«9 мая 2014», рассказ

Алексей Семенищев

Вор  входил во двор как-то боком, почесывая вспотевший затылок под грязной восьмиклинкой. Светило яркое солнце и  радостно синело сквозь молодую зелень одесское небо. В неожиданной тишине, повисшей над всегда шумным городом, оглушительно разносилось радостное чириканье воробьёв. В этом районе города вор не был  целую вечность, но именно здесь подвернулось нетрудное «дельце». Во дворе не было ни души. Интересно, куда  подевались старухи и мамы с колясками? Куда исчезли все звуки?  Он не оглох – отчетливо слышал свои шаги. Несколько выживших за зиму собак бесшумно носились по двору, не обращая на вора никакого  внимания.  Сука с обвислыми боками и тоской в глазах подбежала к нему и нахально – так ему показалось – пролаяла:  «Что тебе здесь надо?» В последнюю неделю уличные собаки всё чаще рычали на него, видя в нём конкурента.

Вор  был стар и давно отошёл от воровского промысла,  опустившись на самое дно. Долго сомневался перед тем, как выйти на охоту, но город давно не находился в таком полусонном состоянии. Вор подбросил пятак, который со звоном упал на асфальт. Орел пообещал лёгкую добычу.

Вор подошел к водосточной трубе и  постучал по ней своей грубой ладонью, но труба была забита сухой листвой и не ответила на стук привычным эхом. Старик застыл посреди двора, прислушиваясь к тишине, а затем, решившись,  переступил через невысокий кованый заборчик и попытался снять сетку. Он видел, что пожилые хозяева, загрузив автомобиль  едой и питьем, укатили за город. Хорошо, что они забыли закрыть окно.  Лицо хозяина показалось ему знакомым. За оконной сеткой полосатый жирный кот с насмешкой посмотрел на вора. Нет, он все точно рассчитал, осечки быть не должно.  И какая, к чёрту, разница, знаком он или нет с хозяином этого кота… 

Уже несколько дней подряд жители двора  группами отправлялись  на маёвку. На майские праздники произошло страшное событие, к нему город не был готов. Город оделся в траур и сразу посерел. Улицы опустели. В каждый городской двор пришел страх, поселился в нем и не хотел его покидать. К тому же город никак не мог избавиться от тяжелого угарного газа. Многие жители постарались уехать, раствориться в природе.

Старый вор внезапно почувствовал  всем своим нутром приближение опасности. Гнетуще заныло под ложечкой, что было явным сигналом приближающейся беды. Где же невидимый враг? Вокруг было тихо, только его сердце стучало слишком громко. Сетка не поддавалась, как он ни старался. Тогда он направился в парадное. Несколько ступеней вниз, и он уже около металлической двери. Она, понятное дело,  заперта. Взгляд его скользнул вниз по дверному откосу и задержался на рисунке, который проглядывал из-под облупившейся штукатурки. Рисунок был сделан химическим карандашом на расстоянии чуть больше метра от пола. Чайка с распростёртыми крыльями на фоне скалы, явно нарисованная детской рукой.

Старик поежился. Той ранней весной было очень холодно и дул пронизывающий ветер. Его отец и дядя собрались идти за «схованкой». В город вошли советские войска, кругом шныряли смершевцы. Из эвакуации в считанные дни вернулись толпы гражданских. В этой неразберихе нужно было поскорее забрать добро, наворованное за время оккупации и спрятанное в закрытой полуподвальной квартире. За одну ходку все не унести, и взрослым пришлось взять с собой его — семилетнего пацана. Войдя в парадное, они увидели, что  замок, который они повесили на двери, сломан. Преодолев страх, они  вошли  внутрь. В передней шестилетний мальчуган играл с маленьким котёнком. Рядом стояла  молодая женщина в военной форме с папиросой в зубах. «Что вам угодно?» – спросила она. Папаша с дядей сделав вид, что не видят женщины и ребёнка, попытались пройти в комнату с награбленным добром. Женщина  наставила на них наган. Ее голос сорвался на крик:

– Вон!

Со злобными лицами, матерясь и проклиная  подлую суку, они  ретировались.

…Какое-то время они  жили по соседству, и дети, увезенные на север Одесской области в Саврань, подальше от налётов немецкой авиации,  успели  подружиться. У взрослых своя жизнь, у пацанов своя. Вернувшись в осеннюю Одессу, они не расстались. Вместе играли, дрались, отбивали набеги соседских мальчишек. Стаскивали крючками кочаны капусты с полуторок на Греческой площади. Ловили в море бычков. Однажды они увидели  умирающую чайку на прибрежном валуне. Птица лежала у кромки воды, распластав крылья. Взгляд её был устремлён в поднебесье –  туда, где она провела большую часть своей жизни, и в остывающих глазах её застыло небо. Они стояли и плакали над умирающей птицей, а потом похоронили чайку  около большой скалы. Он вспомнил, как ему захотелось нарисовать эту умирающую птицу. Вскоре они переехали в другой район города…

Внутри него что-то оборвалось, ноги начали наливаться свинцом, во рту пересохло, а в голове беспощадный молот все долбил и долбил по звенящей наковальне. Вор медленно покинул подъезд. На улице он поднял голову, стараясь что-то высмотреть в нескончаемой небесной сини. Увы, в прошлое вернуться было невозможно. Большая зеленая навозная муха  кружила около его лица. Он сделал несколько неверных  шагов и стал медленно оседать на цветочный газон. Спустя минуту муха уже спокойно ползала по его лицу и глазам.