«Матушка Королева»

* * *

Ну и, пожалуй, чтоб решить

Вопрос с Гомером, –

Мне день придется завершить

Тем же размером.

Сегодня ярмарка была.

И книжки, книжки...

И население села,

Открыв кубышки,

Плетется, как наперечет,

Несет корзинки.

И денежный ручей течет

На нашем рынке...

Там веселится стар и млад,

Любые классы –

Томаты, яблоки, салат,

Еще колбасы.

Зачем мне ярмарка, скажи...

Зачем мне рынок.

Мои крутые виражи –

Все мимо крынок,

Охапок сладких овощей,

Ветчин, улиток.

Что я ищу среди вещей?

Кольцо и слиток?

Да только книжицу одну,

Цветы Бодлера.

Чтоб голову склонить ко сну,

Чтоб не болела.

Чтоб стало ясно в голове,

Светло и чисто –

Как в лавке, у меня в Москве,

У букиниста.

 

28.01.2017

 

* * *

Матушка королева,

Матушка Матильда,

Милости твои бездонные, 

Ты нас не казни.

И справа, и слева,

И с фронта, и с тыла,

Пешие и конные, –

Всюду они.

Королева белорукая,

Матильда Апрельская,

Стань девушкам опорой,

Дай нить да иглу –

У метро «Белорусская»,

Или «Краснопресненская»,

Или у «Аэропорта»,

Или в другом углу.

Матильда Болдуиновна,

Там, на Холодной улице,

Ждут не дождутся девушки,

Огромное число.

Такие они наивные,

Так о судьбе волнуются,

Что с ними сделается,

Только бы повезло.

Матильда всея Нормандии,

Нежная и любезная,

Вели им раздать иголки,

Нить и тесьму.

Вели вышивать кораблики.

Где воины твои железные

Бьются, как волки,

Один к одному.

Девушки в нежном возрасте,

Себя берегут до пятницы,

Потом все уйдут, поникшие,

Пропащие – как одна.

И нет королевы в воздухе,

Затейницы, голубятницы,

С иголками и нитками,

С рулонами полотна...

 

31.01.2017

* * *

Вверх и вниз по лестнице,

По лестнице, по лестнице.

Вверх и вниз по лестнице,

Туда и сюда.

Я хочу поэзии, 

Поэзии, поэзии.

Я хочу поэзии –

Во всем и всегда.

Мне она мерещится,

Мерещится, мерещится.

Мне она мерещится

В яви и во сне.

Птицею колышется,

Рыбою плещется,

Искрою светится –

На самой глубине.

Все еще обрушится,

Обрушится, обрушится.

Все еще обрушится –

Если не уже.

Но малость обнаружится –  

Та, что не нарушится.

Она горит, не тушится –

Кроха в душе.

 

2.02.2017

 

* * *

Учись, учись, сердечко,

Не петь, не петь, не петь,

Не щебетать, как птичка,

Не согревать, как печка,

Не прыгать, как колечко, –

А только лишь терпеть.

Учись, учись, бедняжка,

Не ключиком бренчать,

Не в темноте светиться,

Не булькать, как баклажка.

А за руку схватиться –

И свет не выключать...

Узнать язык животных,

Прибрежных и болотных,

Летучих и с хвостом...

И снова – лишь терпенье.

Не щелканье, не пенье.

Все прочее – потом.

 

3.02.2017

* * *

То вечереет, то светает.

Теплеет или холодает.

Вот так деревня и жива.

Провинциалы грубоваты.

Черты их странно кривоваты.

И угловата голова.

То дождик, то другая серость.

А как бы я... И с кем тут спелась –

Когда б не серые цвета.

И океан стального тона,

И гавань зрелого бетона,

И гаврских пляжей простота.

Северо-запад, а не сказка.

Неброско. Чуть ли не Небраска.

Хотя моллюски и омар.

Дыши хоть морем, хоть болотом.

Будь умником иль идиотом,

Иль заурядный дуремар.

Чего хотеть-то? Хлеба? Масла?

Гореть, покуда не погасло.

Да не погаснет нипочем.

Я работяга и бездельник.

Я мельница, и я же мельник.

И луч зеленый за плечом.

 

4.02.2017

 

* * *

Попробую вам рассказать недавний неявный сон.

Он взялся меня угрызать, он всюду звенит в унисон

С моей ежедневной тревогой, из колбы лба.

С моей судьбой однорогой. Судьба, судьба.

Там были античные своды и будто бы цепь колонн.

И камни горной породы, и мягкий зеленый склон.

Кругом стоят музыканты, и ветер колюч и лют.

Мундиры и аксельбанты. Военный суровый люд.

И будто бы это порт, и корабль пришел.

Не знаю, что там за черт, что там за стол.

Но все музыканты играют, глаза пусты.

А стол уже вытирают, на нем цветы.

А рядом со мной товарищ, крутой, как у мальчика, лоб.

Он говорит мне: ты знаешь, чей там поставят гроб?

Но мне же не говорили. Я не получала письма.

Да это же гроб Марины. Да ты же знаешь сама.

И гроб этот деревянный – прибыл на корабле.

И час этот окаянный – вот же он на Земле.

И мне мой товарищ бледный, бледней уже не бывать, –

Твой гвоздь, – говорит, – последний. Пришла пора забивать.

Да что ты... Да отчего же. Да нет же, я не могу.

Темно же. Мороз по коже. Промозгло на берегу.

И вижу – раковин гроздья. И музыка – как на дне.

Так где эти ваши гвозди? Последний – давайте мне.

 

5.02.2017

* * *

Пять книжек было у меня.

Пять развеселых книг.

Которые средь бела дня

Читал – пока не сник.

Тогда я взял еще пяток,

Еще романов пять...

Горячих, будто кипяток,

От эдаких ни спать,

Да и соскучиться – никак.

Знай, выжимай педаль,

Листай страницы, трогай знак,

Лети, как птица, вдаль.

А все ж не шло, не шло, не шло.

Какой ни есть роман.

Должно быть, просто не везло.

Фуфло. Туфта. Обман.

Еще пять штук. Еще пяток.

Потом еще пятак.

И снова – как пустой листок.

Да так тебя растак...

Здесь что ж, писали молоком?

Тут тайнопись, скажи?

Мы не слыхали о таком,

Хоть и живем по лжи.

И снова, снова пять томов –

Красивых новых книг.

Как пять прекраснейших холмов –

Передо мной тык в тык...

Уж их, пожалуй, – пятьдесят.

Читаю без любви.

Как жернова, они висят,

Как тени меж людьми.

Да что за книжки – пять и пять.

И тыща. И пятьсот.

А я еще пытаюсь спать –

Среди густых красот...

Вернитесь, книжки, старички,

Вернись, читальный труд, –

И вы, зеленые очки,

И камень-изумруд.

 

10.02.2017

* * *

Когда Александр Моисеич Володин,

Слегка подшофе и как птица, свободен, –

Являлся февральскою ночью тебе, –

Не так уж все было ужасно в судьбе.

Когда он ладошкой своей трудовою

Слегка проводил где-то над головою

И что-то чертил тебе прямо на лбу –

Не стоило больше пенять на судьбу.

Он звал за собой, опрокинуть рюмашку,

Девчонку фабричную, жизнь нараспашку.

Да я и сама оборву телефон –

Пока еще длится, как фон, марафон...

 

Жил-был Александр Моисеич. Как птица.

За нас, идиотов, умел заступиться.

И если февраль настает на Земле –

Пусть полная рюмка встает на столе.

 

10.02.2017

 

* * *

Ни скучно, ни грустно. И есть кому руку подать.

Но эти вопросы-вопросы-вопросы-вопросы...

Их некому всё же, хотя и хотелось, задать.

Все интрамюросы бессильны. И все вестеросы.

Какие истерики, боже. Кругом парики, парики.

Какая тяжелая плотность причесок и грима.

Хитоны эпохи атак илиона и рима.

Там море и озеро, зыбкие чудо-пески.

Какое бессилье во всем и во всех разлито.

Какая беспомощность или беспечность на лицах.

На улицах холод. И козья водица в копытцах.

Ни скучно, ни грустно. И – с нежной бархоткой пальто.

 

13.02.2017

 

* * *

Без песенок моих – пускай взойдет трава.

Усталая, закружится внезапно голова.

Без тайного огня – припрячь, как ересь, речь,

Попробуй от меня хоть что-то уберечь.

Без глупостей моих. Без разнесчастных глаз.

Я не Мария Каллас, но я же тоже класс...

Я прихожу в дома как раз под Новый год,

И я могу сама зажечь твой небосвод.

Без цокота моих укромных ноготков.

Без счета на двоих – простых земных годков.

Без слов: прости меня, мой добрый господин!

Вот с этого-то дня – попробуй быть один.

 

14.02.2017

 

* * *

Троекратные превратности в судьбе.

Как и кренделем завязанные руки...

Ничего и не расскажешь о себе.

Да зачем они, сегодняшние луки...

Несерьезные нелепости детей

Или душные флаконы фимиама.

Отвратительная корка новостей.

Подмосковнейшая мело-мелодрама.

Ожидай своих приемышей, Москва.

Ожидай своих мышей – домой обратно.

Я же знаю – как ты истинно крива.

Как ты горько нас целуешь, троекратно.

 

19.02.2017

 

* * *

Скажи ему – что завтра этот свет

Накроется. И всё. И всем привет.

Скажи, скажи. Он выслушает даже.

Велюровая шкура, нос из замши.

На животе – подвытерся вельвет.

Скажи ему, чтоб вещи собирал.

Чтоб над лошадкой так не замирал.

Чтоб подтянул намордник и ошейник,

Чтобы последний вытащил репейник,

А то ведь сколько уж насобирал.

Скажи ему, что заждалась Москва.

Там сладко все, халва и пахлава.

Скажи, напомни – как живут собаки,

Хоть одиноки все и одинаки,

Нечесаны, немыты, будто яки,

И двигаются толпами во мраке,

В том, где не светят денежные знаки.

Но он тебя и не поймет сперва.

Он утречком привык с колоколами

Вставать – и с неотложными делами

Спешить в ажурный садик городской.

И это тоже – нет, не под запретом.

И утро начинается багетом,

Да им же можно кончить день-деньской.

Скажи ему – что завтра этот свет

Закончится. Какой такой багет...

Уж как-нибудь мы дальше – без багета...

Формата. Аромата. И букета.

Дай бог теперь – посадочный билет.

 

20.02.2017

 

* * *

Нам колдовали – не наколдовали.

Нам нарубили дров в пустом кино.

Но это смерть тарелкина в овале –

А не болконский под бородино.

И ветераны гордые, с гвоздикой,

И внутренне-интимные войска...

Все те, кто жив еще в доныне дикой,

Хотя без хлеба и без молока,

Но есть они. И вот переживают –

Эпические страсти, круговерть.

Но разве смерть чиновника бывает?

Без жизни жизнь была, и смерть – не смерть.

О чем же плакать гордому потомку.

О чем грустить ваганту на Москве...

Он запевает песенку негромку,

Он сочиняет оду, или две.

И слава богу – речь не перестала

И литься, и струиться, и сверкать.

Не вспомнили еще вазир-мухтара,

Ну хоть его не стали окликать...

Да лучше б холстомера задавали...

Да лучше бы иваныильичи.

А эта смерть тарелкина в провале...

Литература, дурочка, молчи.

 

22.02.2017

* * *

Не за что уцепиться.

Не на кого пенять.

Птица уже не птица.

Надо её менять.

Стоит ей вставить когти.

Наглые дать зрачки,

Будто домашней кошке –

Нежные пустячки,

Вздыбить пушок на холке,

Челку чуть начесать...

Синенькие наколки –

Вытравить и стесать.

Не за что уцепиться.

Скользкая полоса.

Птица – она тупица,

Кнопочные глаза.

Тесто уже не тесто.

Масло не масло, нет.

Строчкам сегодня тесно.

Каждая – оппонент.

Птица моя – не птица.

Надо ее унять.

Не за что уцепиться.

Не на кого пенять.

 

26.02.2017

 

* * *

Вот мальчик, он из музыкалки.

И как-то тихо поплыла.

И ни к чему слова, и жалки

Простые школьные дела.

Тетрадки, новенькие книжки,

Любые синяки да шишки.

И шоколадки... Пустяки.

А также окрики, свистки,

Ау-ау, да ты устала.

Что ты сегодня там читала.

Кроссовки. Новый рюкзачок.

Но расширяется зрачок...

Там мальчик был. Прошел, и ладно.

Из музыкалки. Беспощадно

Автобус двери распахнул.

Ах, кто б и нам-то вслед вздохнул...

 

27.02.2017

 

* * *

Когда тебя терплю –

Смешно и откровенно, –

Я так тебя люблю,

Что набухают вены

На мачте корабля...

Где устье, где запястье.

Где небо и земля.

Где счастье и несчастье.

Когда тебя кормлю

Овсянкой и кефиром, –

Я не тебя люблю –

Я управляю миром.

Где тоненькие швы,

Контрольно-следовые,

Невидимы, увы,

Но смотрят, как живые.

Когда тебя люблю –

Как прежде, зло и точно, –

Я крепкую петлю

Затягиваю прочно.

Поверь в мою строку,

Как в старую монету, –

И я еще смогу

Перевернуть планету.

 

28.02.2017

* * *

Нет, все-таки – сойти с ума

С людьми немолодыми...

Во всяком случае, зима –

Мое второе имя.

Я просто чахну по весне

И вымираю летом –

А ведь дитя растет во сне

Невинным, неодетым.

Но я ценю земной закон,

Любые оболочки.

Раз ветер дует из окон –

То теплые чулочки,

Помпон на шапке шерстяной,

Толстенные рейтузы.

Покуда не пришли за мной

Домком и профсоюзы.

Переобуюсь наконец,

Долой носки и боты.

В подметках, тяжких, как свинец, –

Стихи и анекдоты.

Так, только так. Клянусь зимой

И сердцем атеиста.

Под Новый год вернусь домой,

Когда все будет чисто.

 

1.03.2017

 

* * *

Пошли с ребенком на «Вампиров».

Не то чтоб этот мир шекспиров...

Но всё же сказка, хоть на треть.

И мой ребенок-шестилетка,

Мечтательница и кокетка,

Старалась слушать и смотреть.

Довольно бурно и наивно.

Пожалуй, что слегка надрывно.

Ну что поделаешь, Москва.

А я, носитель детской веры

Лишь книжной, я не знаю меры

И не скрываю торжества.

Мы ждем развязки, оба двое.

Оно же все-таки живое,

То человечье существо.

Оно храбрится и робеет.

Оно бодрится, но слабеет...

И магия, и колдовство.

Но мы в семье не так уж дики.

Мы всё читали, а не Вики...

Мы жили, Дракулу любя.

И я ребенку растолкую,

Как обустроить жизнь такую –

Чтоб видеть в зеркале себя.

Да вот уже и в гардеробе,

Мы снова с нею, внучкой, обе.

И между нами – эта нить:

Как можно целовать другого,

Допустим, очень дорогого...

Но чтоб не ранить, не казнить.

А можно ли «туда-обратно»?

А кровь на вкус – скажи, отвратно?

А музыка, а голоса?

И говорили мы, всеядны.

А зрители, всерьез нарядны,

Вовсю таращили глаза.

 

2.03.2017

* * *

От меня никакого толку.

Ну поставишь меня на полку.

А зачем я тебе еще...

У тебя же болит плечо,

У тебя весна на подходе.

Куртка с кепкой не по погоде.

Полуспущено колесо.

Ты не смотришь судьбе в лицо.

От меня никакого толку.

Я не гончая – делать стойку.

Я не вещая – чтоб вещать.

Я не прошлое – чтоб прощать.

Толку нет. Но большие связи.

В моем шкафчике – нет, не мази,

А бальзамы, что кровь зажгут

И погасят, не нужен жгут.

Это так. Никакого толку.

Я немного подправлю челку.

Закажу потоньше очки.

Предпоследние пустячки.

Я на пальце верчу колечко.

Забери, прошу, человечка...

Уж такая на мне печать –

Можешь больше не возвращать.

 

5.03.2017

* * *

Человек, держи человека.

Что тут есть – «Титаник» и льды.

Очень мало теплого света

На краю огромной беды.

Человек, держи человека.

Что тут есть – Везувий, зола.

Лет, наверно, сто – до рассвета.

Миг – до состоянья стекла.

Человек – держи человека.

Что у нас – ГУЛАГ да УФСИН.

Человек – улитка, креветка.

Как же он – один да один...

 

6.03.2017