«Сферы» (отрывок из романа)

Элла Леус


После Перехода наступает Утро.
Оно увлекает с собой осколки  хрономиража,
чтобы утопить в соли океана. А в
наследство Утру остаются
распахнутый настежь вакуум и
скупое фантомное счастье...


– Тс-с! – Боцман прикладывает грязный палец к белым потрескавшимся губам.
– Почему? – в трехтысячный раз интересуется Пингвин.
– Она услышит, – следует многозначительный ответ Боцмана, и всё вокруг умолкает. Больше не скрипят реи, и рваный парус не хлопает на ветру прохудившимися заплатами. 
Пингвин закрывает глазки и прикладывает перламутровую раковину к отверстию уха, чтобы вновь услышать ток собственной крови – хоть что-то услышать в этой беспощадной остывшей тишине. Боцман напрягает мышцы шеи и зачем-то всматривается в капли серого воска, затвердевшие на крышке старого сундука. Словно их нагромождение может подсказать, что дальше.
Молчание нельзя нарушать. Гнев шхуны может быть страшен. В прошлый раз, когда тишина так же остывала и издевалась над слухом, исчез, растворился в сиреневой дымке слепой бандурист. А ведь он был старожилом шхуны «Потерянная страна».
– Невесело теперь будет нам синими ночами без музыки, – говорили  фантомы, вздыхая украдкой.
– Тс-с! – предостерегал их всезнающий Боцман.
Пингвин вечно прячется за его широкой спиной. Под защитой Боцмана можно меньше бояться. И всегда есть кого винить, если случалось что-то страшное. Например, когда шхуна, упрямо пренебрегая приказами штурвала, подбирается на головокружительно близкое расстояние к гигантскому грибу Медузы. Там летающие пульсары ослепляют. Пингвин накрепко зажмуривается не от их жестокого света – от своего панического страха.
Но по-настоящему безмерно страшно Пингвину становится лишь когда Боцман впадает в оцепенение. Тогда некому улавливать малейшие изменения в настроении «Потерянной страны». А она, коварная, зная об этом, пугает – то громкими стонами из трюмов, то резким внезапным погружением в черные воды океана. 
К тому же Пингвин сильно боится отражения фантома в водной глади. В отражении происходили истинные чудеса. Можно увидеть мгновения жизни «Страны» еще до того, как она стала фантомом. И тех, кто тогда обитал на этой палубе, еще целой и чистой, старательно выдраенной веселыми матросиками, под этими парусами, когда они еще имели цвет и форму. Под этими исполинскими мачтами, когда они еще возвышались в полный рост, а не торчали пучками  черных трухлявых щеп. Полнокровные, они  смеялись, подставив загорелые лица солнцу. Пингвину всегда невыносимо видеть их счастливые глаза. Поистине, человеческие улыбки – самое страшное в Утренней сфере. Люди, глупые парадоксальные люди! Вместо того, чтобы спасаться, держась подальше от океана, они придумали морские прогулки.
– Выглядят они по-идиотски, – жалуется Пингвин Боцману при попытке объяснить причины своей странноватой боязни увидеть отражение шхуны.
– Посмотри на себя, – угрюмо критикует его Боцман. – Тупой Пингвин! Тебе-то страшиться нечего, если не разгневаешь «Страну» и она не сбросит тебя прямо в пасть Медузе. Ты давно и не раз подох, а все равно, как нервная старуха, носишься с дырявой раковиной и млеешь от сумрачных миражей. Стыдно, приятель, не будь я тоже фантомом!

   Фантом «Потерянная страна» часто проплывает сразу над тремя морями. Боцману нравятся такие шутки. Они развлекают. Можно одновременно созерцать разные берега один над другим – амфитеатром.
Нижний ярус – оранжевый – с рыжей песчаной отмелью, с приземистыми хижинами рыбачьего поселка, с лодками и выбросившимся на пляж погибающим китом. Средний – синий – с блестящими каменными скалами, лагуной, окруженной темным лесом, и альбатросом, дружески протянувшим крыло к волне. Верхний ярус – белый. Там неясно, где кончается белое море и начинается выбравшаяся из него белая пустыня. А всё из-за белого солнца. И ничего здесь не поделать – неумолимо белая, вся в ослепительных искрах полоса, и больше ничего.
Никогда Боцману не придет в голову просить «Страну» пристать к этому белому безумию, словно к раскаленной жаровне. Лучше он попросит ее уйти в белое небо, где летают стаи крылатых сирен. Можно будет услышать их сладкие голоса. И это пустяки, что поначалу от них болят уши. Зато потом забывается все-все. Дорого бы заплатил Боцман за забвение. Ведь он, будь проклята эта дырявая посудина, помнит все, что было и что будет в его (или в чужой?) никчемной жизни. Зачем дана ему эта память? Узники ничего не помнят, и Пингвин мало что помнит, и почти счастлив в своем фантомном существовании. Правда, вздрагивает от каждого вздоха ветра. И другие тоже… А Боцман, наверное, обречен вечно смаковать подробности болезненного перехода в Утреннюю сферу, где у малых фантомов есть единственный бог – большой фантом, где главенствует Медуза, манящая и карающая забвением.
– Бай! Бай! – позвал Боцман. 
Большая кошачья морда появилась из-за борта плывущей в серых облаках «Страны». Розовый, в зеленоватую полоску, пушистый зверь, всем кроме острых маленьких рожек на лбу похожий на сильно увеличенного в размерах котенка, мягко перевалился через леер и разлегся на грязной палубе. Громкое урчание привело в ужас распутывавшего сети Пингвина, и он спрятался за почерневшим от гнили обломком грот-мачты.
– Где ты болтался, Бай? – Боцман ласково дотронулся до огромной мягкой  лапы  котенка-гиганта.
– На острове Красного дождя, – едва различимо проурчал Бай и принялся лизать серым языком гибкий гремучий, как у гюрзы, кончик своего хвоста.
– Там есть обращенные? – озаботился Боцман.
– Пор-ра туда, фр-ррр…
– «Страна»! – крикнул Боцман, и его голос ударился в повисшее рваное полотнище бизань-паруса. – Нужно следовать за Баем. Он, похоже, нашел обращенных. Свежих, еще наполненных сгустками энергии.
Шхуна застонала в ответ, шевельнув иссохшими бортами. Шпангоуты затрещали и заскрипели. Поворот дался ей трудно. Все время маневра Боцман сжимал в руках обломок штурвала и шепотом молился, чтобы легкомысленный Бай не сбился с пути и опять нашел заветный остров.
Кончик хвоста Бая вибрирующей погремушкой  плыл перед бушпритом шхуны, порой загибался, как палец, словно подзывая.
Теперь у Боцмана и «Потерянной  страны» была цель. Но они ничего не знали об Аоре.
– «Страна»… «Страна»… – бормотал Боцман, поглаживая трухлявое дерево мачты. – Только, прошу, не пожирай этот остров. Не жадничай. Нужно лишь снять с него обращенных, чтобы пополнить запасы энергии в твоих трюмах. А остров пусть остается где-то на грани сфер. 
Шхуна презрительно хлопнула парусом по реям.
– Хочешь принять решение без посторонней помощи? – догадался Боцман. – Хорошо, не стану тебе мешать. Да поможет нам Адмирал!

Сумерки заплетали вокруг шхуны снопы зеленых искр. Боцман  наслаждался этим единственным весельем на пути к острову Красного дождя.
Он предчувствовал, что скоро начнется охота, и тогда будет не до созерцания зеленых искр и не до медитации с погружением в ласковый сумрак.
И он все еще ничего не знал об Аоре.

А дождь действительно оказался красным. Тяжелые плотные капли жгли кожу. Боцман укрылся от них под парусом. К нему с визгом присоединился Пингвин. Он прижался к его ноге, дрожа и причитая: «Кровь обращенных, кровь обращенных». Парус защищал их недолго. Ткань быстро пропиталась дождем, и став темно-алой, беспощадно повисла. Прятаться под ней было уже бессмысленно – с паруса стекали струи обжигающей жидкости. Боцман потащил Пингвина к трюму. Тот слабо и бестолково упирался. Они  спустились на несколько ступенек и остались стоять на трапе, прикрыв над собой крышку трюма.
– Не закрывай, не закрывай, – скулил Пингвин и весь трясся от страха.
– Не бойся, – ответил Боцман. – Узники далеко внизу, они нас не тронут.
Через приоткрытую крышку Боцман видел сумерки. Они таяли, словно их смывал красный дождь.
– Как же мы будем охотиться на свежеобращенных? – ныл Пингвин. – Зря мы сюда приперлись! Красный дождь не страшен им – у них нет кожи, а нам страшен. Как больно!
– Радуйся, глупыш, что ты еще что-то чувствуешь, – шептал ему Боцман. –  Значит, сфера не отторгает «Потерянную страну» и нас вместе с ней. И мы остаемся фантомами высшего порядка, несмотря на все совершённые переходы.
Пингвин вцепился в плечо Боцмана и завизжал:
– Не говори о переходах. О! Я не вынесу этого! Зачем ты хочешь разрушить мой покой? Я благодарю сферу за то, что не помню пути.
– Хорошо, не буду, – успокоил его Боцман. – Ты совершенно прав, что не желаешь этого знать. Только отпусти меня, не то мы оба свалимся вниз, к узникам. 
Пингвин и думать не думал об Аоре, предоставив догадываться о ней Боцману.

Дождь кончился, как только появилась Аора. Она неслась так быстро, что Боцман не успел разглядеть, плыла она или бежала по воде.
Аора легко перемахнула через борт задремавшей шхуны, а следом тяжеловесно хлюпнул на гнилые палубные доски целый веер брызг.
– Кто опекает этот фантом? – строго спросила она детским голосом, сложив маленькие лиловые крылышки за плечами, а тонкие полупрозрачные руки – на груди. 
Боцман с опаской высунулся из трюма. 
– Иди-ка сюда. Побеседуем. 
Аора сбросила мокрую белую накидку и уселась на сундуке, поджав под себя длинные босые ноги.
Боцман неторопливо вышел. За ним вскарабкался на палубу насмерть перепуганный  Пингвин.
– Я – смотритель этого острова. Ты – смотритель этой шхуны. Мы – враги. Ты вышел на охоту, – весело произнесла Аора и тихо засмеялась.
– А что мне еще делать? В этой сфере нет ничего, кроме охоты, – угрюмо ответил Боцман.
– Можно охотиться в другом месте. – Аора внимательно рассматривала свои изящные коготки.
– Почему?
– Потому что я здесь хозяйка.
– Слишком резва для фантома, – пробурчал Боцман и приготовился отразить удар. 
Но Аора только хмыкнула и небрежно бросила ему:
– Я фантом, напичканный энергией. Ее здесь хоть отбавляй.
– Не хочешь поделиться? Впрочем, я возьму сам то, что мне нужно.
– Не советую.
– Почему?
– Ты видел этот дождь? 
– На собственной шкуре чувствовал.
– Красная энергия. Война. Там идет война. Мои обращенные – жертвы войны.
Боцман отшатнулся:
– Ты питаешься энергией войны?
– Захочешь из добычи снова превратиться в фантом, рискнешь. – Она опять засмеялась.
– Но… ты останешься…
– Что ж, мне неплохо. На острове есть пещера. Она надежно защищает от дождя. Впрочем, он бывает только когда прибывают новые обращенные.
– И много их было на этот раз?
– Толпа! Злые, полные ненависти энергетические пучки. Прелесть! Пища для гурманов. Я едва не лопнула.
Боцман поморщился. Аора пристально посмотрела ему в глаза. От ее взгляда ему стало не по себе.
– У тебя глаза белые, – пробормотал он.
– Не бойся. Я не растаю на этой палубе. Во всяком случае, не сейчас. Фантомы с таким видом энергии обладают  высокой устойчивостью вещества. Мы – то, что мы едим.  
Аора запрокинула голову и громко захохотала. Ее лиловые волосы зашевелились вокруг головы, словно стремились отделиться и уплыть куда-то в небо.
Боцман, взглянув на нее, застыл, как зачарованный. Пингвин вывел его из оцепенения, дернув за рукав:
– Спроси ее об энергии для нас. Вымоли хоть капельку чистой энергии для меня и «Страны», – заплакал он. 
Аора вдруг перестала смеяться:
– Чистой тут нет и не будет. Могу угостить обращенными воинами с моего острова. Но учтите, после этого ничего иного вам уже не захочется. Война – такая заразная штука. Она легко проникает из сферы в сферу. Кочевая сука! И мгновенно впитывается в каждый базон любого фантома.
– Ты понимаешь, для чего им война?
– Представь себе, что ты хочешь отобрать у меня энергию до полного моего распада. Не потому, что я могу насытить тебя, а потому, что тебе не нравятся мои ноги. Или ты завидуешь мне из-за чудесного лилового оттенка моего тела. Представил?
– Боюсь, у тебя слишком примитивное представление об их войне, – печально ухмыльнулся Боцман. – Видно, что ты рождена фантомом. А я фантом из обращенных. К тому же, я все помню…
– Ты помнишь?! 
Аора сверкнула прозрачными хрусталиками зрачков. И Боцману показалось, что она еле сдерживает приступ гнева.
– Да, я помню все! – с вызовом ответил Боцман. 
Пингвин за его спиной тоненько заскулил.
– В таком случае у тебя есть все шансы стать вездесущим. Интересуешься?
Боцман почувствовал, как с новой силой затрясся Пингвин, стоило Аоре произнести слово «вездесущий».
– К чему мне это? – буркнул Боцман.
– Не спеши отказываться. Будешь бродить между сферами, собирать дань, сможешь осязать и чувствовать запахи. Чем плохо? Мне говорили, что это может быть чрезвычайно приятно. А в Вечерней сфере, возможно, станешь правителем. Для чего-то же тебе оставлена память? Соглашайся. И я дам тебе вдоволь насытиться энергией смерти. 
Аора резко приблизила к нему свое бледное лицо. Боцман невольно отпрянул. Она опять захохотала, зашевелив волосами.
– Ты забавный! Брезгуешь? Не хочется замарать себя грязной пищей. Видно, память мешает. Предпочитаешь прозябать в услужении у большого фантома? 
– Быть может,  я предпочел бы стать одним из провидцев, – схитрил он.
Аора уронила свою улыбку с сиреневатых губ:
– Провидцы, конечно, самые свободные из нас. 
– Я бы не возвращался сюда. Лучше война, чем ничего. Войну можно прекратить.
– Это не дано знать даже провидцам.
– Дано. Все дело в человеческой смерти.
– Люди боятся смерти. Провидцы, перевоплотившиеся в людей, – тоже. И ты боялся бы подобно заурядному и ничтожному человечку. Провидцам  предначертано умирать лютой смертью…
– В том числе на войне, – подхватил Боцман. – Знаю. Мне открыла это «Потерянная страна». У нее тоже сохранились обрывки памяти. И ей тоже порой охота поболтать с кем-нибудь. Она как-то сказала, что все войны начинаются со споров вездесущего и провидца. Но у провидца никогда нет шанса победить в Вечерней сфере.
– Так вот зачем людям война! Чтобы истреблять провидцев! – догадалась Аора с мрачной радостью. 
– Думаю, они ничего не знают о существовании провидцев. Больше того, они не подозревают о существовании Утренней сферы. И до вездесущих им, похоже, нет дела.
– Тогда зачем?
Боцман пожал плечами и похлопал Пингвина по круглой плюшевой макушке.
– Не бойся, видишь, она больше не сердится.
– Она так страшно смеется, – в ужасе прошептал Пингвин.
– Ладно, фантомы! Даю вам время до большой шаровой молнии. Я придержу своих обращенных. Вы сможете поохотиться на бродяг. Эти неприкаянные водятся повсюду. Есть они и здесь. Дождь начнется снова, как только я уйду. (Я трачу слишком много сил, чтобы сдерживать его.) Но это уже ваши проблемы.
Она оторвалась от палубы, стремительно метнулась в лиловые клубы тумана и мгновенно скрылась из виду. И действительно, тотчас закапал красный жгучий дождь. Пингвин заплакал. А Боцман достал из сундука свой непромокаемый плащ и накрылся им с головой.
– Узники «Потерянной страны»! – вскричал он. – Объявляю охоту! Нам дали время до большой шаровой молнии. Будьте внимательны, не пропустите ее появления. И не забывайте о чертовски изголодавшейся  утробе шхуны!

***
Маленькие и побольше шаровые молнии были повсюду. Они  постоянно попадались под ноги, ударялись невесомо, как мыльные пузыри, в грудь и голову и взрывались разноцветными искрами или просто исчезали бесследно. Пульсары назойливо слепили.
Боцман шел по острову, и бранясь на все лады, тащил за собой ослабевшего до полусмерти Пингвина. Им во что бы то ни стало нужно найти сегодня добычу, чтобы насытить вдоволь себя и «Потерянную страну». Иначе многим узникам не миновать ее гнева, не миновать медленного удушения в кольцах щупалец Медузы или такого же медленного и мучительного растворения ядом ее адского гриба.

***
Вязкая субстанция времени... Каждая секунда тужится, выдавливая из себя следующую. А та, едва родившись, полнится слизью брани, слюны и семенной жидкости, чтобы тоже исторгнуть на волю своего двойника. Куда деваются те, что опустошили себя?.. Остаются в памяти ореховыми скорлупками и лопнувшими воздушными шарами?..
– Перепутал... Все-таки перепутал... – бормотал Боцман, медленно приходя в себя. – Вкусил запретного. Кто я теперь? Вездесущий? Провидец?
– Ты откуда такой окровавленный, брат? – послышался насмешливый шепот. 
Голос был хриплым, расщепленным, будто звук исходил из нескольких горл сразу.
– Оттуда, – ответил Боцман и поднял свою стотонную руку, чтобы убрать с лица капюшон. 
Вид безмятежно голубого неба подтвердил его догадку – он в Вечерней сфере и вокруг люди.
Люди копошились вокруг него. Отягощенные вечными заботами люди… Эти были цвета хаки. Они сновали туда-сюда, перенося стонущих и кричащих раненых. Один с непокрытой головой прошел совсем близко. С выражением лица счетовода он нес под мышкой чью-то оторванную руку со скрюченными желтыми пальцами. Боцман проводил его глазами. Оказалось, невдалеке уже собралась целая горка оторванных конечностей. Их складывали под большим толстым деревом. 
Дерево под обстрелом почти начисто лишилось ветвей и стояло черным обелиском. Совсем как деревья в Утренней сфере. Боцман  вдруг затосковал по дереву, полуживому-полумертвому, потерявшему навсегда радость и покой. Испуг, боль и беспомощность угадывались в изломе его ствола. 
Несколько слезинок смочили корку запекшейся крови, покрывавшую щеки Боцмана. Чужая обильная кровь – на лице, на руках, на плаще – единственное, что еще соединяло его с Утренней сферой, где остался Пингвин, «Потерянная страна» и Аора. «Теперь ты рад? – услышал он в своей голове насмешливый голос Аоры. – У тебя есть война. Познай ее. Воюй, завоевывай, поставляй мне пищу. Буду ждать на Острове Красного дождя».