«Високосный дневник», повесть

– Я знаю, что они у меня наивные.

– А мне они показались простыми и искренними,  – возразил Борис.

Она поняла, что краснеет, и  поспешила переменить тему.

– У вас пуговица на манжете отлетела. – Ее голос звучал совсем тихо.

– Точно, отлетела. – Борис поднял руку. Рука была большая, смуглая. – Я и не заметил. Ладно, с распределением твоим поможем. А теперь мой совет: не оставляй жениха надолго – могут увести.

– Какого жениха?

– Который, как тень, за тобой ходит и в рот заглядывает.

– Юрика?

– Теперь я знаю, как его зовут.

– И совсем он не мой жених. Вообще он моей подруге Женьке нравится. Мы учились вместе. Так, друг просто.

– Друг? – Борис не смог скрыть улыбки.

– А почему вы спрашиваете? –  осмелела Юлька.

Всякое упоминание о Юрике действовало на нее раздражающе.

– Из простого любопытства. Или в силу привычки.

Он спустился на несколько ступенек, потом, резко обернувшись, сказал:

– Глаза у меня разные после травмы. Это на всякий случай – многие интересуются.

6

Уже не так часто, как раньше, упоминается в газетах и по радио газопровод Уренгой–Помары–Ужгород. Ни этот газопровод, ни нефтепровод «Дружба», еще раньше успевший навязнуть в зубах дикторов, не волновали Юльку. Она также осталась равнодушной к войне между Аргентиной и Англией за Фолклендские острова. А вот к «железной леди» Маргарет Тэтчер относилась с симпатией. Ей нравилось благородство и сила англичанки. И ее неукротимая вера в себя.

7

Когда Юлька была совсем маленькой, она попала в Оперный театр. Случайно. Из Сибири  к маме приехала ее двоюродная сестра тетя Маша. Тетю-гостью водили по Одессе, показывали достопримечательности. Купили билеты в Театр оперы и балета, где сами никогда раньше не были. В тот вечер Юльку оставить было не с кем и ее взяли с собой. Она была спокойной девочкой, с ней можно было даже в космическое путешествие отправляться. Спектакль заворожил Юльку – шла опера «Иоланта». В антракте она подошла к сцене и весь второй акт простояла по стойке «смирно» за спиной дирижера. После окончания спектакля Юльку долго не могли сдвинуть с места – она никак не хотела перестать любоваться золотым занавесом. Маму подозвал один из музыкантов и подарил для Юльки старинный дореволюционный клавир. «Если ей понравилась опера, то это на всю жизнь», – сказал он, подавая из оркестровой ямы ноты в красивом переплете. Его самого Юлька не видела, а слова запомнила. И ноты хранила. «Собственность издателя Юлия Генриха Циммермана, Москва, Лейпциг, Лондон. 1900 год». Они пахли бабушкиным подполом и старым соседским фортепиано «Берлин», которое старушка Фаня Львовна подарила Юльке. Роскошный подарок так и остался стоять у соседки в комнате. Юльке разрешалось заходить к ней в гости, открывать крышку пианино и гладить пожелтевшие клавиши. Поставить громоздкий инструмент  у себя родители наотрез отказались. Папа недовольно пробурчал, что комната у них отнюдь не резиновая.  Потом Фаня Львовна умерла, а ее сын Сеня продал пианино. Юлька плакала, глядя, как ее пианино грузят в кузов машины, чтобы увезти. Мама сказала: «Слава богу, избавились от этой рухляди». Пианино уехало навсегда, а ноты цыганского романса Бородина на слова Апухтина «Нет, не клянись!», посвященного Анастасии Дмитриевне Вяльцевой, остались.

Ни ТЮЗа, ни цирка для Юльки не существовало. Она ходила только в Оперный театр, где любила сидеть в ложе, неторопливо рассматривая зрителей в партере и музыкантов  в оркестровой яме. В такие минуты она чувствовала себя королевой на троне. Даже когда партер оказывался почти пустым, она продолжала чувствовать себя королевой, но уже не на троне, а на эшафоте. Сегодня театр был пуст. А ведь шла «Иоланта» с народным артистом Николаем Огреничем в роли Герцога. В партере Юлька насчитала всего полтора десятка зрителей. «Наверное, – пронеслось в ее голове, – неимоверно трудно петь при пустом зале и кланяться, не слыша грома аплодисментов».