«Свет чужих четверостиший или новая степень свободы», рецензия

 Дни удивительны

и ночи удивительны

и жизнь приятна.

Гертруда Стайн

 

 

                                    Мы просто вводим в уравнение

слово «может быть»,

а «может быть» вызывает привыкание

 больше всего прочего.

Сопольски

 

Одна на всех и каждому – своя

Торгует права истощенным телом.

Ирина Иванченко

 

 

Иванченко, Ирина. Река Снов: книга стихотворений / Ирина Иванченко. – К.: «Українськийписьменник», 2016. – 107 с.

 

Самыми популярными в наше время становятся художественные произведения, через которые красной нитью проходит своеобразный отказ автора от статического изучения каких-либо явлений. Особенно если прослеживается тенденция анализировать жизненный контент в развитии. Высший пилотаж – описывать его динамически, оставляя возможности изучения человека (автора и зрителя) не отделенными от жизни, а включенными в контекст водоворота событийности.

Книга стихов Ирины Иванченко «Река Снов» не есть образцом для того, чтобы, раскладывая ее на отдельные части, поучать поэтов и писателей анализировать жизненный контент с помощью творчества. Наоборот, эта книга  претендует на то, чтобы анализировать личность самого автора через контекст жизненных ситуаций, заложенных в основу презентованных стихотворений. Думаю, не все рискнут подвергнуться личностному разбору вместо анализа творчества... Особенно если будет говориться о таких индивидуально-интимных вещах, как степень авторской личностной свободы.

 

…но сколько ни пиши с натуры, –

нет совершеннее скульптуры,

чем вишня под моим окном.

 

Так узнаваемы изгибы,

как будто к цельности спеша,

не расслоилась, не погибла,

а стала деревом душа.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», без названия)

 

При этом необходимо упомянуть, что неструктурированность и интеграция персонифицированных креативных всплесков архитектоники личностного пространства самого автора особенно ценится, если мы затрагиваем  реминесценции и тотемы, которые позволяют выстроить личностное пространство борьбы за свободу творчества и жизненные возможности.

 

Спасибо, боль.

Спасибо за труды,

за продолженье и преображенье,

за то, что из оттаявшей воды

опять мое пробьется отраженье…

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», без названия)

 

Однако любая персональная архитектоника требует определенной виртуозности в передаче идеи и наличия мотивации для того, чтобы поэт был в состоянии в полной мере донести свои задумки до зрителя через свой взгляд на мир, отраженный в текстах и словах. Неструктурированность идеи в любом художественном образе гарантирует качественное изложение материала, который предоставляет возможность реципиенту совместить личностный и общий миры, сосуществующие в противоречивом взаимодействии.

 

Какого бога ныне умолю

о милости, чужому небу внемля,

за то, что одинаково люблю

и чувствую и ту, и эту землю?

 

((Ирина Иванченко, «Река Снов», «Тмутаракань»)

 

 

Поэт всегда балансирует на стыке граней прошлого-настоящего-будущего. И это понятно, поскольку поэзия никогда не существует в отрыве от жизни – будь то воспоминания, описание настоящего или фантомы будущих событий.

 

А решишься бежать – не горюй

                                          о потерянном фарте:

столько жизней в запасе у нас, сколько точек

                                                              на карте.

Это снится, что здесь, будто райская яблоня,

                                                                  осень,

а в соседней Вселенной найдешь городишко

посносней…

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Это Седнев»)

 

 

При этом в основе творчества Ирины Иванченко не лежит задача «насыпать соли на свою жизненную рану» или страдать ради самого процесса страдания – ее творчеству присущи только истинные чувства, светлые, проникнутые лиризмом, поднимающие дух самопознания и самосознания.

 

То ли  тесно меж людьми,

то ли мы родимся позже,

то ли маятник любви

покачнется в нашу пользу…

 

Смерть краснеет на юру,

жизнью поймана с поличным.

Говорю себе привычно –

я сегодня не умру.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», без названия)

 

 

Не скрою, книгой Ирины Иванченко я зачиталась и переложила ее поближе к месту релаксации и подальше от рабочего места. На мой вкус, в случае, не совпадающем с тем тоном, который задает своему творчеству автор, результатом может стать следующее: можно случайно заскочить на эскалатор, ведущий к отрицанию всего, что касается жизни. Ведь рефлексии Ирины Иванченко о прошлом в настоящем выписаны так, что каждый из ее читателей укрепляет восприятие будущего.

Мы все – притоки. С ночи до утра

перетекаем, увлажняя недра,

за пазухой у вещего Днепра,

за день пути впадающего в небо.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Речка Совка»)

 

Лютует век. Невмоготу дышать,

но вспоминаю, подавляя ропот, –

не замерзает Совка. И душа

у малых рек перенимает опыт.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Речка Совка»)

 

 

Ирина Иванченко своим мастерством подтверждает точность тезиса о  визуальном языке мастера, который в первую очередь отражает личность самого поэта. И в данном случае есть все основания для того, чтобы говорить – автор взвалил на себя серьезную по смысловой нагрузке человеческую и личностную ношу. Хотя сама Ирина, я думаю, не определит это как нóшу. Скорее как… Жизнь, Судьбу, Предназначение, Служение людям и Поэзии.

 

Одним – лечить, другим – душой болеть

о тех, кто неустроен, слаб и светел.

А мой удел – досматривать, жалеть,

ходить за снегом в час его последний.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Последний снег»)

 

Так сними доспехи в пахотный день.

Сколько мне одной о земле радеть?

Живота не щади, любя,

в День защиты людей от других людей

и самих себя.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «День защиты людей»)

 

Логическим финалом ее размышлений есть определенная структура и содержание, взгляд поэта на мир, сфокусированный на особенностях жизни через сознание и подсознание. Мое любимое стихотворение из сборника «Река Снов» презентует личностные знания о мире и составляет ту визуальную мозаику, которая опосредована эмпирикой и индивидуально-психологическими особенностями  автора.

 

Созвучны мне наречия твои:

то нараспев живу я, то на ощупь.

С недавних пор из азбуки любви

я выбираю буковки попроще.

 

Я выбираю в азбуке азы:

ни бури вслух, ни чувственной грозы,

ни ссоры с исступленным примиреньем.

 

Но шум дождя живет в стихотворенье,

как лето – в нитке сочной бирюзы.

 

И я созвучна музыке любой,

где щедро, без утайки проявляет

характер свой несдержанный любовь.

И пусть местами в лад не попадает –

не подменяет музыку собой.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Словарь, 1»)

 

Ирина Иванченко не скрывает от слушателя, читателя и реципиента свой опыт, определивший те фильтры, через которые она созерцает мир. Ведь у каждого человека своя мозаика мира, окрашенная субъективным восприятием каждого момента проживания. У писателя своя, у читателя – своя. И автору интересно, я думаю, как воспринимаются его стихи читателями.

Хотя можно поспорить о том, а нужно ли автору знать, как смотрит на мир тот или иной реципиент или поклонник. Ведь многие из них имеют ярко выраженную полюсность в своем восприятии мира, которое, к тому же, может быть, уж извините за откровенность, либо разбитое вдребезги, либо малоэффективное. Я не рассчитывала в этой статье вывернуть к теме готовности восприятия искусства реципиентами. Но скажу вот о чем. На мой взгляд, самое трудное для читателя – это признаться себе самому, что за своей непривлекательной картинкой скрываются бессознательные аллюзии субъективной опасности мира. Поэтому рискну предположить, что стихи Ирины Иванченко для кого-то как проходные коридоры жизни или  прорыв в стагнирующем мире.

 

Где тот, кому без искаженья

перескажу, когда пойму,

сближенье слов, стихослуженье,

все, что предшествует ему?

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», без названия)

 

На мутное время негоже и стыдно пенять –

ходи по воде, и пускай причисляют к блаженным.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Иордан»)

 

 

 

В чем суть эмоций реципиента, воспринимающего текст? В том, что он с легкостью квалифицирует знакомые образы как узнаваемые. Это как фраза – «мы с тобой одной крови – ты и я». Ведь картина мира устроена так,  что информация, которая хранится в нашей памяти в нестрогой форме и схематично, сразу же сигнализирует – это наше, это так близко и родственно  нашему пониманию жизни.

 

Опусти оружие, – говорю, –

и отпустит тебя война.

Без тебя не управимся – на корню

урожайные времена.

 

А иначе нам не испить дождей,

поминальный мед пригубя

за любовь людей, за других людей,

за самих себя.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «День защиты людей»)

 

 

Ирина Иванченко следит за жизнью не в отстраненной манере, она активна – активна в жизни  и в творчестве, и читатели с помощью ее художественно-натренированного взгляда проходят через все этапы одержимости идеей увидеть то, что видит она, накапливая событийность и сложные образные связи так, будто проверяют личность поэтессы на степень конгруэнтности с собой и собственной картиной мира. Этот своеобразный поиск тождества дает возможность каждому найти себя самого через рефлексию поэзий от своего Мастера.

 

Пока не истончился грифель,

пока остры карандаши,

дай в пару мне мужскую рифму

для слова, тела и души.

 

Пока не повзрослела пашня,

не выжжен лес, не топтан луг,

дай пару мне – в одной упряжке

тянуть многостраничный плуг.

 

Так, чтоб сплелось, и говорилось,

и грифель не мельчал в кости,

дай пару, Господи, на вырост –

друг друга не перерасти.

 

Тяну-вытягиваю строки,

а прочитать вдвойне больней.

Как будто кто-то одинокий

вот также просит обо мне.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Молитва»)

 

Ирина Иванченко в своих стихах отсылает к мифическим корням Тмутаракани и Иордана, культуре степняков и тотемам воды, не прибегая к методам современного абсурдизма и зарождая своими рифмами некую химию между своими образами и зрителями. При этой атмосфере почти интимности и ма̀стерской реминисценции, создаваемой поэтом, тускнеет определенная банальность жизни.

 

 

Он внятен – гул утерянных веков.

Поет домбра в скоплении народа

про славные походы степняков,

славян ошеломленные походы.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Тмутаракань»)

 

 

Чи є вона,безпечнавідстань

Віднебуття до укриття?

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Голоси»)

 

Свет чужих четверостиший,

приглашение к письму…

Стол, в который не напишут,

не ответит никому.

 

Что я знаю в настоящем,

вспомню что, когда умру?

Свод кирпичный, свет слепящий,

стол, стоящий на ветру.

 

Жизнь уйдет, и дверь не скрипнет.

Стол придвинется бочком

с тем же изумленным всхлипом

под взволнованным смычком.

 

(Ирина Иванченко, «Река Снов», «Стол»)

 

 

С этой точки зрения стихи Ирины Иванченко больше, чем что-либо, подходят на роль указателя, который предоставляет реципиенту возможность усвоить нечто значимое и определяемое как родственно-духовное, получить новую степень свободы, уменьшить переживания относительно раздробленного и неэффективного взгляда на мир. Отойдя от шаблонных оценок, можно сравнить стихи Ирины с настоящим оммажем, который филигранно срежиссирован и обрисован с помощью слов, выстроенных в рифмы. Здесь угадываются характерные личностныеособенности самого автора, ее порывы навстречу людям и желание познавать мир других – это факторы творческой зрелости и новой степени свободы, которым автор учит своих почитателей.

Никаких «может быть» и «быть может» к ее уравнению жизненного пространства не хочется добавить… Поэтому ее поэзия не вызывает привыкания, несмотря на то, что книга может быть переложена поближе к Душе.