения параллельных вселенных, не обнаружил. Не самая плохая идея для фантастического романа, но для реальных событий она не годилась...

Надо расслабиться, подышать, утишить поток хаоса... Чёрт, он не может! Егор остро ощутил рядом Дану. В ней было всё, что он когда-то потерял, и теперь должен потерять ещё раз. Успокоиться, забыть Дану – значит умереть! А мертвый он не нужен даже себе.

 

***

 

Такси брать не стал – захотелось пройтись. Вышел заранее, чтобы успеть на первую консультацию. Хотя, зря он торопится. Может, сегодняшний день будет последним или, напротив, – не закончится никогда.

Решение пришло сразу, будто очнулся. Удивительно, что Егор не додумался раньше. Наверное, питал иллюзии, что сможет когда-нибудь стать нормальным. Или просто боялся.

Он заставлял себя смотреть по сторонам. Воздвиженка пестрела безумным сочетанием красок, Андреевский спуск –  творчеством на любой вкус. Храм перед спуском сверкал нереальной белизной и старательно тянулся куполами к небу. Егор пересчитал главки – семь, а не пять. Проглотил подступивший к горлу страх. Всё нормально. Договорился же с подсознанием – на сегодня борьба отменяется. Наконец-то Егор постарается принять мир таким, какой он есть. Даже если он, сволочь, будет меняться каждую секунду!

    К концу спуска пришлось вооружиться солнцезащитными очками. Глаза начали слезиться – мир безбожно мигал, каждый раз являя обновлённую картинку. Дрожали лица людей, плыли краски. На середине спуска пошёл дождь, ближе к Подолу посыпался крупный град и сразу прекратился. С Егором заговаривали незнакомцы, хлопали по плечу, прощались до вечера. Время от времени он посматривал на руки –  крымский загар и шрам пятилетней давности оставались на месте. Пока...

Дану Егор не видел сутки. Хотелось бросить всё и вернуться. Пусть это будет другой Крым, пусть в Судаке высохнет море и провалится к чертям крепость – всё равно он найдет Дану, даже если теперь ей тридцать, у неё нет чёлки и глаза отливают ореховым блеском. Узнает по запаху, по улыбке, по взгляду.

Сердце пропустило удар, Егор, задохнувшись, споткнулся о булыжник мостовой. Почему-то вспомнил Ирину. Вытер со лба пот, поёжился. Происходило нечто странное. Люди задерживали на нём взгляд. Казалось, хотели передать что-то важное, но в последний момент не решались. Егор остановился,  прохожие тоже остановились. Весь Андреевский спуск замер в ожидании его следующего шага. Но… новый кадр, декорация изменилась – и на Егора пошла безмолвная толпа. Не ожидая ничего хорошего, он рванул наверх. Толпа – следом. Он отталкивал чужие руки, вырывался, позволил стащить с себя куртку. Над головой сверкали маковки Андреевской церкви, и он знал, что бежать надо было именно туда.

Еле одолев лестницу к террасе, он выполз на тёплый камень, облокотился о стену храма, как последнюю опору, дрожащими руками нащупал в кармане телефон. Долгие гудки зазвучали, как похоронный марш.

Зуммер оборвался – молчание, тихий всплеск.

– Дана, не молчи! Где ты находишься?

Он думал, что сорвался на крик, но услышал лишь свой хриплый шёпот.

– Не знаю, куда попала в этот раз. Всё слишком резко поменялось,  – голос Даны дрожал. – Я же всё про тебя поняла... нам нельзя порознь, милый...

   Егора бросило в холодный пот. В этот раз?! Значит, были и другие? Кретин, он должен был догадаться раньше! Она ведь говорила, что не хочет больше скитаться, и этот рюкзак – сума вечного странника. Как он мог не понять, не почувствовать!? Не прочитать сообщение, в конце концов! Он оставил Дану, а она перескочила в незнакомое пространство. Но пока они были вместе, мир не менялся!

Телефонная связь – последняя нить, протянутая между ними! –  понял Егор. 

– Дана, Дана! – заорал, испугавшись, что и мобильник сию минуту канет в небытиё. – Что ты видишь? Что вокруг?

– Ничего, – тихо сказала девушка, и после невыносимо долгой паузы прошептала: – Только море, и я – на кромке пирса... сейчас его захлестнёт волной...

– Гони воду прочь, представь, что она уходит! Ты сможешь! Я помогу! Дождись меня, слышишь!

Ответом ему было тихое, переходящее в шелест «да». Экран мобильника погас, связь исчезла. Егор собрался, настроился. Прокрутил перед глазами картинку: две вселенные – два пузыря – его собственная реальность и реальность Даны схлёстываются, находят друг на друга. Тихий, бесконечно низкий звук обнаженного пространства, и Егор почти физически ощутил, как прорывается незримая мембрана. Космический шорох закладывал уши, придавливая к земле. Кругом кричали люди – удивлённо и страшно.

Киев захлебнулся водой. Цветные домики Андреевского спуска один за другим скрывались под набегающей волной, как дети Гамельна, ведомые флейтой Крысолова.

 

***

 

Егор нырнул,  приготовившись встретить сопротивление воды, но попал в неистовую круговерть. Перед глазами мелькали обрывки воспоминаний, непрожитое будущее, чьи-то голоса, кадры из чужих жизней.  Он понял, что вот-вот умрет. Не было никакой волны! Он просто безумец, сорвавшийся с паперти. Обычный самоубийца, потерявший смысл жизни. «Дана, любимая!» – успел подумать перед тем, как разбиться. И в тот же миг увидел её растерянное лицо, протянутую руку. Схватил её, и теперь уже вихрь крутил двоих, продолжая бешеный танец...

Свистопляска прекратилась, Егор ощутил, как вода – настоящая вода – лижет его ноги, под рукой скользит галька. Рядом на берегу лежала Дана. Егор коснулся её лица. Считать крапинки в глазах не стал. Какая теперь разница? Был ли это прыжок сквозь вселенные или нечто другое, чему пока нет названия, – уже неважно! У него есть попутчик – с маленьким рюкзачком и косой чёлкой.

Первый раз в жизни он обрадовался, что умеет менять мир.

 

[1]  Nautilus Pompilius «Дыхание»