«Поздние времена»

3.

 

Нарисуй мне истерику женского взгляда

в холостяцком приюте,

где девять ступенек,

и живой парикмахер с газетой напротив,

и холодный кофе на третьи сутки.

Нарисуй мне жилплощадь на новоммассиве,

лучезарных строителей и бегемотов,

на груди нарисуй одуванчик и шляпу.

Нарисуй, как бы кто-то кого-то обидел,

и свидетеля, девочку в черных ресницах,

огорченную, даже без куклы и неба...

Может это не надо — всего лишь ладошку

там, внутри кулачка, где темно и несчастно.

Нарисуй еще тени, но белою краской

и на белой бумаге, как будто их нет,или вышла ошибка.

Ведь никто никого никогда не встречает.

Только здесь, понарошку, пока ты рисуешь.

Порисуй еще сколько-нибудь на прощанье,

ведь мы курим с тобою одни сигареты.

 

4.Признание

 

Человек, напомнивший о тебе,

предлагает выйти в открытый космос,

приближая рюмку к губе,

как свирель. Вскидывая голову, космы

придают значенье рукам.

Дирижер выпивает сам.

Из картонных скрипок, бумажных труб

оркестранты выдавливают звук, как сок                  

из лимона в чай. И горит висок                              

от нажатой клавиши — выстрел груб.

Безмятежность чаек, стряхнув со скал,         

Дирижер заказывает вокал.

 

От шампанских вин до шампанских вин —

пережиток повести “Ой, ля ля”.                               

Дон Кихот, Мюнхгаузен, Насреддин                

открывают космос, как счет с нуля.                       

Под торжественный аплодисмент

дирижер уловил момент

 

и шепнул не имя, скорей число,                             

предлагая множить, затем делить                         

на остаток, а дробь цедить                            

барабанам в такт, чтоб тебе назло       

оркестранты выпили в твою честь.        

Дирижер открывает месть,

 

как антракт, раскланиваясь ночам,

из которых вырос, как из терпенья,

потому, расставление ударений

по плечу лингвистам и палачам.

Дирижер наносит на нотный стан

 

плечи, талию, ускользанье.                             

Его ноты — только лишь подражанье,            

даже, если вмешивается орган,                   

расправляя  звуки, как полотно.            

Дирижер беспомощен все равно.

 

Человек, какой бы он ни был — повод,        

чтоб, забывшись, проститься снова.

 

 

5.Механический полдень

 

Механический полдень.

Язвительный кинематограф.

Хочешь выпить — придумай велосипед.

Твоя женщина из красок предпочитает

           охру.

В пожилом серванте задумчивый пистолет

с орнаментом на рукоятке

играет в прятки

с телефонной книгой, где комбинации цифр

намекают о долгих гудках, а потом “алло”

на другом континенте, приветливо,

как в эфир

звучит утешительное вранье,

из которого следует, что опять

ты набрал не восемь, а пять.