«Двойник неизвестного контрабандиста», роман

1. Лекция для пачкаря

– Что, Васильевич, дома не сидится? – дежурный сперва заговорил через отодвинутое плексигласовое оконце, затем вышел к турникету и первый подал руку высокому мужчине, который не спеша, по-кошачьи лениво входил через открытую настежь дверь. – Был бы у меня отпуск, я бы до последнего дня нос сюда не показывал. Да еще в выходной день. И в такую духотищу... Солнце не поднялось, а вон какая парилка.

Мужчина пожал протянутую руку:

– Разве я по своей воле? Вызвали. Ярослав Ярославович у себя?

– У себя.

– Один?

– С каким-то мужиком. Похож на эсбэушника.

– Не из наших?

– Нет, наших я знаю. Приезжий.

Неторопливо идя по коридору к кабинету заместителя начальника таможни, Олег Васильевич Сыроежко знал наверняка: что-то случилось, ибо просто так его бы не вызывали. Сыроежко считался одним из опытнейших инспекторов, у которого, несмотря на кажущуюся кошачью сонливость и лень, было собачье чутье, какая-то сверхъестественная интуиция, он шестым чувством угадывал потенциальных нарушителей (любил их называть по-старинному – пачкари). Трижды получал предложение переехать в Киев и работать в аэропорту «Борисполь» и трижды отказывался, отдавая предпочтение уютному Могилеву-Подольському перед сомнительными соблазнами мегаполиса. Поэтому был на особом счету, и начальство его оберегало, хотя других дергало безжалостно, затыкая каждую дыру. Из отпуска не отзывали ни разу – давали отдохнуть. А вот час назад его разбудил звонком лично первый заместитель. Извинился, что побеспокоил, и попросил немедленно прийти. Значит, нечто экстраординарное.

Ярослав Ярославович вышел из-за стола, пожал руку сразу обеими – признак подчеркнуто хорошего отношения.

– Васильевич, еще раз извини, что прервали отдых, но сегодня ты должен немножко поработать. Хотя бы полсмены. Потом вернем этот день, – и, почти без паузы меняя тон, указал рукой на гостя. – Игорь Ильич из областного управления СБУ, он введет тебя в курс. Времени на разговоры нет, знакомьтесь – и за работу.

– По нашей информации, сегодня на Молдавию должна идти машина с древностями, – Игорь Ильич явно экономил время, поэтому говорил скупо. – Ее нужно задержать. Не исключено, это мощный канал контрабанды. Информация слишком горячая, пришла вчера вечером. Мы знаем только, что это будет грузовой микроавтобус «Мерседес». Но будьте готовы, что у него окажутся в порядке все необходимые документы, оформлены все разрешения.

– Ну, если есть надежная информация, то его может задержать любая смена. Было бы желание, – Сыроежко не то чтобы возражал – вслух думал.

– Васильевич, без вас на этот раз не обойдемся, – улыбка с лица Ярослава Ярославовича исчезла, в голосе появились стальные нотки. – Не исключено, что кто-то из наших сотрудников может быть связан с контрабандистами, и он загодя их предупредит. Почему-то ведь они выбрали именно Могилев... Нужен человек, которому мы доверяем на все сто двадцать. Так что об этом знаем только мы втроем. О том, что будете работать вы, я скажу начальнику смены лишь после того, когда на площадку поставят для досмотра первый же грузовой «Мерс».

– Если бы я знал, то хоть форму захватил бы...

– Поработаете сегодня без формы. Этот грех я возьму на свою душу, – Ярослав Ярославович улыбнулся. – Вот Игорь Ильич, наверное, вообще одевает ее один раз в год – в день Службы.

Игорь Ильич на попытку разрядить напряжение не отреагировал и сразу перевел разговор в деловое русло:

– О приближении подозрительного микроавтобуса нас предупредят. Так что будьте готовы. Чтобы вас не пришлось искать.

Таким тоном он мог бы обращаться разве что к своим подчиненным, но Сыроежко пропустил надменные интонации мимо ушей.

– Я буду у дежурного. Если куда-нибудь выйду, скажу Степе, где меня найти.

===

Сыроежко позвали к Ярославу Ярославовичу перед обедом. В коридоре он столкнулся со срочно вызванным начальником смены, который лишь вопросительно посмотрел на отпускника и поздоровался кивком головы, на минуту остановившись перед дверью, чтобы вытереть носовым платком лицо, густо усеянное капельками пота. На улице парило не хуже, чем в сауне.

Игорь Ильич, кажется, за все время не переменил ни место, ни даже позу. Единственная перемена: перед ним появились чашка чая и блюдечко с печеньем. Голос заместителя был подчеркнуто официальным:

– Значит, так. Сегодняшняя смена будет работать в усиленном варианте. До вечера с вами будет Сыроежко. Вот приказы об отзыве из отпуска и о включении в состав вашей смены. «В связи с оперативной необходимостью», – Ярослав Ярославович опустил глаза на документ. – Не теряйте времени и приступайте к работе. Олег Васильевич, сейчас на площадку встанет для досмотра белый  грузовой «Мерседес» с житомирскими номерами, – заместитель протянул листочек с цифрами. – Начинайте с него. Если нет вопросов, можете идти.

Когда дверь закрылась, Игорь Ильич перевел взгляд на хозяина кабинета:

– Этот начальник смены не может скинуть информацию и предупредить кого не нужно?

– Не должен, пока за ним такого не замечали. Да будьте спокойны. Теперь Олег его от себя не отпустит ни на шаг, пока машина не станет под таможенный досмотр. А затем пускай хоть сто раз предупреждает, – Ярослав Ярославович попробовал улыбнуться, но – вместо улыбки в ответ – получил новый вопрос:

– А что, если документы и товар в полном ажуре? И ни к чему не удастся придраться?

– В таком случае задержим, чтобы  установить происхождение товара. Хотя... не думаю, что до этого дойдет. У Сыроежко не только профессиональная интуиция. Он мастер неожиданных ходов.

===

Водитель белого бусика, невысокий толстый человек с заметно округлившимся животиком, ждал таможенников под навесом. В левой руке держал пухлую папку с документами, правой слегка массировал грудь слева. Удушье он переносил с трудом – на лысине блестели капельки пота, под мышками на безрукавке расплылись большие темные пятна.

– Добрый день. – Представившись, Сыроежко начал разговор с психологического прощупывания. – Что, сердце жмет?

– Есть немного. Жара достала...

– Что же вы с таким сердцем в дорогу срываетесь? Обождали бы.

– С утра не думал, что до такой степени раскочегарит. Ничего, перееду границу, а затем в Атаках сделаю остановку и отдохну.

– Там нужно пройти еще молдавскую таможню...

– После вас молдаване уже не проверяют. Не первый раз еду, – не проявляя никаких признаков волнения, он раскрыл папку и подал инспектору, – здесь все документы, даже больше, чем нужно.

– Значит, Петренко Олег Петрович. О, мы с вами тезки, – и Сыроежко углубился в бумаги.

«Мерседес» вез украинские сувениры, точнее, как было написано черным по белому в бумагах, «современные имитации керамических археологических предметов из трипольских поселений». В отдельном пакете – договор с молдавской фирмой-покупателем, лицензия, накладные, разрешения Министерства культуры на вывоз за границу – все как положено... Каждый предмет сопровождали по три пронумерованных высококачественных цветных снимка с изображением в основных проекциях, заверенных подписью министерского чиновника и печатью. Сыроежко было понятно: к документам не придерешься, поэтому максимум внимания нужно уделить товару.

В бусике, который уже осматривали два инспектора, стояли в несколько рядов коробки с сувенирами. На картоне – аккуратно выведенные красным маркером номера, чтобы облегчить поиск нужного сувенира.

– Что же, Олег Петрович, начнем хотя бы вот с этого кувшина. – Сыроежко взял первую тройку снимков. – Номер первый. «Биконический керамический сосуд».

Петренко, исподволь бросив взгляд на часы, оторвал от коробки ленту скотча, придерживавшую крышку, и вытащил покрытый сетью больших трещин орнаментированный сосуд. Похоже, когда-то его разбили, но затем аккуратно собрали и склеили из фрагментов разного размера, причем некоторые потеряли, из-за чего в стенках зияли дыры. Сыроежко внимательно сопоставил рисунки трещин на снимках и на сосуде. Никаких сомнений: это был тот же предмет. Второй, третий, десятый – то же самое.

– Написано, что вещи современные, но видно же, что они старинные, – таможенник вертел в руках грубо сделанную миску с отломанным краешком.

– Вещь действительно современная, но умышленно состарена, чтобы выглядела как старинная. Для этого существуют специальные реставрационные технологии, – к вопросу Петренко оказался готов. Он наклонился к водительскому сиденью, взял другую папку и улыбнулся. – На всякий случай я захватил все документы, касающиеся изготовления сувениров. Вот мой договор с кооперативом «Керамист», вот перечень изготовленных сувениров – кстати, я везу не все, часть осталась на следующий раз. А здесь вот полностью описана технология искусственного состаривания, можете почитать. Керамику розбивают или разламывают на черепки, обрабатывают химикатами, потом склеивают. И на глаз не сможете отличить от настоящей.

Он оперся спиной о дверцу, прикрыл веки и устало положил правую руку на грудь напротив сердца. Но на лице проскользнула еле уловимая тень торжества: таможенникам было нечем возразить.

– Васильевич, курево есть?

Углубившись в работу, Сыроежко не заметил, как подошел офицер-пограничник, от безделья щелкая зажигалкой.

– Полчаса, как послал бойца в магазин, – и пропал куда-то. Ей-Богу, заработает у меня наряд на кухню.

В форме старлея возле бусика стоял Коля Шашенок, опер из военной контрразведки. «Вот как, даже прикрытие дали», – мысленно улыбнулся Сыроежко. Пожали другу руки, и он протянул пачку «Кэмела»:

– Как у вас там, все спокойно?

– Да я не на службе. Отдыхаю после дежурства. Проезжал мимо и заглянул посмотреть, что здесь делается, – блаженно затянулся дымом Шашенок.

– Так ты на машине?.. У мене возникла идея. Можешь смотаться в одно место?

– Васильевич, да за такую сигарету – хоть к черту и обратно!

Но Сыроежко, не ожидая ответа, уже вытащил мобилку.

– Тетя Маша, это Олег. Позовите Володю... Старик, как я и предупреждал, без тебя никак. Ага, высылаю транспорт.

Бросил взгляд на Шашенка:

– Коля, на улицу Полины Осипенко. Там тебя ждет мой одноклассник.

И опять развернул папку со снимками.

===

Через двадцать минут под навес, спасающий площадку для досмотра от солнца, в сопровождении Шашенка вошел бородатый мужчина в потертых джинсах и футболке. Только теперь Сыроежко открыл карты:

– Олег Петрович, у нас возникли сомнения относительно происхождения некоторых, как вы сказали, сувениров. Поэтому мы пригласили для экспертной оценки специалиста – доцента кафедры археологии пединститута Владимира Игоревича Мельниченко.

– Уже университета, – поправил бородач.

– Университета, – не моргнув глазом, исправился Сыроежко. Затем обратился к прибывшему: – Нам сказали, что данные керамические изделия являются имитацией археологических предметов, что они изготовлены в кооперативе и искусственно состарены. Можете вы это подтвердить?

– Разберемся, – одно за другим Мельниченко начал быстро перебирать изделия.

– Я и не знал, что у вас здесь есть университет, – Петренко нарушил молчание явно для того, чтобы скрыть волнение.

– Не здесь, а в Виннице. И не один, – доцент вытащил из кармана ключи с брелоком в виде открывашки для бутылок и бесцеремонно царапнул по щербатому краешку керамической миски, затем – по излому биконического сосуда.

– Так. Это новодел. Это все тоже. И это. А здесь уже нет – это подлинный археологический артефакт.

– По чем ты видишь?

– Гляди, какая толщина патины. Такой нельзя достичь искусственными методами, она образуется только от пребывания в земле в течение длительного времени. Та-ак...

Бородач снова потянулся к уже осмотренным предметам, пристально рассмотрел изломы. Потом поставил их рядом с теми, которые определил как подлинные, – на первый взгляд, никакой разницы. Но Мельниченко чувствовал себя уверенно, будто перед студентами-первокурсниками, а его монолог чем дальше, тем больше напоминал короткую лекцию по археологии:

– Так вы говорите, все изготовлены в одном кооперативе? И, наверно, одними и теми же людьми? Я так не считаю. Здесь разная техника исполнения, даже два ее разных поколения. Вот эти, – он ткнул пальцем в новоделы, – сделаны на гончарном круге. Если внимательно рассмотрите обломанные края, то заметите, что глина ложилась несколькими слоями. Гончарный круг – это та же центрифуга: более тяжелые фракции материала лягут ближе к внешней поверхности, более легкие – ближе к внутренней. Видите, снаружи слои глины темнее, внутри – светлее?

Затем осторожно поднял сосуд, который назвал подлинным, еще раз осмотрел внутреннюю поверхность, обломанные края отдельных фрагментов, довольно улыбнулся и продолжил:

– Трипольцы не знали гончарного круга, а пользовались техникой ленточной керамики. Глину раскатывали на длинные ленты, из которых по принципу спирали лепили сосуд, затем поверхности разглаживали. Поэтому разные фракции не разделены, материал однороден. Нынче эта техника утрачена. Конечно, теоретически ее можно реконструировать, но я в археологии больше двадцати лет и еще не слышал, чтобы кому-нибудь это удалось. А здесь как раз классический образец ленточной керамики. И вообще, – он театрально выдержал паузу, – опытный специалист, много раз копавший трипольськие поселения, настоящий предмет узнает с одного взгляда. Интуитивно. Достаточно внимательно посмотреть хотя бы на ангоб, – красноречиво провел пальцем между извилистыми линиями узора, – и все становится ясно. Даже историческая периодизация.

Сыроежко повернулся к Петренко – тот побледнел и нервно покусывал губу: триумф оборачивался поражением. Мельниченко тем временем деловито откладывал в сторону «сувениры», сопровождая каждый из них комментарием:

– Здесь не имитация, а самое что ни есть настоящее Триполье. Сосуд для хранения зерна. Биноклевидный сосуд. Антропоморфные статуэтки. Модель храма – вообще огромная редкость, такие находки можно пересчитать по пальцам. На черном рынке за него дают не меньше десяти тысяч баксов.

– Вы можете сделать письменное заключение? – тон Сыроежко стал официальным.

– Конечно. Хоть сегодня.

– Хорошо, – инспектор повернулся к водителю, интонации стали еще более бесцветно-официальными. – Ваш автомобиль задержан при попытке переместить через таможенную границу предметы, которые стоставляют национальное достояние и вывозу за пределы страны не подлежат. Давайте пройдем в отдел контрабанды, где вы дадите необходимые объяснения.

Но Петренко не слушал. Хватая воздух открытым ртом, он побледнел, склонился к опоре навеса, пытаясь конвульсивно разорвать прилипшую к телу совершенно мокрую рубашку.

– Доктора... Позовите доктора!.. – его голос перепуганно сорвался.

 

2. И вовсе не Петренко?

Место перекура, как и место встречи, изменить нельзя. В прокуратуре области неофициальной курилкой был пятачок возле ступенек справа от центрального входа. Попыхкивая сигаретами, здесь обменивались текущими новостями и свежими анекдотами, читали и даже иногда правили документы, ожидали и провожали визитеров. Не удивительно, что место перекура пустовало редко. Так что когда следователь по особо важным делам Алексей Гальчевский, припарковав метров за тридцать потрепанный дорогами «Форд», приблизился ко входу, на него было кому обратить внимание.

– Ну и как там особо неважные дела, – от иронических подколок помощника по экологическим вопросам Валентина Сергеева не застрахован никто, но ему прощали, потому что и в служебных, и в дружеских взаимоотношениях на него всегда можно было положиться. – Знаешь солдатскую заповедь? Подальше от начальства, поближе к кухне. Я на твоем месте сидел бы в следственном отделе и даже нос бы сюда не показывал.

– Но если бы начальство вызвало – куда бы ты девался! – парировал выпад Гальчевский. – Заярный у себя?

– Еще не появлялся.

– Звонил полчаса назад и сказал быть к десяти у него.

Заместитель прокурора области Максим Юльевич Заярный приехал не один – из машины вместе с ним вылез молодой человек в гражданском. Заярный явно спешил. Стремительно проходя мимо курящих, лаконично – не рукой, а одной лишь ладонью – махнул Гальчевскому: «Пошли!»

– Что у тебя с делами Синявского и «Контрактной компании»? – Заярный экономил время и был немногословен, поэтому разговор вел в присутствии гостя.

– Синявский позавчера ушел в «девятку» на судебно-психиатрическую экспертизу, по компании назначена бухгалтерская экспертиза – это еще месяца на два.

– А по крыжопольськой банде?

– Написал проект обвинительного заключения. Жду ответ из России на запрос относительно судимостей Зубца, и можно будет направить в суд. Сроки еще позволяют подождать.

– Хорошо. Есть новое дело. Вчера на Могилевской таможне задержали контрабанду – предметы археологии. По ценам нашего черного рынка не менее сорока тысяч долларов. На Западе они могут быть на порядок дороже. Таможенники возбудили уголовное дело.

– А СБУ не будет возмущаться? Они ведь так ревниво относятся, когда влезаем в их подследственность...

– Во-первых, там есть смерть человека. У контрабандиста схватило сердце, и ночью в реанимации он умер. Нужно разобраться в обстоятельствах смерти, так что последнее слово за нами. Во-вторых, я только что из СБУ. Они не возражают и дали в наше распоряжение оперативного работника. Познакомься – майор Стенский. Будете работать вместе. А в-третьих, – Заярный откинулся на спинку кресла, – это может быть по-настоящему интересная работа. По тому, что мне рассказали, подготовка контрабанды была блестящей. Если бы не предварительная информация СБУ, она бы проскочила таможенный контроль без проблем. Не буду все пересказывать, сегодня сам выедешь в Могилев, разберешься на месте и возьмешь дело к своему производству. Могилевский прокурор в курсе. Через десять минут я должен быть у шефа, потом выезжаю на убийство, так что доложишь завтра утром. И подготовишь постановление о создании следственно-оперативной группы с моей подписью. В нее войдут двое – ты и Стенский.

Заярный встал. Это значило, что разговор окончен.

За дверью столкнулись с Сергеевым, который не был бы самим собой, если бы хитровато не прищурился и не бросил:

– Что, доходился? Говорил я тебе: сиди в своем Кирпичном закоулке и нос не высовывай.

Однако острота осталась без ответа. Они молча обогнули Сергеева и пошли к выходу.

===

В Могилев-Подольский Гальчевский выехал один. Общий язык с Дмитрием Стенским нашел с полуслова, но пришлось учесть обстоятельства: старшего оперуполномоченного отдела «К» управления СБУ выдернули утром из обычной текучки неожиданно, как рыбу из воды, и ему нужен был день, чтобы уладить самые неотложные дела и провести несколько встреч, перенести которые уже не успевал. Договорились увидеться завтра в следственном отделе, недавно переехавшем с улицы Володарского в переулок Кирпичный, метров за двести от «конторы» Дмитрия.

Гальчевский без нужды никогда не гнал машину с превышением скорости, поэтому полтора часа по сталинской трассе давали более чем достаточно времени, чтобы обдумать первую чрезвычайно скупую информацию. Конечно, самый простой и легкий выход – закрыть дело в связи со смертью подозреваемого, а контрабанду передать в областной или столичный музей. Если бы попался контрабандист-одиночка, то так бы, наверное, и сделали. Но если у него «блестящая подготовка»... Да еще и – ого! – на сорок тысяч долларов... На огороде на такую сумму не накопаешь, придется устанавливать происхождение вещей. Речь может идти о серьезной организации, следы которой нащупали. В конце концов, был бы одиночка, вряд ли создавали бы целую следственно-оперативную группу. СБУ явно знает больше. Ладно, решил Гальчевский, на месте разберемся. Пока ясно одно – придется порядочно покататься. Хорошо, что у отца с братом небольшой бизнес – собственная автозаправка, поэтому о горючем можно не беспокоиться. Мысленно улыбнулся: а Заярный точно рассчитал, что когда меня увлекает работа, то не считаюсь ни с собственным временем, ни с затратами. И знает, что бензин я не покупаю.

Пока мысли сменяли друг друга, «Форд» нырнул в приднестровскую долину, покружил сонным от жары городом и остановился на уютной улочке перед двухэтажным особняком. Прокурор гостя ждал: когда затих двигатель и стукнули дверцы авто, к окну на втором этаже приблизился мужской силуэт, а через минуту секретарша в приемной приветливо заулыбалась: «Проходите, пожалуйста!».

Пустые, хоть и необходимые, формальности помогли мало. Следователь межрайпрокуратуры Петр Иванович Собченко, который присутствовал при патолого-анатомическом вскрытии и должен принимать решение по материалам относительно смерти Петренко, выехал на воспроизведение – накануне задержали человека, подозреваемого в двух изнасилованиях. Должен был вернуться после обеда. Начинать нужно было с таможни, где, по словам прокурора, его уже ждали.

 «Форд» покатился вниз к реке, к типовому двухэтажному дому гостиничного типа – раньше тут и вправду размещалась гостиница, позже перепрофилированная под офис таможенной службы.

Дальнейшая работа была рутиной – даже большей рутиной, чем всегда, ибо полусонный темп жизни в разомлевшем от солнца Могилеве-Подольском казался несравненно ниже того, к которому Гальчевский привык в Виннице. Перечитал постановление о возбуждении уголовного дела, отобранные у инспекторов объяснения, протокол задержания груза, заключение археолога: из коллекции, насчитывавшей сорок три сувенира, двадцать шесть идентифицированы как подлинные археологические ценности. Напротив каждого – ориентировочная стоимость на черном рынке. («Откуда он все это знает?» – невольно спросил себя Гальчевский.) Сам груз так и хранился на площадке в бусике с опечатанными дверцами и окнами. Предметы еще не упаковывали, поэтому он их наскоро осмотрел и попросил разрешения – пока обеденный перерыв – посидеть за компьютером. Работал быстро, потому что не было ни малейшего желания возиться здесь до ночи. Уже через час подписал и постановления о принятии дела к своему производству и об изъятии документов, и направление груза на экспертизу в областной краеведческий музей.

===

Кабинет Собченко – тоже на втором этаже, но напротив приемной – не  спасало от запаха никотина даже окно, настежь открытое во двор. Он ждал Гальчевского перед полной пепельницей, укутавшись в синеватую дымовую ауру.

– Шеф ничего не говорит об этой кочегарке? – Алексей постарался сесть ближе к окну.

– Вначале говорил, но потом махнул рукой и сюда не ходит. Если нужно, то вызывает к себе.

– Ну, вам здесь внизу виднее. Наверно, он уже сказал тебе, что я буду вести следствие по контрабанде. Так что там с Петренко?

Собченко вытащил из ящика стола тоненькую папку.

– Обширный инфаркт. Я сделал копию из протокола вскрытия, отобрал объяснения у доктора скорой помощи и кардиолога. Официальное заключение дадут после гистологических исследований. Они говорят, что он протянул четырнадцать часов в реанимации просто чудом. У него сердце побаливало еще до таможни, а там стресс при задержании груза – и спазм коронарных сосудов. Рядовая ситуация, если бы случилось не на таможне и не было контрабанды. Но есть информация куда интереснее, – он погасил окурок и достал из папки паспорт. – Перед твоим приходом позвонил инспектор Сыроежко... Мельниченко – это его друг детства, он давно в Виннице, но родители живут через две хаты, и Володя к ним часто приезжает. Так вот, ему лицо Петренко с самого начала показалось знакомым, а сегодня вспомнил, откуда. Он этого человека знает под фамилией Кошмал. И вроде бы работает этот Кошмал-Петренко в краеведческом музее.

– А что по паспорту?

– А по паспорту Петренко прописан в Житомире.

– Но все это еще ничего не значит. Разве мало на свете похожих людей? Я все равно собираюсь обоих допрашивать, так что он мне это скажет.

– К ним придется поехать. Мельниченко вчера подвернул ногу, а Сыроежко в отпуске, сказал мне, что сидит дома.

– В таком случае звони и предупреди, что мы приедем. Но пока есть идейка. Мой сокурсник работает в Житомире заместителем прокурора города...

Он забрал у Собченко паспорт, вытащил мобилку и принялся искать в памяти номер.

– Алло! Это вас беспокоят из прокуратуры Винницкой области. Григорчук есть на месте? Давайте. Сашко! Здорово, это Гальчевский. Знаешь, боялся, что тебя не поймаю – пора отпусков. Через две недели? Завидую, я только осенью. Послушай, выручай, у мене тут хитрая заковыка. Кинь по адресному, есть ли в Житомире некий Петренко Олег Петрович, родился 17 мая 1962 года. По паспорту прописан на улице Бориса Тена, 4. Ага, минут через двадцать-тридцать наберу, – Гальчевский опустил мобилку. – Поехали к Мельниченко. Но по дороге давай где-нибудь попьем кофе, совсем я про обед забыл.

Кофе в «Вареничной» на центральной улице оказался никудышным, но вареники получились вкусные, поэтому Гальчевский садился за руль в куда лучшем настроении, нежели перед тем. Но сначала – Житомир.

– Саша, ну что там? Прописанным не значится? Это весьма интересно... Но не гарантия, адресные листки иногда теряются. Саш, с меня большой коньяк, проверь, есть ли в паспортном форма номер один. Паспорт серии АА, номер 146149, выдан Королевским РОВД 27 марта 1997 года. Свяжемся завтра с утра. Давай.

===

На допросах ни Сыроежко, ни Мельниченко ничего нового о задержании контрабандного товара не сообщили, по существу повторив то, что было известно из объяснений. Но Гальчевского в данный момент больше интересовала личность то ли Петренко, то ли Кошмала. Мельниченко, правда, много расказать не мог. Знал только, что Кошмал недавно переехал из Житомира и устроился на работу в краеведческий музей. Мельниченко видел его раза три-четыре – не больше, потому что человек работал себе тихо и незаметно, ни в каких профессиональных тусовках не светился. Даже с уверенностью назвать имя Кошмала он не решился: то ли Николай, то ли Михаил. Но в том, что встретил на таможне именно его, не сомневался, зрительная память его еще не подводила.

Когда «Форд» вскарабкался на гору и после нескольких зигзагов наконец вырвался на прямой участок дороги, Гальчевский почувствовал, как появляются первые признаки профессионального азарта: мозг работал, как электронно-вычислительная машина, перебирая одну за другой возможные версии, но они размножались быстрее, чем бактерии в лабораторных условиях. Слишком мало информации, чтобы сказать что-либо наверняка. Не случайно Заярный на одном совещании позволил себе реплику, что оперативник из него получился бы еще лучше, чем следователь.

 

3. Все дороги ведут в Житомир

Утренний звонок в Житомир дал мало. Григорчук срочно выехал на ЧП, однако поручил секретарю передать, что в Королевском РОВД форма номер один на Петренко отсутствует. Паспорт с указанными серией и номером в нем также не выдавался. Информация скорее порождала ряд новых вопросов, нежели давала хоть какой-то ответ.

Гальчевский еще не закончил разговор, как отворилась дверь и вошел Стенский, поэтому он лишь махнул рукой в знак приветствия и указал на единственный свободный стул напротив – на других лежали кипы свежеподшитых и еще даже не подписанных томов. Затем попросил передать благодарность, опустил трубку и минуту молча смотрел на Стенского, обдумывая услышанное и потому крайне медленно возвращаясь к действительности.

– Что, разделался с текучкой?

– Освободили от всей оперативки. Начальник отдела приказал заниматься только этой контрабандой и каждый день докладывать. Я так понимаю, дело на особом контроле. А что в Могилеве?

– Что освободили – это хорошо... У тебя есть машина?

– Шестерка. Конечно, не «Форд», но бегает.

– В таком случае, – Гальчевский резко поднялся, – едем к Заярному, он не любит, когда опаздывают. О Могилеве расскажу по дороге.

===

Перед кабинетом заместителя прокурора пришлось подождать – он проводил совещание с начальниками отделов.

– Дима... Съездишь в Житомир? Бензин я дам.

– Съезжу, – Стенский ответил по-лейтенантски бойко, без малейшего промедления, – так отвечают пионеры на призыв «Будь готов!».

В то же мгновенье дверь открылась. Совещание закончилось, и люди расходились по рабочим местам. Со следственно-оперативной группой у Заярного остался только начальник следственного отдела Сергей Ковач. Всегда серьезный, не склонный к разглагольствованиям не по делу, все новое совещание он просидел молча, внимательно вслушиваясь в доклад Гальчевского, анализируя и запоминая его. Поворот событий оказался до такой степени неожиданным, что заставил призадуматься даже опытного Заярного, которого, казалось, невозможно застать врасплох.

– И какие у вас дальнейшие планы? – Максим Юльевич откинулся на кресло и, погружаясь в спинку, казалось, стал еще ниже, хоть и так не отличался высоким ростом.

– Первым делом нужно проверить Кошмала – им займусь я. Стенский поедет в Житомир. У нас же не только паспорт, но и целый пакет других документов: в Житомире выданы водительские права, техпаспорт на машину и  так далее. Петренко – учредитель частного предприятия «Петренко Интернешнл Приват», следовательно, должен иметь идентификационные номера и как физическое лицо, и как субъект предпринимательской деятельности. А потом можно будет сесть и обобщить все, о чем узнаем.

– Логично, – Заярный пододвинул к себе деловой дневник и взял авторучку. – Завтра в одиннадцать все трое ко мне.

===

Перед тем, как разъехаться, Гальчевский и Стенский сначала заглянули на улицу Пирогова в цифровое фотоателье, где отсканировали и распечатали в увеличенном виде портреты Петренко с паспорта и водительских прав. Оригиналы документов Стенский забрал с собой. У Гальчевского остался только паспорт – в Житомир он дал его ксерокопию. Затем, уже на двух машинах, повернули в гаражный кооператив на Пятничанах, где у Гальчевского хранился десяток канистр с бензином.

– Ого, хорошенькое «энзэ», – оценил запасы Стенский, одну из них опорожняя в бак «шестерки».

– Это на всякий пожарный. Бывает, отец рассердится и дает команду, чтобы меня не заправляли, – у старика случаются такие капризы. Через неделю он отходит, и потом ходит довольный, что меня «наказал». А сюда ведь он не заглядывает! – и оба рассмеялись. К Гальчевскому серьезность вернулась раньше: – Дай номер твоего мобильного телефона.

– Записывай!..

===

Директриса краеведческого музея встретила Гальчевского почтительно, хоть и сдержанно. Не имея грехов, чувствовала себя уверенно, но визит следователя прокуратуры – всегда достаточная причина, чтобы насторожиться. Это осталось еще от советских «генов», которые в подобных ситуациях срабатывают помимо воли. Гальчевский, наверно, не заметил бы никаких следов волнения, но буквально после первых же слов она потянулась к сигаретной пачке, и та громко зашелестела в хрупких пальчиках.

– Я попросил бы в коллективе не афишировать, что к вам приходили из прокуратуры. Мы только проверяем некоторую информацию, и в поле зрения оказался один из ваших сотрудников. Возможно, он ни к чему не причастен, но нужно убедиться точно. Скажите, человек на этих фотографиях вам знаком? – Гальчевский разложил на черной поверхности старинного украшенного резьбой стола два снимка.

– Это Кошмал, научный сотрудник методического отдела, – директриса протерла стекла очков, посмотрела снова и повторила, – Кошмал, Михаил Владимирович. Но вы должны сказать, с чем связан ваш визит.

– Скажите, он сейчас на работе?

– Нет, он вторую неделю в отпуске. Его, наверно, и в Виннице нет, потому что собирался ехать в кардиологический санаторий.

Вот так вот! Гальчевский от неожиданности еле успел придержать губы, начавшие предательски расплываться в улыбку. Это же надо, чтобы после первого же вопроса связались сразу несколько ниточек!

– Я хотел бы узнать о нем больше.

– Постараюсь помочь. Сделать вам чай? Кофе? – Директриса наклонилась к селектору.

– Кофе.

– Яна, принесите мне личное дело Кошмала. И сделайте два кофе, – она энергично ткнула в пепельницу окурком, оперлась на оба локтя. – Михаил Владимирович работает у нас года три. Раньше жил в Житомире.

– Женат?

– Был женат, но что-то у него не сложилось. А тут как раз родители умерли, осталась двухкомнатная квартира в центре. Приехал сюда без семьи. Алименты не платит. Мы о нем знаем немного, он рассказывать о себе не любит. И вообще, тихоня такой. Тихо пришел на работу, тихо поработал, тихо ушел. Встречается с женщиной, которая работает на почтамте. Никто бы и не догадался, но то один наш работник, то другой видели, как она его поджидала после работы.

Секретарша внесла поднос с чашечками кофе и сахарницей, прижимая под мышкой тоненькую папку.

– Лидия Ярославовна, вы меня отпустите на обед на полчаса раньше? Маму встретить с автобуса.

– Хорошо, иди. Угощайтесь, – директриса подвинула поднос ближе к Гальчевскому и взяла папку.

– Откуда он родом?

– Из Винницы. Живет в центре, в доме на углу Кропивницкого и Свердлова. Окончил семнадцатую школу. У родителей полесские корни, может быть, потому после восьмого класса отдали в Житомирское культпросветучилище. Там женился, поступил на исторический факультет Житомирского пединститута. Работал в школе, потом преподавал в своем училище, заведовал отделом в областном краеведческом музее. Я потому его и взяла, что знает музейную работу.

– В Житомир часто ездил?

– Этого не знаю. Наверно, нет. Один раз отпрашивался к сыну на день рождения, ему как раз стукнуло двадцать лет.

– Скажите, Кошмал водит машину?

– У него, кажется, нет машины. Да и... не с нашими зарплатами...

– Случалось, что он отпрашивался в рабочие дни?

– Я такого не припоминаю. В прошлом году лежал в больнице с сердцем, так даже домой не приходил, мы его по очереди навещали.

«А узелки на ниточках держатся не слишком крепко», – мысленно отметил Гальчевский. И переменил тему.

– Лидия Ярославовна, в вашем музее есть трипольськие археологические предметы?

– Еще бы! Это наша гордость. Трипольцы жили на Подолье и оставили по себе много вещей. Среди них есть просто уникальные. Если у вас есть время, я могу провести по экспозиции.

– Позже, давайте сначала закончим разговор. Скажите, есть возможность украсть из музея экспонаты? Например, подменив их фальшивыми?

Директриса склонилась к селектору, нажала кнопку:

– Попросите Алевтину Альбертовну, пусть пока не идет на обед и подождет меня. – Повернулась к Гальчевскому. – Мне о таких случаях вообще неизвестно. А если вы имеете в виду Кошмала, то это исключено – у него нет к ним доступа. Хотя в археологии разбирается хорошо, не один раз ездил на раскопки. Все-таки давайте-ка лучше спустимся вниз. – Она достала из пачки еще одну сигарету. – Но я могла это не рассказывать – вы даже не назвали причину вашего визита.

– На Могилев-Подольской таможне задержана большая партия контрабандных археологических предметов. Вчера я направил их к вам на экспертизу, так что скоро увидите. Мы пытаемся установить происхождение этих предметов и причастных к контрабанде лиц. Надеюсь, кража совершена не из вашего музея. Извините, но больше я сказать не могу. Что касается Кошмала, то идет только проверка. Он может оказаться вообще ни при чем, поэтому я попросил бы, чтобы наш разговор так и остался между нами. Вы можете мне дать документ с образцом почерка Кошмала? Всего на несколько дней.

Лидия Ярославовна перелистнула бумаги в личном деле.

– Здесь заявление о приеме на работу, автобиография. Заявление я вам не даю, вдруг проверка, а вот автобиографию возьмите.

Поход в экспозиционный зал больше напомнал визит вежливости. Начинался обеденный перерыв, и Гальчевскому не хотелось, чтобы из-за него люди испытывали неудобства. Остановился лишь возле модели храма, на которую показала Лидия Ярославовна как на вещь чрезвычайно редкую. Не дольше он задержался и в хранилище археологических экспонатов, которое оказалось узкой и высокой, как шахта, комнатушкой, окруженной по периметру широкими стеллажами до самого потолка, – из-за них помещение казалось еще уже и выше. Стеллажи были переполнены, к одним экспонатам можно было добраться только по узкой деревянной лестнице, другие лежали просто на полу.

– Видите, условия хранения далеко не лучшие, когда-то в этом здании был монастырь. Но у нас ничего не может пропасть. Правильно я говорю, Алевтина Альбертовна?

Главный хранитель фондов Алевтина Альбертовна, несколько полноватая женщина с благородной сединой, медленно повела плечом и, наклонив набок голову, так же медленно улыбнулась:

– Ну почему? Может и пропасть. Но тогда, когда меня уже здесь не будет.

 

4. О пользе аппендицита

«Следствие следствием, а обед по расписанию», – по дороге от музея Гальчевский исподволь перефразировал популярную поговорку. Когда-то, еще в восьмидесятые годы, в подвале прокуратуры области устроили небольшую столовку для сотрудников. Позже, застеснявшись под перестроечным напором «народных масс», начальство решило ее надолго прикрыть. А несколько месяцев назад по инициативе нового прокурора она возобновила работу. По этому случаю остряк Валентин Сергеев в кругу завсегдатаев курилки предлагал пробить дополнительный выход на улицу и открыть кафе «У прокурора», а на полученную прибыль выдавать сотрудникам за профвредность бесплатное пиво.

В обеде Гальчевский вкус не находил. Наверно, потому, что попросту его не замечал, целиком погруженный в свои мысли. Впечатления от разговора с директрисой музея остались противоречивые. С одной стороны, несколько поразительных совпадений: внешнее сходство Кошмала с Петренко, его отсутствие и проблемы с сердцем, наконец, житомирские корни. Это серьезно свидетельствовало против него.

Но вот с другой... Нарисованные Лидией Ярославовной стиль жизни и поведение Кошмала были типичными для маленького человека, потерпевшего семейное фиаско и живущего по принципу «моя хата с краю». Почти безвыездное пребывание в Виннице в рабочие дни исключало возможность одновременных махинаций с документами в Житомире, раздобывание археологических раритетов, изготовление их сувенирных имитаций. Это большой кусок работы. Да и автомобиля у него нет, и неизвестно, умеет ли ездить.

Да, все это справедливо, если он действовал один. А если группа? А если предположить такой сценарий: Кошмал хороший психолог, он артистично маскируется, создает видимость посредственности, такого себе серенького-неприметненького человечка, и в то же время сообщники готовят необходимые документы, достают товар. В назначенное время он берет отпуск, садится в «Мерседес» и везет товар через границу. Если проскакивает – все о’кей. Если попадается – тоже ничего страшного. Дает подписку о невыезде, затем выходит погулять по городу, ловит такси и спокойно добирается до Вапнярки, оттуда берет билет до Одессы уже как Кошмал. А вы ищите Олега Петровича Петренко, если сможете! Однако... Бросить товар на сорок тысяч долларов и еще грузовой «Мерс» (правда, старого года выпуска и с огромным пробегом) может себе позволить только очень мощная группа.

Гальчевский допил компот, вытер платком руки, достал из папки автобиографию и паспорт, сопоставил подписи. На глаз совершенно не похожи. Но это ничего не значит, почерк можно менять в широком диапазоне. Почерковедческо-криминалистическая экспертиза покажет, одной ли рукой они сделаны. Он побарабанил пальцами по столу, потянулся за мобилкой.

– Алло, Дима, это Гальчевский. Ты сейчас где? В областном ГАИ? Прекрасно! Проверь заодно, получал ли когда-либо права Кошмал, его зовут Михаил Владимирович, год рождения шестьдесят третий. Хорошо, буду ждать.

===

К кирпичной пятиэтажке на улице Кропивницкого пять минут хода. На двери подъезда хоть и был кодовый замок, она стояла открытой настежь, так что на третий этаж Гальчевский поднялся беспрепятственно. Сначала остановился возле двери соседей, но потом – каких неожиданностей не случается! – сделал шаг влево и несколько раз нажал кнопку звонка рядом с обитой черным дерматином дверью, в центре которой перекосилась пластмассовая цифра девять. На трель квартира ответила эхом, за ним наступила тишина. «Этого следовало ожидать», – констатировал Гальчевский и поднял руку к соседской кнопке. После паузы по полу что-то тяжело прошлепало, заскрежетал замок и на пороге появился тучный мужик в одних трусах, которые предательски сползали вниз, явно проигрывая состязание с выдающимся вперед животиком:

– Шо надо?

– Гальчевский, следователь прокуратуры области, – Алексей развернул удостоверение, но оно у владельца живота никакого интереса не вызвало – он молча стоял и ждал. – Извините, что беспокою. Я разыскиваю вашего соседа из девятой квартиры. На работе сообщили, что он в отпуске, а дома я его не застал. Можете вы мне сказать, дома он или уехал куда?

– Откуда мне знать! Он к нам не ходит. И мы к нему не ходим.

– А с кем из соседей он поддерживает отношения? Может, я еще у кого-нибудь спрошу?

– Ни с кем, – мужчина взялся рукой за дверь, готовясь захлопнуть их перед носом нежеланного гостя, перебившего послеобеденный отдых (если даже не кое-что поважнее). Однако после недолгих размышлений смилостивился, – вы лучше у его бабы спросите.

– Как ее найти?

– Я почем знаю? Где-то на почтампе работает.

– Может, знаете, как ее зовут? – Гальчевский пытался вытащить хоть бы чуточку информации.

– Лелька... Или Лилька, – пузан почесал возле пупа, повернул голову и крикнул куда-то вглубь квартиры, – Наташа! Как ту стриженую зовут, шо до Мишки ходит, с девятой квартиры?

– Лиля, – отозвался женский голос.

– Лиля, – повторил он следом и нетерпеливо добавил: – Ну шо, все?

• Все. Благодарю вас. – Последние слова были заглушены грохотом                           

 двери и скрежетом замка. И как раз вовремя, ибо в то же мгновение прозвучал мобильный, высветив на дисплее фамилию Стенского.

– Слушаю!

– Алексей, есть информация, о которой ты спрашивал. Кошмалу в 96-м году выдали права.

– Прекрасно. Захвати все необходимые материалы. Жду тебя завтра с самого утра.

Следующим адресом должно было стать отделение связи номер 50, которое горожане продолжали по-старому называть почтамтом. Сперва Гальчевский собирался с улицы Кропивницкого свернуть направо на Володарского, а затем по улице Полины Осипенко мимо Муров подняться вверх до Соборной, выйдя к фасаду почты. Но сказанное Стенским подсознательно заставило задержаться. Он миновал перекресток и прошел дальше, завернул в кафе «Медельин», сел за свободный столик, заказал кофе.

Не прошло и получаса, как информация Стенского дала первое подтверждение интуитивной догадке относительно двойной игры Кошмала. Но если он лежит в могилевском морге – и будет лежать там до особового распоряжения следователя, – то от него самого ничего не узнаешь. Надо менять стратегию и искать выход на сообщников. Тотальное изучение всех контактов и связей, просеивание массивов ненужной информации – здесь вдвоем не справиться, придется, наверное, завтра ставить вопрос о привлечении к следственно-оперативной группе новых сотрудников. Но это будет только завтра, а сегодня еще не все дела окончены. Гальчевский сделал последний глоток и встал.

===

Заведующая отделением связи, интеллигентная и, если судить по идеальному порядку в кабинете, чрезвычайно аккуратная женщина, долго и внимательно изучала удостоверение, наконец вернула и посмотрела прямым взглядом Гальчевскому в глаза:

– Я должна вам чем-то помочь?

– О, совсем немного. Я разыскиваю женщину по имени Лиля, и она должна у вас работать.

Заведующая выдержала короткую паузу.

– У нас таких три. Которая из них вас интересует?

– Знаю только, что у нее короткая стрижка. И еще одно, о чем могут знать в женском коллективе: она поддерживает дружеские отношения с сотрудником краеведческого музея, которого зовут Михаил.

– Догадываюсь, о ком вы говорите. Это Лиля Круглова. Сейчас как раз ее смена.

– Я бы очень хотел с ней пообщаться. И хочу вас успокоить: к работе почты это отношения не имеет.

– Тогда обождите, – заведующая вышла и минут через десять вернулась с женщиной в синей униформе, к которой был приколот пластиковый бейджик «Круглова Лилиана Александровна». – Можете разговариватть в моем кабинете, я пока что выйду к заместителю.

 Лилю можно было назвать стриженой только если очень сильно этого захотеть. На самом же деле чернявые волосы спадали по бокам смуглого лица, складываясь в аккуратное каре. Она настороженно села на стул рядом и напряженно ждала.

– Вам уже сказали, откуда я? – он заходил издали.

Женщина кивнула.

– Как обращаться к вам, я уже знаю, – Гальчевский улыбнулся и кивнул на бейджик. – Меня можете называть Алексей Богданович.

Такое непринужденное начало разговора и точно подобранная тональность сделали свое дело – напряжение слегка уменьшилось: не так уж и страшен этот следователь прокуратуры, да и бояться ей, собственно, нечего.

– Хорошо, – Лиля пододвинулась ближе к спинке и села поудобнее.

– Лилиана Александровна, я сегодня был в музее и хотел видеть человека, который может нам помочь разобраться в одном весьма непростом деле. К сожалению, я его не застал. Он в отпуске и, говорят, вроде бы куда-то уехал. Дома его тоже нет. Мне подсказали, что вы можете знать, как его найти, потому что вы с ним знакомы довольно хорошо. Я имею в виду Михаила Владимировича Кошмала.

Лиля растерялась. Отношения с Кошмалом были ее личным делом, о котором не рассказывала даже коллегам, а вот на тебе – пришли из прокуратуры...

– Он действительно уехал. У Миши больное сердце, и он решил во время отпуска его подлечить.

– Вам известно, в какой санаторий он уехал?

– Он сам этого не знал. На путевку денег не хватало, поэтому решид ехать дикарем – поселиться в частном секторе рядом с каким-либо санаторием и ходить на платные процедуры. Сказал, это обойдется дешевле.

– Куда именно он поехал?

– Куда-то в Одесскую область.

– Скажите, а мог бы он в последнюю минуту передумать и изменить маршрут? И уехать куда-нибудь в Карпаты? – Ответ на этот вопрос, честно говоря, Гальчевского интересовал мало. Просто нужно было протянуть время, пока мозг быстро связывал между собой еще две ниточки. Удивительно: всего час назад он вспомнил Одессу просто так, без оснований, всего лишь как один из возможных вариантов, а тут она стремительно ворвалась сама, подтверждая совершенно случайное предположение. Сегодня ему точно везло!

– Так у него уже были билеты. Один в Одессу, другой через три недели обратно, – Лиля взглянула на собеседника как на иностранца – он будто не знает, что такое взять посредине лета билеты к морю. Хотя... Прокурорам их, наверное, достать легче.

– Вы видели его билеты?

– Да. И помогала сложить сумку вечером перед одесским поездом.

– Он вам оттуда не звонил?

– Нет. Дома у меня телефона нет, а на работе – очень далеко звать. Сказал, что вернется и сам придет.

– Лилиана Александровна, скажите, пожалуйста, на этих фотографиях изображен Кошмал или другой человек, – Гальчевский выложил на папку и вместе с ней подал два снимка, скопированные с паспорта и водительского удостоверения.

Женщина без промедления, хоть и не вполне уверенно, закивала головой:

– Он. Но знаете... Он здесь сам на себя не похож. Какой-то самоуверенный, нахальный. В действительности Миша не такой – он намного мягче, сдержаннее. Нахальным я его никогда не видела.

Гальчевский увидел, что Круглова ему начинает доверять, и решил в быстром темпе неожиданно поставить довольно рискованный вопрос, чтобы получить ответ раньше, нежели она что-либо заподозрит. Он развернул паспорт Петренко, закрыл ладонью верхнюю часть страницы и протянул к ней:

– Скажите, а это не его почерк?

– Да нет! У Миши очень плохой кривой почерк. Он когда-то еще в школе упал на битое стекло и на большом пальце перерезал сухожилие, ему трудно держать ручку. Даже шрам остался. Но почему вы об этом спрашиваете? – женщина встревожилась только теперь.

– Мне срочно нужно выйти, – Гальчевский встал. – Подождите меня. Я через две минутки вернусь и отвечу на все ваши вопросы.

Отойдя подальше от кабинета заведующей, он достал мобилку и набрал код Могилева-Подольского. Сегодня фортуна ему улыбалась вовсю – Собченко оказался на месте.

– Петя, это Гальчевский. У меня тут возникла пара вопросов. Ты осматривал труп Петренко. Скажи, у него есть шрам на большом пальце правой руки? Не видел? А какие-либо другие особые приметы – шрамы, родинки, татуировки? Только шрам от аппендицита? И все? Хорошо, благодарю. Пока!

Неужели фиаско? Однако у него не было ни одного мгновения, чтобы рассматривать, как начинает рассыпаться, будто песчаная крепость под дыханием ветерка, выстроенная версия. Нужно было действовать немедленно, пока Круглова до конца не опомнилась, поэтому Алексей не вошел, а практически ворвался в кабинет, напористо ставя вопрос еще с порога:

– Лилиана Александровна, вы только что говорили о шраме на пальце. А шрам от аппендицита у Миши есть?

Возражая, она испуганно закачала головой:

– Нет!

– Точно нет?

– Точно!.. – И вдруг вспыхнула, с возмущением вскочила со стула. – Вы себе позволяете...

Но Гальчевский уже стал идеальным воплощением любезности.

– Лилиана Александровна, теперь я готов ответить на все, о чем вы спросите. И прошу извинить, если мой последний вопрос показался некорректным. Мы с вами взрослые люди, поэтому давайте относиться ко всему как взрослые. Садитесь, садитесь!

Женщина попереминалась с ноги на ногу, однако послушалась. Голос Гальчевского вновь обрел доверительный оттенок.

– Да не обижайтесь! Вы же понимаете, я на работе, и не стал бы расспрашивать о том, что не касается следствия. Теперь я могу открыть карты. Позавчера в Могилеве-Подольском неожиданно умер приезжий. Люди, которые его случайно увидели, сказали, что он страшно похож на Михаила Кошмала. Я показывал вам его фотографии, так что можете убедиться сами. Мы пытаемся выяснить, кто этот человек на самом деле. Именно поэтому я к вам и пришел.

Гальчевский выждал паузу, пока Круглова обдумывала услышанное, и продолжил:

– Я только что из коридора звонил в Могилев, уточнял детали. Мне сообщили, что у человека, личность которого мы устанавливаем, есть шрам от аппендицита. Вы же понимаете, что подобные дела по телефону не решаются. Поскольку вы знаете Михаила ближе, чем кто бы то ни был, я прошу вас принять участие в опознании. Нужно официально подтвердить, что умерший не является Михаилом Владимировичем Кошмалом, составить соответствующие процессуальные документы. Да и, поверьте, вы тоже почувствуете себя поспокойнее. А то будете постоянно переживать: не с Михаилом ли – мало ли что – случилось несчастье? Ведь такая похожесть. Правильно я мыслю?

Круглова кивнула.

– Можете вы сегодня поехать со мной в Могилев? Машиной туда и обратно. Много времени это не займет.

– Да. Но я ведь на работе...

– Из-за этого не волнуйтесь. Я договорюсь с заведующей, чтобы отпустила. В крайнем случае вручу повестку, что вас вызывают в прокуратуру. Так как – едем?

– Хорошо.

===

В морге при могилев-подольской больнице, до которой успели добраться еще до конца рабочего дня, надолго не задержались. Санитар включил свет, провел к месту, где при низкой температуре хранилось тело Петренко. Гальчевский сам отбросил застиранную ткань, которая в прошлом была белой, сначала с головы, и заметил, как Круглова, и без того вся напряженная, вздрогнула: она не могла поверить, что перед ней лежит не Кошмал.

– Подойдите ближе, – следователь отвернул простынь со стороны правой руки, дотронулся до окоченевшего от холода большого пальца без каких бы то ни было признаков старых повреждений и силой попробовал его выпрямить. – Покажите, где должен быть шрам.

Круглова ткнула – но так, чтобы не коснуться мертвого тела – ногтем указательного пальца как раз на середину второй фаланги. Кожа там была гладкой.

– Теперь смотрим сюда, – Гальчевский потянул простыню вниз, оголил живот и повернулся к спутнице. – Можете что-то сказать?

– Это не он, – еле выдавила из себя Круглова, которая то ли от холода, то ли от напряжения начала стучать зубами.

– Пойдемте на улицу, – он быстро накинул ткань обратно и, придерживая Лилю за локоть, повел к выходу. Одновременно пытался завладеть ее вниманием и успокоить, монотонно приговаривая, – ну вот, все позади, видите, это вовсе не он, а теперь мы задержимся еще минут на пятнадцать-двадцать, чтобы составить протокол опознания, и сразу едем в Винницу, до восьми будем дома...

Однако мысли самого Гальчевского холодно и трезво препарировали увиденное и услышанное. Значит, это был не Кошмал... И не Петренко... В таком случае кто?

 

5. Мастер паутины

С первого дня в прокуратуре Гальчевский целенаправленно выработал привычку служебные проблемы оставлять за порогом кабинета и дома к ним не возвращаться. Даже выходя изредка в субботу или воскресенье, когда подгоняли жесткие сроки арестантских дел, неписанного правила придерживался неукоснительно. Щелканье ключа в замке в конце рабочего дня с годами начало срабатывать как раздражитель условного рефлекса, переключавший сознание на отдых, семью, друзей. Правду говоря, удавалось это не всегда, особенно на первых стадиях расследования резонансных преступлений, когда круглосуточно не прекращалась горячая работа. Дело Петренко к резонансным не относилось, ибо вряд ли могло розогреть общественное мнение, но из-за череды загадочных совпадений расслабиться не позволяло.

Так что в этот день домой не спешил. Сперва отвез Лилю к хрущевке на проспекте Юности, в самом центре жилищного массива Вишенка. Прощаясь, договорился, что если возникнет потребность, всегда может к ней обратиться. Затем поехал на Тывровское шоссе. Там на отцовской заправке залил бак и двадцатилитровую канистру: запасы бензина исчерпываются слишком скоро, и их следует пополнять, не дожидаясь критического момента. АЗС охранялась, к тому же брат оборудовал ее тревожной кнопкой на случай разбойного нападения, так что Алексей нередко оставлял здесь машину на ночь. Решил так сделать и сегодня, а до города прогуляться пешком, так как на ходу думалось легче. Прогулка много не дала: после того, как версия с Кошмалом привела в тупик, информации для выстраивания новой хоть сколько-нибудь вероятной схемы было еще меньше, нежели до того. Завтра необходимо начинать почти с нуля. Правда, теплилась надежда, что Дима что-нибудь раскопает в Житомире.

===

Утром позвонил Стенский и предупредил, что задерживается в управлении, поэтому приедет непосредственно к Заярному. Гальчевский перечитал ответы на запросы по другим делам, принесенные почтой в течение последних дней, но в голову не лез ни один. Наконец рассортировал их по папкам и забросил в нижнее отделение металлического шкафа, потом задумался над раскрытым блокнотом: заместитель прокурора по следствию любил, чтобы на совещание приходили с готовым планом действий, который с высоты должности и опыта ему довелось бы разве что корректировать. Поэтому когда зашел Ковач, чтобы вместе ехать на улицу Володарского, разбитые по пунктам основные направления дальнейшего поиска занимали страницу.

Первым докладывал Гальчевский. Избегая подробностей (тем паче умолчав о неподтвержденной версии), он кратко проинформировал о второй поездке в Могилев-Подольский и ее результате: Петренко и Кошмал оказались разными людьми, хоть и очень похожими внешне.

Не намного успешнее съездил и Стенский, хотя условия для работы ему создали почти идеальные: Игорь Ильич загодя позвонил в управление СБУ в Житомирской области и там винничанина встретили двое коллег. Один сопровождал его по малознакомому городу, другой взял на себя отдельные участки проверок, иначе за день бы не управились. Стенский начал с паспортной службы Королевского райотдела милиции, задокументировав то, что знал и так: паспорт под таким номером и серией здесь не выдавался. Но он отобрал в паспортном отделении образцы мокрой печати и рельефной печати-оттиска для фотоснимка. По указанному в документе адресу Петренко никогда не был прописан. Это подтвердили и паспортистка ЖЭКа, и закрепленная за домом уборщица, хорошо знавшая жильцов квартиры – двух незамужних сестер преклонного возраста. А вот водительские права были настоящими. Петренко в ГАИ предоставил все необходимые бумаги – документ об окончании частных автокурсов, медицинские справки, потом лично сдал экзамены. Стенский отдал Гальчевскому файл, туго набитый бумагами.

– Здесь также копии медицинских карточек из больниц, но в них нет новой информации. Естественно, кроме медицинской. Если сопоставить даты, никаких подозрений не возникает: паспорт он сделал раньше, а на основании главного документа гражданина Украины спокойно прошел медицинские комиссии,  получил права. Машину покупал еще позже – техпаспорт на нее тоже настоящий.

– Вы допросили людей, с которыми он контактировал?

– Да, но его никто не помнит. Кроме инструктора автокурсов, заметившего, что ученик водит машину очень уверенно. Когда он сказал об этом, Петренко спокойно ответил, что в армии служил в автобате. После дембеля права не были нужны и за двадцать лет потерялись. А тут собрался покупать машину и решил, что самый легкий вариант – сдать по-новому. Инструктор сообщил, что история правдоподобна, такие ученики время от времени бывают. Но он также припомнил случай, показавшийся мне интересным. Однажды он стоял на светофоре при выезде на киевскую трассу. Скользнул взглядом по соседним машинам – и за рулем одной из них увидел Петренко. Рассмотреть не успел, потому что загорелся зеленый свет, и она рванула вперед. Возможно, он бы не обратил внимания, если бы Петренко в то же время не учился на автокурсах. Когда поинтересовался об этом, то Петренко резко возразил: у меня нет машины, я только собираюсь покупать. Инструктор тогда подумал, что сквозь стекло плохо рассмотрел. Может, ехал кто-то очень похожий. Запомнил только, что то была желтая «девятка», причем не с житомирскими номерами, но из какой области – уже не вспомнил... По машине и правам все.

– По предприятию успели что-нибудь узнать?

– В Житомире зарегистрировано частное предприятие «Петренко Интернешнл Приват», учредитель – Олег Петрович Петренко. Он также внесен в Государственный реестр физических лиц как житель города. Наши житомирские коллеги разбираются, до какой степени законной была регистрация предприятия, на каких основаниях Петренко занимался внешнеэкономической деятельностью и так далее. О результатах нам сообщат.

– Все? – невысокого роста, худощавый Заярный откинулся в кресле и почти утонул в глубокой спинке, возвышающейся над ним на полторы головы.

– Есть информация по Кошмалу. Если она, конечно, еще нужна. Права он получил, но собственной машины у него не было. Старенький ВАЗ-2101 с 1988 года числится за Кошмал Ниной Вацлавовной. Возможно, жена, потому что до переезда из Житомира он был прописан с ней по одному адресу.

– Да нет, Кошмал отпадает. Труп не его, это можно считать точно установленным. И это единственное реальное достижение, которое дала ваша кавалерийская атака, – Заярный говорил так, будто каждым словом ставил точку над «і». – Давайте не терять время даром и отклоняться на мелочи, а серьезно поработаем по Петренко – будем называть нашего контрабандиста так. Я не сомневаюсь, что все документы у него подлинные. Он готовился к поездке очень тщательно, входил в контакты со многими людьми в течение длительного времени. Мы с Игорем Ильичем официально выйдем на Житомир, чтобы там попробовали установить его контакты. Но эта история с желтой «девяткой»... Если за рулем был Петренко, то это свидетельствует, что он делал все крайне конспиративно и приложил максимум усилий, чтобы не засветиться. Так что его могут выдать только мелкие случайности, такие, как встреча с автоинструктором. Скорее всего, Житомир выбрали для легализации легенды, а на самом деле нужно искать в другом регионе. Так что те следы, которые есть у нас, значат не меньше, чем его житомирские контакты. Алексей Богданович, какие у вас соображения?

– Надо начинать с СБУ.

– То есть? – Заярный не понял, куда клонит Гальчевский.

– На таможне была реализована информация Службы безопасности. Надо  попробовать выйти на источник информации. Может быть, там будет прямое указание на личность Петренко. И этим займется Стенский.

– Принимается, – Максим Юльевич не скрывал удовольствия от, честно говоря, нестандартного хода следователя. – А дальше?

– Возьмем у Петренко пальцы и разошлем дактилокарты по всем информцентрам. В милиции большой прогресс, в последнее время они связали между собой все базы данных электронной почтой. То, на что раньше уходили недели, теперь можно проверить за пару дней. А по дактилоскопическим картотекам мы получим результат через сутки. Если у Петренко была судимость, то этот вопрос снимется.

– Но если у него судимости не было, то пальцы не выручат. Осмотрите личные вещи Петренко и бусик еще раз, только совместно с экспертом-криминалистом. Может, удастся найти другие следы, которые укажут направления поиска.

Заярный по селектору распорядился, чтобы к нему вызвали эксперта-криминалиста, и перевел глаза на Ковача:

– Подготовьте мне постановление о расширении следственно-оперативной группы. Пока включите одного человека – Черниенко. Алексей Богданович, я вас слушаю.

– Сегодня отправлю на экспертизу паспорт. Нужно установить происхождение печати и рельефного оттиска на фотографии. А вот бланк паспорта, кажется мне, настоящий, поэтому сделаю запрос в МВД: где и когда его выдали. Петренко нужно объявить в розыск. С приблизительно таким текстом: в Могилеве-Подольськом умер неустановленный мужчина возрастом 40–45 лет. Описание одежды, два фотопортрета – с паспорта и самого трупа. Особая примета – шрам от аппендицита. По месту проживания пользовался белым грузовым микроавтобусом марки «Мерседес», на котором направлялся в Молдавию. Особенно обратить внимание на пропавших безвести.

– Да, и еще добавьте: он мог ездить на «девятке» желтого цвета! А вдруг за нее удастся зацепиться?..

– Разрешите, – эксперта-криминалиста Николая Черниенко долго ждать не пришлось.

– Присаживайтесь. Мы решили привлечь вас к расследованию дела по контрабанде. Будете работать с Алексеем Богдановичем. Сегодня, наверно, вам придется ехать в Могилев. Не ломает ваши планы? – Когда Черниенко отрицательно покачал головой, Заярный повернулся к Гальчевскому, – возьмете служебную машину, а то в таком темпе ваш «Форд» долго не выдержит. Какие еще есть идеи?

– Нужно поинтересоваться кооперативом «Керамист». Согласно документам, именно он изготовлял сувенирные имитации трипольських археологических предметов. «Керамист» находится в селе Великие Гадомцы неподалеку от Бердичева. Если, конечно, документы настоящие...

– Такой кооператив существует, я проверил, – заговорил Стенский, сидевший после житомирского отчета молча. – Его там очень хорошо знают, потому что в нем работают несколько мастеров народного творчества. Я готов туда ехать.

– Я убежден, что Петренко там бывал, и не раз. Имитация археологических предметов, их искусственное состаривание – это достаточно сложные технологии, они требуют специальных знаний и навыков, которыми вряд ли владеют современные мастера. Он должен был контролировать весь процесс, поэтому его контакты с «Керамистом» имели постоянный характер. Считаю, что в селе мы узнаем о Петренко больше, чем в Житомире, – Алексей выжидающе посмотрел на Заярного.

– Согласен. И не только контакты. Там тоже могут остаться следы, вещи, документы, поэтому в Гадомцах будете работать вместе с Черниенко. Или вы хотите поехать лично, Алексей Богданович?

– Пусть лучше Стенский. Ему уже помогают коллеги из Житомира. Боюсь, я физически не успею – после Могилева понадобится целый день, чтобы понаписывать кучу запросов, поназначать экспертизы. Кстати, мы забыли еще об одной фирме – о той, на которую Петренко вез товар. Вот эта точно может оказаться фиктивной. Я свяжусь с Могилев-Подольской таможней, чтобы они установили по своим каналам. И последнее: мы пока что оставляли без внимания происхождение предметов контрабанды. Стоит поинтересоваться по областям, не было ли краж археологии из музейных фондов. Даже если это «черная археология», все равно у находок должны быть какие-то региональные особенности. Вот и попросим консультацию у специалистов по Триполью, они могут рассказать. Знаете, мне очень понравилось, как доцент Мельниченко при таможенном досмотре разложил Петренко на обе лопатки...

– Не возражаю, – Заярный поднялся. Это означало, что совещание закончено. – Докладывайте о ходе поисков Ковачу, он меня будет информировать. – Он уперся взглядом в начальника следственного отдела, который за все время не проронил ни слова, записывая услышанное в толстенный деловой дневник. – Сергей Иванович, я жду постановление сейчас же.

Выходя из кабинета следом за Черниенко, Гальчевский молча отметил: это уже были не случайно связанные ниточки, которые легко обрывались. Ткалась крепкая паутина, в которую должны попасть отдельные фрагменты мозаики, и по ним нужно реконструировать картину в целом.

 

6. Десять пальцев – семнадцать отпечатков

Сергеев, как обычно, торчал на ступеньках с сигаретой. Поймав боковым зрением Гальчевского, он сделал глубокую затяжку, загодя вкушая заготовленную фразу. Вчера он с этого же места видел, как следователь с Лилей Кругловой перед выездом в Могилев-Подольский подходил к прокуратуре, где оставил машину (по центру города ходил пешком). Тогда Сергеев в присутствии постороннего человека от реплики удержался, хотя и демонстративно громко покашлял. Мысль, впрочем, запомнил, и вот оказался удобный случай поподначивать коллегу:

– Видел тебя здесь вчера с барышней, – Валентин сделал паузу для второй затяжки. – Вы там на своем Кирпичном совсем от рук отбились: середина трудового дня, в области неблагополучная криминогенная ситуация, а он барышень на машине катает. Хотя как мужик я тебя понимаю – это тоже особо важное дело... А вообще... Старик, мне за тебя даже как-то неудобно. Что – помоложе трудно было найти?

Притихшие курильщики поглядывали на Гальчевского: как отреагирует? Спорить с Сергеевым – а тем более оправдываться – значило всего лишь потешить общество, поэтому ответный ход необходимо было сделать оригинальный.

– Ну, как мужики мы с тобой всегда были единомышленники. Но я вот о другом беспокоюсь: когда ни приду, вечно ты здесь стоишь и куришь. Разве не лучше было бы вынести сюда стол? Я понимаю, одному волочь с третьего этажа тяжеловато, но если нужно, я пособил бы.

– Он боится, что пойдет дождь, – подбросил и свое словечко Черниенко, выходя на улицу вслед за Алексеем.

– А у него что – зонтика нет?

Представив большой двухтумбовый стол с компьютерным монитором и пучком кабелей на ступеньках прокуратуры, а за ним Сергеева под зонтиком, присутствующие заулыбались. Не удержался и главный острослов.

– Так что ты подумай. Если, то... подмогнем, нелегкая все-таки вещь. Да и вдруг шефа встретим, должен же кто-нибудь о тебе словечко замолвить, – и Алексей двинулся к «Форду», оставив курильщиков наедине представлять, что было бы написано на лице прокурора области, встреть он Сергеева с письменным столом перед курилкой...

===

Пока машина то ныряла в долины, то выныривала на возвышенностях, словно покачиваясь на застывших волнах моря, плескавшегося на подольских просторах миллионы лет назад, Гальчевский рассказал Черниенко о подробностях и загадочных обстоятельствах нового дела. Работу в Могилеве-Подольском планировали вместе, решив начать с морга районной больницы.

– А не было в вещах записной книжки? Или визитки какой-либо? – вопрос Черниенко отличался прагматичностью: достаточно выйти на людей, знавших Петренко еще до того, как он стал Петренко, и ребус решался без трудностей.

– В бусике я ничего похожего не видел, а личные вещи в больнице не осматривал. Во-первых, и опознание разочаровало, да и человека нужно было везти в Винницу.

Возле больницы члены следственно-оперативной группы встретили Собченко, который пришел забрать выводы судмедэкспертизы по женщинам, потерпевшим от насильника. Он проводил их к главному врачу, которому они сообщили о цели визита, потом на больничный склад, где хранились одежда, часы и портмоне умершего. Гальчевский оформил постановление об изъятии вещей и ценностей, указав точную сумму денег, которую имел при себе Петренко: 700 долларов сотенными купюрами и 312 гривен. При осмотре карманов брюк и рубашки похвастаться весомым уловом тоже не получалось – там нашли всего лишь стеклянный флакончик с таблетками нитроглицерина. Ни визиток, ни записной книжки у умершего не было.

Пока Черниенко в сопровождении Собченко спустился в холодильник, чтобы осмотреть и сфотографировать труп, откатать отпечатки пальцев, Гальчевский направился к заведующему реанимационным отделением. Его интересовала медицинская карточка, которую завели на Петренко, и результаты анализов: а вдруг мужчина болел редкостным недугом? В таком случае круг поисков бы резко сузился. А то пересеивать по всей Украине больных, стоявших на учете в кардиологических лечебных учреждениях, – все равно что искать иголку в стоге сена при свете месяца. К тому же неизвестно, обращался ли Петренко когда-либо к кардиологам: инфаркт мог подкрасться без предупреждения.

Не повезло и здесь: никакой редкой патологии у пациента не обнаружили ни при лечении, ни при патологоанатомическом вскрытии. Заведующий связался с главным врачом, посоветовался и разрешил следователю взять медицинскую карточку. Попросил вернуть, когда в ней отпадет нужда, потому что документ должен храниться в архиве больницы.

===

Через полчаса Гальчевский и Черниенко вышли возле таможни, а водитель по их просьбе повез Собченко к межрайпрокуратуре.

Микроавтобус все еще стоял с грузом на старом месте на площадке для досмотра. Начальник отдела контрабанды заверил Алексея, чтоо «сувениры» собирались отправить в Винницу на следующий день. Лето – время отпусков: людей не хватает, а работы не меньше. Но извинения следователь пропустил мимо ушей:

– Скажите, как можно быстро установить, существует ли на самом деле фирма «Reut-2000», на которую Петренко вез товар? По документам она зарегистрирована в Кишиневе, – он достал копию договора о поставке «сувениров».

– Если официально делать запрос, то он должен идти через Киев, но это затянется надолго. Мы часто пользуемся неформальным каналом: звоним молдавским коллегам в Атаки, и они проверяют по централизованной базе данных. Таким способом можно узнать за час, максимум за два.

– Я бы вас очень попросил проверить, пока мы будем осматривать автобус.

– Сейчас попробую, – начальник отдела положил копию договора перед собой и пододвинул поближе телефонный аппарат.

===

Осмотр салона «Мерседеса» много времени не занял, потому что, собственно, осматривать было нечего – Петренко в дорогу почти ничего не взял, кроме минимально необходимых туалетных принадлежностей, документов и денег. Хотя бусик и стоял опечатанный, с замкнутыми дверцами и закрытыми окнами, пыль просочилась сквозь мельчайшие щелочки, покрыв тоненьким слоем руль, панель приборов, оставленные на сиденье две пустые кожаные папки, бумаги из которых перекочевали в сейф в следственном отделе, наполовину выпитую бутылку теплой минеральной воды «Трускавецкая» возле рычага переключения скоростей. (Вода ничего не подскажет, такую минералку можно купить по всей стране, мысленно отметил Гальчевский.)

На пластмассовом крючке около спинки водительского сидения висела легкая курточка-ветровка. С нее Черниенко и начал тщательное обследование вещей, но что можно обследовать в пустых карманах!.. То же касалось и папок: все содержание – шариковая авторучка. И ни одной забытой бумажки, пускай даже малюсенького обрывочка.

В бардачке интересных предметов оказалось больше. Первым эксперт витащил запотевший полиэтиленовый пакетик. В нем находились бутерброды с колбасой. Пролежав несколько дней на жаре, они расползались под пальцами, а несвежий запах пробивался сквозь упаковку.

– Будем приобщать к вещественным доказательствам? – Черниенко иронично усмехнулся.

– Приобщи их лучше вон к тому богатству, – Гальчевский ткнул пальцем в сторону мусорной урны, одиноко торчавшей на асфальте рядом с въездом на площадку.

Ни старый номер газеты «Факты» с выведенной от руки ценой, ни мягкий пенал на молнии с бритвенными принадлежностями, зубной пастой и щеткой помочь установить лицо своего владельца не могли. Из-за пенала Черниенко добыл два немытых и страшно запыленных пластиковых стаканчика, вложенных друг в друга, которые по наклонному дну бардачка скатились на самый низ.

– А это интереснее. Здесь хорошо видны пальцы, – он показал Гальчевскому четкие концентрические следы папиллярных линий на гладкой поверхности внешнего стаканчика, потом поднял на просвет. – На внутреннем, кажется, тоже что-то есть. Попробую-ка я с ними поиграться.

Эксперт разложил на сиденье бусика чемоданчик и принялся колдовать над отпечатками пальцев.

Алексею выпал двадцатиминутный перерыв. Он вылез из бусика, прошел на край площадки и остановился, наблюдая за двумя женщинами. Обветренные загоревшие лица и жилистые руки указывали на их профессию – базарные торговцы. На пешеходной дорожке моста они сгрузили с «кравчучки» пятидесятикилограммовый мешок, развязали его и пересыпали сахар в пакеты, взвешивая каждый безменом. С украинской стороны через выход для таможенного контроля пешеходов к ним подошла третья женщина, отдала пустой пакет, взяла полный и двинулась обратно. Вскоре опять вернулась с пустым, наклонилась за полным. Проследив за несколькими аналогичными циклами, Алексей подошел к пограничнику, наблюдавшему за деловитыми женщинами издали:

– Что они делают?

– Сахар носят. – Заметив удивленный взгляд Гальчевского и опережая следующий вопрос, пограничник ообъяснил: – Через таможенную границу одному человеку разрешается перемещать только два килограмма сахара. Они привезли из Молдавии мешок, теперь носят по два килограмма и за таможней снова сыпят в мешок. Закон не нарушают, по два килограмма можно нести хоть сто раз на день.

Алексей молча пожал плечами: он уже привык то в одном, то в другом месте сталкиваться с бессмысленными ограничениями, приводившими к единственному результату – доставляли людям неудобства. Таможенная служба не была исключением.

– Можешь чем-либо похвастаться? – Гальчевский остановился напротив  распахнутой дверцы, за которой Черниенко довольно рассматривал только что снятые дактилоскопические отпечатки.

– Могу. Первое. Пальцы хорошо сохранились и пригодны для идентификации. Второе. На одном стаканчике – четыре пальца правой руки Петренко, на другом – три пальца правой руки, принадлежащей не Петренко. Можешь сам сопоставить, – он положил рядом лист с десятью отпечатками, откатанными в морге, и два листа со свежераздобытыми дактилоскопическими трофеями. Три из них явно принадлежали неизвестному лицу.

– И еще такая мелочь: на стаканчиках микроостатки высохшей жидкости, напоминающей белое вино. Предполагаю, что перед отъездом Петренко мог, например, с кем-то пить шампанское за успех, а потом немытую посуду бросил в бардачок. И он, и его собеседник держали стаканы правой рукой.

– Коля, это не мелочь. Я допускал, что Петренко действовал не один, но теперь есть первое подтверждение. У нас самих есть за что выпить! – и Гальчевский хлопнул коллегу по плечу.

Перед отъездом они зашли в отдел контрабанды. Из Молдавии пришло подтверждение, что фирма «Reut-2000» зарегистрирована и активно работает, причем специализируется не только на сувенирах, но и на торговле антиквариатом и древностями.

 

7. Коллекции совпадений не видно конца

Если утро начинается с неудачи, то она по принципу домино чаще всего влечет за собой обвал и остальных дневных дел. И хоть Алексей не был фаталистом, однако на собственном опыте убедился: закономерность подтверждается в четырех из пяти случаев. В дни, когда все начинало валиться из рук, лучше было отказаться от дальнейших планов и заняться вещами, которые должны были получиться гарантированно, – вчитаться в материалы уголовных дел, подготовить документы, написать десяток-полтора страниц обвинительного заключения.

Уже по выражению лица Стенского, ожидавшего его в коридоре следственного отдела, полуопершись-полусев на подоконник, Гальчевский понял: похвастаться ему нечем. Вошли в кабинет, и Дмитрий заговорил первым:

– Я попробовал проверить информацию, по которой задерживали Петренко. Вряд ли она что-нибудь даст. Да, пришла из Киева, из центрального аппарата Службы. А получили ее из-за границы, но то ли по своим каналам, то ли от наших коллег из других стран, то ли от Интерпола – неясно. Правда, для нас с тобой это значения не имеет, – Дмитрий сел. – Было известно только то, что в этот день в Кишиневе ждали белый грузовой микроавтобус «Мерседес», который должен был прийти с партией контрабандной археологии. В Службе решили задержать его при пересечении границы.

– Но почему перекрыли именно Могилев? Он с таким же успехом мог ехать и через Ямполь, и через любой другой пункт пропуска.

– Другие тоже были под контролем. Просчитали все и решили: наиболее вероятно, что он поедет через Могилев, поэтому туда поехал лично Игорь Ильич. Я в этот день дежурил на пункте пропуска «Болган». Но то больше для перестраховки: там его не стоило ждать, потому что везти контрабанду через Приднестровье – повышенный риск. Фактически там нужно пересекать две границы.

– С реализацией вы не поспешили? Может, лучше было проследить за Петренко? – размышлял Гальчевский.

– Решение принимали в Киеве, мы только исполняли, – Стенский постучал ногтями по краешку стола. – Но мне кажется, что решили правильно. Кто же мог подумать, что он умрет... Если бы Петренко взяли живым, то раскрутили бы его по полной программе. Тогда бы не ломали голову, кто он и откуда, сам бы постепенно рассказал. Да и археологию нельзя выпускать за пределы страны – обратно бы она уже не вернулась... А что у вас было в Могилеве?

– Мы проверили фирму, с которой у Петренко был договор. Она не фиктивная, работает на рынке сувениров и антиквариата. В «Мерсе» нашли три неизввестных отпечатка пальцев. Не исключено, что они принадлежали человеку, знавшему Петренко. Вот практически и все. Ну так как, ты готов сегодня тряхнуть Великие Гадомцы? – Гальчевский перевел разговор на текущие задачи. – А то у меня работы с экспертизами – куча мала.

– Это я и планировал.

– Делаем так: я пишу направление на дактилоскопическую экспертизу, везу в прокуратуру регистрировать и сразу же в милицию – надеюсь, к завтрашнему дню проверят. Заодно подброшу тебя к Черниенко, договоритесь о времени выезда. В конце дня я жду вас.

===

До обеда со «следственной бюрократией» – так Алексей называл для себя процессуальные документы – было покончено. Осталось отдать в канцелярию, и дальше их рассылали в установленном порядке. Он еще раз перечитал их, спрятал в папку, а на поверхности стола разложил изъятые у контрабандиста бумаги. Ни блокнота, ни хотя бы разрозненных обрывков с записями, которые вывели бы на какие-либо контакты Петренко, в Могилеве-Подольском не нашли. Гальчевский принялся пристально – каждый листик с обеих сторон, сантиметр за сантиметром – пересматривать весь пакет документов: а вдруг на них есть случайная запись или хотя бы рельефный оттиск шариковой авторучки, который она может оставить через бумагу?

Когда закончил, обеденный перерыв остался позади – даже не заметил, как пролетел. Но безрезультатно: ни одной лишней записи не обнаружил. Казалось, контрабандист специально побеспокоился, чтобы даже после его смерти не осталось следов, указывавших на сообщника. «Или на сообщников», – поправил сам себя. Если только не они сами об этом побеспокоились... Гальчевский вспомнил о похожем на пробирку пластиковом флакончике с надписью «Нитроглицерин»: его следует отправить на химическую экспертизу, а то чего на свете не случается. В папку легло еще одно направление.

«Похоже, пока достаточно», – он принялся складывать беспорядочно разбросанные документы, и взгляд остановился на протоколе опознания тела. Версию с Кошмалом Заярный распорядился похоронить. А жаль, она была так элегантна.

Вошел Ковач:

– На обед не ходил?

– Нет. Собираюсь в прокуратуру, там и пообедаю.

– Вот и хорошо. Позовешь меня, я тоже засиделся – отчеты на носу. Как продвигается дело Петренко? – Ковач поднял протокол опознания, лежавший на верхушке стопки.

– Как черепаха. Черниенко и Стенский поехали в кооператив, где изготовили керамику, может быть, там что-то выловят, – Гальчевский проследил, как Ковач перечитывает протокол, и после паузы спросил: – Тебе это не кажется подозрительным? Слишком велико внешнее сходство Кошмала с Петренко. Даже люди, знающие его близко, перепутали.

– Если слишком беспокоит, попробуй этого Кошмала копнуть еще раз, только глубже. Например, сопоставь анализы крови – не одна ли група. Поищи родственников, может, они что-то подскажут.

===

Повод заглянуть в краеведческий музей можно было не искать. Необходимость в автобиографии Кошмала миновала, потому что от почерковедческой экспертизы Гальчевский отказался. В ней не было смысла, поскольку опознание определило точно: могилевский труп – это труп другого человека.

Директрису застал на месте.

– Лидия Ярославовна, во-первых, благодарю за помощь следствию. Во-вторых, могу вас успокоить: мы установили, что к попытке контрабанды ваш сотрудник Михаил Владимирович Кошмал отношения не имеет. А поэтому возвращаю то, что взял. Целым и невредимым, – он улыбнулся и выложил на стол автобиографию.

Лидия Ярославовна символически пододвинула документ ближе к себе, а улыбка в ответ окончательно внесла в разговор облегчение, еле заметное напряжение исчезло совсем:

– Видите, как хорошо получается.

– Скажу откровенно, после разговора с вами у меня возникло еще больше подозрений. Неизвестный мужчина в Могилеве умер от инфаркта миокарда, а когда вы сказали, что у Кошмала тоже проблемы с сердцем, то как здесь не усомниться. Кажется, вы сказали, что он даже лежал в кардиологии какой-то винницкой больницы, да?

– В первой больнице. Я сама к нему заходила.

– Я же помню, – и стараясь не менять тон, Гальчевский перешел на другое. – Вчера я был на могилевской таможне. Они обещали задержанную контрабанду отправить к вам сегодня.

– Как раз перед вашим приходом мне сообщили, что из Могилева привезли на экспертизу археологические предметы. Я их еще не видела.

– Сколько нужно времени для проведения такой экспертизы?

– Боюсь, что ничего определенного сейчас не скажу. Наверно, понадобится приглашать специалистов с кафедры археологии педагогического университета. А там каникулы, и неизвестно, кого удастся найти в городе.

– У меня есть координаты Мельниченко. Он готов ради экспертизы приехать на несколько дней из Могилева, мы об этом договорились. Так что я вам тоже могу оказаться полезным, – Гальчевский встал.

Лидия Ярославовна провела гостя в приемную и на прощание с нескрываемой гордостью сообщила:

– Мы проверили сохранность нашей трипольской коллекции – все вещи на месте.

===

Прежде чем ехать на жилищный массив Вишенка, на окраине которого раскинулись корпуса городской больницы № 1, Алексей заглянул на почтамт. Лилю Круглову нашел легко – для этого достаточно было пробежать глазама по стеклянным перегородкам на стойках для клиентов. Встретившись глазами с Гальчевским, женщина сдержанно улыбнулась, но взгляд не скрыл вопроса: что-то еще нужно?

– Лилиана Александровна, вы смену заканчиваете в котором часу?

– В девятнадцать.

– У меня возникли некоторые соображения, хотел бы с вами посоветоваться. Но, знаете, не стоит лишний раз привлекать внимание вашего начальства. Не возражаете, если я после работы приглашу вас на кофе?

– Хорошо.

– Значит, я жду вас на трамвайной остановке возле костела. В семь пятнадцать будет удобно?

– Лучше в полвосьмого – мне нужно еще сдать кассу.

===

В больнице Алексей пробыл дольше, чем рассчитывал. Оказалось, что там целых три кардиологических отделения, и только в третьем помнили пациента по фамилии Кошмал, поскольку он дважды попадал в стационар со стенокардией.

У заведующего отделением, не старого, но почти седого мужчины, день, похоже, также выпал неудачный. Он выглядел усталым и раздраженным и, кажется, собирался уходить – Гальчевский застал его уже не в больничной одежде. Однако он не пытался сплавить гостя кому-то из рядовых врачей и не выказал неудовольствия визитом в самом конце рабочего дня да еще без предупреждения. Молча выслушал следователя и позвал дежурную медсестру.

Историю болезни искали недолго. Она хранилась в самом отделении в архиве ускоренного доступа и уже через десять минут легла на стол перед заведующим.

– Не знаю, помогу ли вам чем-либо, – мужчина полистал склеенную книжечку, нашел нужную страницу и сильно прижал сверху ладонью, выпрямляя так, чтобы сама не закрывалась. – У Кошмала четвертая группа крови. Встречается она не часто, приблизительно у четырех-пяти процентов людей. Резус-фактор положительный. Из тех, у кого четвертая группа, положительный резус где-то у сорока процентов, отрицательный – шестьдесят. Такое сочетание – четвертая группа и положительный резус-фактор – наиболее редко.

– Что вы скажете об анализе крови этого человека – Гальчевский подал историю болезни Петренко.

– Здесь то же самое: четвертая группа, положительный резус.

– А как относительно других показателей? Гемоглобин, лейкоциты? Еще что-то? Эритроциты? – Алексей пытался извлечь из памяти все, что знал о составе крови.

– Другие показатели неспецифичны, они зависят от многих условий. Например, как вы питаетесь, какой у вас образ жизни. Тем более нельзя говорить о совпадении лейкоцитарной формулы. Вскочит у вас прыщ – и сразу могут подскочить лейкоциты.

– Если рождаются два близнеца, то анализы крови у них одинаковы?

– Если однояйцевые, то группа крови и резус-фактор должны быть одинаковы. А что касается других показателей, то я вам уже сказал.

– Скажите, – Гальчевский запнулся, не осмеливаясь о новом предположении признаться даже самому себе, – могли быть близнецами эти двое людей?

– Как знать. Во всяком случае, не исключается. Но по анализам крови вы это не установите. Посудите сами: если мы возьмем, что население Винницы 360 тысяч, то людей с таким сочетанием группы крови и резус-фактора наберется тысяч шесть-семь. Но если бы вы сделали развернутые иммунологические анализы и они совпали, то вероятность была бы очень высока. Ну а идеальный вариант, как вы понимаете, это анализ ДНК. Он даст точный результат.

После этого Алексею оставалось только попрощаться.

Перед тем как выехать на Хмельницкое шоссе – одну из главных транспортных магистралей города, – проверил память мобилки. Стенский на связь не выходил. Попробовал набрать его номер сам, но получил стандартное сообщение об «отсутствии связи с вашим абонентом». «Неужели они до сих пор сидят в тех Гадомцах? – мысленно спросил себя, поворачивая ключ в замке зажигания. – Или что-то случилось?»

 

8. Вениамин

Стенский и Черниенко смогли отправиться в Великие Гадомцы только перед обедом.

Дмитрий не ошибся: Игорь Ильич в самом деле связался с управлением СБУ в Житомире, и в Бердичевском отделе их ждал коллега, чтобы вместе ехать в село. Он загодя навел справки о кооперативе «Керамист», который в районе знали хорошо. Его учредила еще в конце восьмидесятых годов группа гончаров, решивших начать собственный бизнес. Они жили в разных местах Украины, но чуть погодя выбрали для разворачивания производства село Великие Гадомцы на самом краю Житомирщины, на границе с Винниччиной, и съехались сюда. Глинища с необходимым сырьем располагались поодаль, но место выбирали исходя из амбициозных расчетов: здесь находятся значительные залежи каолина, а гончары планировали в будущем обустроить собственное производство фарфора. Привлекала и близость железной дороги – рядом проходила ветка, соединявшая Казатин с Бердичевом. Экономические трудности девяностых заставили отодвинуть осуществление грандиозных планов на неопределенное время, но на керамику спрос оставался, да и ассортимент постоянно расширялся, принимали заказы на индивидуальные художественные работы.

– Левыми делами занимаются? – Черниенко спрашивал скорее затем, чтобы не молчать.

– Во всяком случае, с законом не конфликтуют: налоги платят, в аферы не влазят. Лет пять назад на них наехала налоговая милиция, к тому же не по делу. Только-только председатель кооператива рассмотрел, что к чему, и даже не стал дожидаться конца проверки – на следующий день был у заместителя губернатора, а тот передал его заявление с просьбой разобраться прокурору области. После этого их не трогают. Разве что иногда плановые проверки.

Машина тем временем свернула с ружинской трассы налево, миновала село Садки и давно не ремонтированной дорогой дотряслась до Великих Гадомцев.

===

Председатель кооператива, плечистый, с бычьей шеей мужчина, могучим телосложением и неторопливой уверенностью в себе скорее напоминал спортсмена-тяжелоатлета, нежели мастера народного промысла. Выдавали его только руки – потрескавшиеся, с загрубевшей кожей.

Гостей ждал, потому что утром о приезде позвонили из Бердичева, однако о настоящей причине визита не предупредили. Сперва подумал, едут покупатели, но когда пригласил в правление кооператива – обычную кирпичную хату с привинченной к стене огромной вывеской из цветной керамики – и увидел предъявленные удостоверения СБУ и прокуратуры, не скрыл разочарования:

– Боюсь, вы ничего интересного у нас не найдете. Мы ни в какую «химию» не лезем, подозрительных связей не заводим...

– Вот и прекрасно! Знаете, во сто раз приятнее иметь дело с порядочными людьми, чем со всякими подозрительными типами. И нам хорошо известно, что люди здесь порядочные, – Стенский сдержал себя, чтобы не переборщить с комплиментами. – Когда возникает необходимость, чаще всего именно у них мы просим о помощи. Скажите, вы знаєте этого человека?

Он выложил на стол перед председателем кооператива фотоснимки.

– Это Петренко, один из наших заказчиков, – ему хватило одного взгляда, чтобы безошибочно узнать сфотографированного.

Да и как можно было ошибиться, если в течение нескольких месяцев, пока выполнялся заказ, предприниматель стал частым гостем, лично контролировал изготовление изделий. Хотя партнер оказался требовательным почти до капризности и несколько раз заставлял переделывать сувениры, заказ считался выгодным, потому что за него заплатили наперед, причем щедро. Обо всем этом председатель и рассказал членам следственно-оперативной группы. Показал и бухгалтерские документы, согласно которым заказчиком и плательщиком выступала житомирская фирма «Петренко Интернешнл Приват».

– На чем он к вам приезжал?

– У него белый бусик. Кажется, «Мерседес».

– А не случалось, чтобы на других машинах?

– Нет, – председатель заколебался, но потом повторил уже увереннее, – нет, только на бусике.

И признался, что похожего поворота событий подсознательно ждал – слишком уж странным показался заказ.

– А что же в нем странного? Нашел человек свое дело, решил заработать на изготовлении сувениров...

– Да если бы только это. Им же не просто были нужны сувениры, внешне похожие на археологию, – они требовали, чтобы были почти точные копии конкретных оригиналов. Некоторые вещи мы не раз переделывали, пока не добивались максимального сходства. Крови нам попили порядочно... Но заплатили тоже хорошо.

– Вы сказали: «Они». А что – Петренко был не один?

– С ним несколько раз приезжал консультант. Я так понимаю, что археолог. Поначалу расказывал, как и что нужно делать, а затем проверял результаты. Это он браковал готовые изделия и заставлял делать по-новой.

Стенский и Черниенко переглянулись.

– Все-таки я не вижу ничего удивительного, – Дмитрий пожал плечами. – Хотели получить действительно качественные изделия, их вполне можно понять. Они что – привозили вам образцы, по которым вы лепили сувениры?

– Нет, мы работали по фотоснимкам. Большие такие, цветные, очень качественные. На них каждый предмет снят был с разных сторон и даже снизу. К каждому прилагался ручной рисунок с точными размерами, и мы от них не должны были отклоняться.

– У вас есть эти фотоснимки?

– В том-то и дело, что нет. Приняли работу, подписали акты и забрали все до последнего листика. У нас есть только письмо-заказ, акт приемки работ, накладная и бухгалтерские документы. Мне показалось, что они очень старались не оставить ни единого следа. Никто из обычных заказчиков так себя не ведет. А вы говорите – что странного...

– Что – совсем ничего не осталось?

– Ну, не то, чтобы совсем...

Председатель замялся, настороженно повел глазами по гостям, терпеливо ждавшим окончания фразы. Затем, поразмыслив, что никакой угрозы кооперативу не предвидится, прошел по комнате – она казалась слишком тесной для могучей фигуры – к шкафу, порылся на полках и достал небольшую затертую папочку:

– Сувениры нужно было искусственно состарить. Мы никогда ничего похожего не делали и даже не знали, как подступиться. Поэтому они нам привезли подробное описаие процесса, химикатов, температурных режимов и предупредили: чтоб ни одна страница не пропала! Потом, когда забирали, даже по номерам страниц проверили. Мне технология показалась интересной, и я потихоньку отксерил. Специально в Бердичев ездил. Думаю, вдруг еще когда-нибудь пригодится.

Он опустил папочку на столешницу. Черниенко пододвинул ее к себе и начал тщательно, страница за страницей, просматривать. Стенский около полминуты молча следил за ним, затем вернулся к прерванному разговору:

– Как звали консультанта по археологии?

– Петренко представил его как Вениамина. А вот как отчество... Лучше спросить мастеров. Он с ними работал, может, они знают.

– Смотри, – вдруг вмешался Черниенко, до сих пор только слушавший диалог.

Один из листков он наклонил к окну, чтобы на него упал свет, и указал Стенскому на низ страницы, где четко прорисовывалась копия отпечатка большого пальца

– С мастерами обязательно переговорим, – Стенский задержал паузу, присматриваясь к листку. Потом протянул его хозяину:

– Можете вы сказать, чей это палец?

Тот попробовал пожать плечами, но при их размахе такой жест казался по меньшей мере неуклюжим:

– Не знаю. Я его первый раз вижу. Наверно, был на оригинале и с него скопировался. Но лучше тоже спросить мастеров...

===

Разговор с гончарами дал немного – из него практически ничего не узнали ни о Петренко, ни о его сообщнике. Не знали даже, как отчество последнего – на вопрос он лишь махнул рукой: «Зовите просто Вениамин, я еще не стар». У работников кооператива сложилось впечатление, что оба избегали малейших рассказов о себе и сразу переводили разговор на то, как лучше выполнить заказ. Излишне говорить, что никаких координат для связи тоже не оставили – даже номера мобилки, который можно менять сколько угодно. На всякий случай Петренко объяснил, что в новом офисе только идет ремонт, поэтому телефоны еще не подключили. Мол, отпразднует новоселье – и сразу всем раздаст визитки.

Вспомнили, откуда взялся обнаруженный Черниенко отпечаток пальца. Он принадлежал Вениамину и остался случайно. Для раскрашивания цветной керамики в кооперативе используют разные краски. Однажды забрызгали стол красной, а Вениамин недосмотрел и, энергично объясняя, сперва ухватился рукой за столешницу, затем за бумагу. Внимания этому не придал, все равно ведь оригинал они оставлять не собирались, а о том, что «деревенщина»-керамисты решат исподтишка сделать себе копии, специально съездив в Бердичев, не подумали.

===

Только перед отъездом, уже за воротами, Стенский в двух словах рассказал председателю, как задерживали контрабанду, и добавил:

– Мы хотим пригласить вас в Винницу сделать осмотр коллекции сувениров. Мастера должны сказать, какие предметы они делали, а какие нет.

– Да чего уж там – приедем. Заодно кое-что для продажи оставим, ведь наши изделия продают и в Виннице.

– Их скоро привезут из Могилева, и я вам позвоню. И еще одно, – Дмитрий мгновение колебался, говорить или нет, но наконец отважился. – Нужно будет составить фоторобот Вениамина. Пусть люди загодя подготовятся, вспомнят какие-либо его приметы, особенности строения лица и прочее.

Председатель кивнул: мол, все понятно – сделаем.

===

Когда Гальчевский доехал до костела, Круглова его уже ждала – на работе освободилась раньше. Алексей на большой разговор не рассчитывал, ему бы хватило, если бы Лиля подтвердила догадку. Точнее, даже не догадку – она возникла раньше, – а внутреннюю уверенность, опиравшуюся на каскад совпадений, который начинал казаться невероятным.

– Михаил на связь не выходил? – пока официантка «Медельина» ходила за кофе, Алексей готовил почву для решающего вопроса.

– Нет, – Лиля догадывалась, что ее пригласили совсем для другого вопроса.

– Что же, поскольку я не могу поговорить с ним самим, придется кое о чем поинтересоваться у вас.

Подали кофе, и Алексей умышленно выдержал паузу, медленно размешивая сахар. Наконец заговорил.

– Скажите, кроме бывшей жены и сына у него есть еще родственники? Братья, сестры? Может, дядья, тетки?

– Да нет, никого. У него были неродные родители, которые усыновили его маленьким. Взяли из детского дома, потому что своих детей не имели. Их родственники где-то на Житомирщине. Но они Мишу своим не считают, сказали: чужая кровь.

– Усыновляли его у нас или в Житомире?

– У нас.

Именно это Алексей и хотел услышать. Теперь оставалось допить кофе и отвезти Лилю на Вишенку.

По дороге вспомнил начало дня: может быть, это один из тех пяти случаев, когда роковая закономерность не срабатывает? Прозвучал телефон. Стенский сообщал: они только что въехали в зону перекрытия мобильной связи. По пути из Великих Гадомцев пробили колесо, а накануне водитель пробил еще и запаску и не поменял. Пришлось ждать, пока разбортирует колесо, заклеит камеру, соберет, установит обратно. Так что встречу лучше перенести на утро.

Вот и поди разберись, срабатывает закономерность или нет!..

 

9. Индийский вариант

Гальчевский только приготовился выслушать рассказ Стенского, как уже первую фразу прервал телефон. Звонил Черниенко:

– Будь на месте, я сейчас подъеду. Привез кое-что очень интересное из Гадомцев.

– Так у меня Дима. Как раз собрался рассказывать...

– А он об этом не знает! Так что обожди.

Следователь посмотрел на часы:

– В таком случае давай минут через сорок. Я пока смотаюсь в милицию, проверю ответ на вчерашний запрос.

Он опустил трубку и заинтересованно взглянул на Стенского.

– Николай говорит, что из Гадомцев привез нечто такое, о чем ты не знаешь. Наверно, лучше позже переговорить обо всем сразу. К тому же я буду знать результат проверки пальцев.

Стенского звонок заинтриговал не меньше, и он лишь молча кивнул в ответ: что такое мог узнать Черниенко, если он гончаров не опрашивал – только слушал?

===

Из прокуратуры области Черниенко приехал с Ковачем, поэтому в кабинете следователя собрались вчетвером. Начальник отдела еще по дороге узнал о маленькой находке эксперта-криминалиста, так что Николай не стал разыгрывать спектакль. Он лишь обвел глазами застывшую в ожидании группу, достал две дактилокарты и положил перед Гальчевским:

– Вот эти три пальца – со стаканчика в бусике, а этот – из Великих Гадомцев. Это большой палец правой руки. Все они принадлежат одному чоловеку. И мы знаем, что зовут его Вениамин.

– Боюсь, он такой же Вениамин, как Петренко – Петренко, – бросил Ковач, и в его словах было рациональное зерно.

– Все-таки хоть что-то, – Гальчевский минуту рассматривал оба отпечатка, убеждаясь в их тождественности. – А вот на запрос по пальцам Петренко результат нулевой – в картотеках их нет. Правда, еще не пришли ответы из Николаева и Полтавы, но даю девяносто девять процентов: они ничего не изменят. Однако теперь мы знаем точно, что наш контрабандист действовал с сообщником. Поэтому можно сделать запрос по пальцам Вениамина – а вдруг уже он засветился на какой-то уголовке?..

– Заодно его фоторобот составим. Я предупредил об этом мастеров из «Керамиста». Они приедут через несколько дней на опознание своих изделий, – добавил Стенский.

– Фоторобот – это, конечно, хорошо, да вот когда он еще будет, – Гальчевский махнул рукой и поверннувшись вполоборота к Черниенко, хитро прищурился. – Пока вы под Гадомцами камеры клеили, я и в Виннице нашел «кое-что очень интересное».

Он выслушал отчет Стенского, затем сам рассказал о подозрительно бесконечной цепочке совпадений, опять и опять указывающих на необычное сходство Петренко и Кошмала, причем не только по внешним данным, но и по биологическим особенностям организмов: редкая группа крови, одинаковая склонность к сердечно-сосудистым заболеваниям, которая может иметь наследственное происхождение. Не нужно быть великим аналитиком, чтобы прийти к выводу: вероятнее всего, Петренко и Кошмал – близнецы.

– Как ни странно, это вариант не тупиковый. Вчера любовница Кошмала сказала, что родители усыновили его из детдома еще малюткой.

Алексей, имея оперативное чутье и опыт, прекрасно понимал иронично-недоверчивое молчание коллег: слишком эта история походила на сюжет из старого индийского кино, в котором счастливые братья-сестры неожиданно узнают друг о друге через десятки лет. Поэтому добавил:

– Пока что не тупиковый...

На этот день работу оперативной группы планировал Гальчевский (Ковач не вмешивался, только выслушал и, соглашаясь, кивнул, ибо на месте следователя делал бы то же самое). Черниенко не загружали – эксперту-криминалисту и без контрабанды хватало хлопот. Стенскому вначале досталась роль всего лишь курьера: не теряя ни минуты, зарегистрировать в канцелярии прокуратуры и отвезти в милицию запрос по дактилокартам Вениамина – хоть завтра и была суббота, до утра ответы с результатами проверки возвратились бы. Затем он должен связаться с житомирскими коллегами и поинтересоваться свежей информацией по их части расследования. А напоследок должен разыскать в городе специалиста по трипольськой культуре и договориться о встрече и консультации. Возможно, таким образом удастся локализовать регион, откуда происходят задержанные предметы.

Проверку индийского варианта (так мысленно назвал новую версию) Гальчевский взял себе. «Но с чего начать?» – размышлял, оставшись один. С номером свидетельства о рождении Кошмала просто поехал бы в ЗАГС и посмотрел актовые записи. Значит, начинать надо с него. Ждать, пока появится сам Михаил, – долгая канитель, в квартиру за документами, ясное дело, не полезешь... В личном деле в музее? Вряд ли – в кадровые листки такие данные не вносят... В паспортной службе? Ну, это если Кошмал получал паспорт в Виннице. А если в Житомире?

Гальчевский набрал телефон адресно-справочного бюро. На удивление, ответили незамедлительно. Номер обычно был перегружен – иногда приходилось дозваниваться по полчаса. Кошмал оказался старше Петренко на год – родился в апреле 1962-го, в Виннице прописался три года назад после прибытия из Житомира.

– Где он получал паспорт?

После короткой паузы женский голос четко, будто чеканя, сообщил:

– Согласно инструкции, таких данных мы по телефону не даем. Если вам нужно, можете приехать к нам и узнать.

– Я же вас не спрашиваю о номере паспорта или дате выдачи. Только город – Винница или Житомир?

– Я вам уже сказала: мы таких данных не даем.

– В таком случае попросите, чтобы взял трубку Юрий Михайлович. Скажите, что с ним хотят говорить из прокуратуры области.

– Начальник уехал в управление.

Гальчевский услышал, как на другом конце зашуршала бумага, потом голос сообщил:

– Паспорт выдан в Житомире. Но больше я вам ничего не скажу.

– Больше и не нужно – этого достаточно. Благодарю.

К свидетельству так просто не дотянешься. А если подъехать в ЗАГС и поискать, исходя из даты рождения? Ребенка, как правило, записывают через неделю-две после появления на свет.

===

 В доме торжественных событий, где находился городской отдел регистрации актов гражданского состояния («Ты смотри, уже не ЗАГС, – мимоходом зацепил взглядом «фирменную» вывеску Алексей, – по-новому это как будет – РАГС?»), стоял шум. несколько пар готовились к росписи: напряженно-взволнованные лица жениха и невесты, старательно скрываемая растерянность родителей. Пятница – день свадеб.

Дверь в кабинет заведующей была приоткрыта, но когда Гальчевский вошел, она на секунду прервала какой-то нелегкий разговор с двумя людьми и спокойно, но твердо подняла глаза на непрошенного гостя:

– Я занята.

Когда Гальчевский представился, тон ее стал помягче:

– У меня люди из области. Вам нужна я лично или девочки сами управятся?

– Думаю, управятся. Нужно кое-что уточнить.

– В таком случае я вас проведу и скажу, чтобы показали необходимые документы.

«Девочка», которой поручили Гальчевского, выглядела не менее чем на сорок, а ее правую руку оттягивало вниз массивное обручальное кольцо – из тех, что вошли в моду в начале восьмидесятых: чем больше золота, тем моднее. Выслушав следователя, она хмыкнула:

– Трудный случай. Вы знаете, что при усыновлении новые родители имеют право поменять не только имя, отчество и фамилию ребенка? Случается, меняют дату и год рождения. Бывает, записывают другое место рождения. Так что без свидетельства о рождении вы можете ничего не найти – оно выдается там, где ребенка зарегистрировали в первый раз.

– А если он меняет анкетные данные?

– В таком случае вносятся изменения в первичную актовую запись. Но она все равно хранится. Только давайте не будем загадывать наперед. Когда, говорите, он родился?

Вернулась «девочка» с массивной книгой, держа как закладку между страницами палец:

– На этот раз вам повезло. Есть такая запись.

Пожелтевшая от старости бумага раскрывала первую тайну: Михаила Владимировича Кошмала в «прежней жизни» звали Иван Иванович Беднарук. Новые родители излишне не хитрили, оставив неприкасаемыми и дату, и место рождения мальчика. Его настоящими родителями были жители села Вороновица Ольга Владимировна и Иван Иванович Беднаруки – возле фамилии последнего, правда, красовалась надпись «со слов работников больницы».

– Что это значит? – Гальчевский обращал внимание на каждую мелочь, переписывая анкетные данные.

– Так принято писать, если отец неизвестен. Например, если ребенка бросают в роддоме. Запрещено регистрировать детей без указания на отца, поэтому в соответствующую графу вписывают фамилию матери и любое мужское имя. Наверно, так и было, потому что документы на регистрацию подал роддом.

– Теперь еще одна просьба. Нужно посмотреть, не регистрировался ли в то же время – возможно, немножко раньше либо позже – еще один мальчик по фамилии Беднарук.

Они вместе переглянули актовые записи сперва за апрель, потом за май и июнь. Безуспешно.

Гальчевский уточнил, откуда именно пришли документы, и попрощался. Придется продолжить поиски в архиве роддома. Тем более, что он совсем рядом – достаточно перейти на другую сторону улицы.

===

– Историю болезни за шестьдесят второй год? – удивилась заместитель главного врача. – Мы так долго не храним! Их уничтожают через двадцать пять лет.

– И что – ничего не остается?

– Почему ничего? Остаются другие документы. Вы скажите, что нужно, и я поручу, чтобы завархивом принесла.

Необходимую информацию нашли в журнале родов, хранящемся в два раза дольше, целых пятьдесят лет. Гальчевскому казалось, он не верит собственным глазам, когда его индийская фантастическая версия материализовалась: Беднарук родила двух мальчиков. Черным по белому – точнее, синевато-выцветшим по серовато-желтому – коротко описывались течение родов, потеря крови, состояние матери, стояли фамилии врача и акушерки. А лаконичная запись в журнале приемного отделения поставила на сомнениях последнюю точку: «ушла самовольно с одним ребенком».

Уже за порогом роддома Алексей обратил внимание, что часовые стрелки оставили обеденный перерыв далеко позади. «Ну вот, опять вынужденный пост! Хоть по дороге надо что-то перехватить», – он мысленно проследил дальнейший маршрут.

===

Начальник адресно-справочного бюро Юрий Михайлович Маевский к тому времени уже вернулся из управления. Он радушно встретил гостя, с которым был знаком не один год. Выслушав о проблемах, распорядился принести в свой кабинет ящик с адресными листками «на Беднарук». Людей с такой фамилией на Винниччине жило мало, и среди них – ни Ольги Владимировны, ни человека, которого были бы основания считать ее сыном. Может, давным-давно вышла замуж и мальчика усыновили под другой фамилией? Выехала из области? Умерла? У каждого варианта было право на существование. И для проверки их придется смотаться в Вороновицу.

Внимание задержалось только на жителе Винницы Леониде Владимировиче Беднаруке – на три года моложе Ольги и тоже вороновицком. Может быть, брат?

Скорее для самоуспокоения, нежели с определенным расчетом, Гальчевский просмотрел картотеку еще и на фамилию умершего контрабандиста: три Ольги Владимировны Петренко ни по месту рождения, ни по возрасту на роль разыскиваемой не годились.

===

В прокуратуре области пятница – день короткий. После семнадцати часов в доме на Володарского оставались преимущественно руководство и начальники отделов, допоздна торчащие в приемной прокурора с бесчисленными делами, находящимися «на контроле в Генеральной».

Гальчевский не застал Заярного на месте. Ни дежурный по приемной, ни другие сотрудники не знали, появится ли он вообще. Впрочем, у Алексея были и свои резоны задержаться и подождать: из-за беготни целый день чуть не забыл о маленьком празднике у сокурсницы, недавно назначенной начальником отдела по делам несовершеннолетних (полное название подразделения, как, в конце концов, и других, было значительно длиннее и по-канцелярски коряво, поэтому между собой их сокращали до одного-двух слов). Проезжая по улице Соборной, скользнул взглядом по цветочному базарчику возле магазина «Троянда», и его вдруг осенило: да ведь у Вали Яворовенко сегодня день рождения! Нужно останавливаться и покупать букет.

Официально любые застолья со спиртным в помещении прокуратуры запрещались, но на дни рождения – ясное дело, неофициально – начальство закрывало глаза: лишь бы работе не мешало. В коридоре второго этажа Гальчевский наскочил на Сергеева, шедшего навстречу с раскрасневшимся лицом и зажженной сигаретой в зубах.

– Ты уже поздравил?

– А-а... Дернул коньячок и свалил. Пить нужно под что-то, а там... Сам увидишь: полтора бутерброда, а то все – конфетки-бараночки, тортики как саночки. Как говаривала моя баба Маня, не стол, а привет стоматологу, – Сергеев пренебрежительно махнул рукой и повернул вверх на лестницу.

В тот вечер Заярный не появился, и Гальчевский решил доложить о находке уже после поездки в Вороновицу.

===

Дома Алексея втретила непривычная тишина. Когда он возвращался, сын бросал все дела и стремглав мчался к папе, а тут после щелканья дверного замка он не услышал обычного мелкого топота детских ног – Надя стояла за порогом одна.

– А где Сашко? Спать ему еще рано, – откровенно удивился Алексей.

– Твой отец заехал и забрал на дачу. Сказал, что завтра ждет нас.

– Боюсь, не получится. Тебя утром отвезу, а я... разве что вечером...

– Какое-то новое дело?

– Поставь чай. Я пока смою пыль, потом расскажу. Интереснее, чем кино.

 

10. Закон сохранения людей

В Вороновицу Гальчевский поехал вместе со Стенским, предварительно посетив информцентр управления внутренних дел. Запрос опять не принес результата: отпечатки пальцев Вениамина не хранились ни в одной дактилоскопической картотеке. Слишком бедный улов поймало также УСБУ в Житомирской области. Там хоть и возбудили уголовное дело по факту необоснованного включения человека в Государственный реестр физических лиц, но ни на полшага не приблизились к установлению личности Петренко. Реальный шанс продолжить расследование давала версия близнецов, но где гарантия, что в самый неожиданный момент не оборвется и она?

– Иногда удивляешься случайностям, – Стенский опустил боковое стекло и подставил лицо потоку воздуха. – Что было бы, если бы доцент не увидел Петренко и не перепутал его с Кошмалом? Глухарь?

– Ну прямо глухарь! – Гальчевский остановил машину перед светофором. – Фактически преступник у нас есть, только мертвый. Дело закрыли бы в связи со смертью подозреваемого, контрабанду передали бы в музей. Петренко на какое-то время был бы объявлен в розыск, а потом его похоронили бы как неустановленное лицо. А там, гляди, где-нибудь под Сумами отозвались бы родственники и заявили об исчезновении без вести гражданина Пупкина. И среди фотографий неопознанных трупов они узнали бы свою пропажу. – Вспыхнул зеленый свет, и машина рванула с места. – Я это называю законом сохранения людей: если в одном месте человек появляется, то в другом он должен исчезнуть.

– Все равно зависим от случайности. А если родственники не объявятся? А если они это сделают через пять лет? Кто там будет рыться в фотографиях давних трупов...

– Да что ты уцепился за случайность? Теоретически можно найти каждого. Надо разослать фото в райотделы милиции по всей Украине, провести тотальный поквартирный и подомовой обход, обратить внимание на тех, кто длительное время отсутствует. Найдется человек двадцать похожих, и среди них тот, кто нам нужен. Но сделать это на практике... – «Форд» снова резко затормозил перед светофором.

– У тебя раньше случалось что-либо похожее?

– Не в таких масштабах, но было. Даже новогодний подарок. Знаешь запущенный сад напротив химкомбината? Возле трамвайной линии? Так вот, тридцатого декабря один мужичок вышел туда почистить снегом ковер и наткнулся на мешок с изрубленным трупом. На следующий день находят другие фрагменты трупа на Старом Городе: мальчишки увидели, что в карьере кирпичного завода собаки таскают какое-то мясо, присмотрелись – а то пол человеческой ноги. Представляешь, какой у нас был Новый год? Работаем неделю, вторую – никаких следов, даже не можем найти, кого убили. Поначалу считали, что приезжего. А через полтора месяца в милицию приходит женщина и пишет заявление, что пропал муж. Все внимание на нее, потому что живет около кирпичного. Проверяем: он! Когда осмотрели квартиру, так там вся ванная комната была забрызгана кровью, хоть и замытой. Жена сама убила его во время семейной ссоры, потом перепугалась, изрубила на куски и повыбрасывала в разных местах Винницы, а голову утопила в Буге. Обычная бытовуха, ничего интересного. А в связи с Петренко мне припоминается другое дело – мадам Труфанко.

– Мадам?

– Это я так ее назвал. Вылитая мадам! Манеры, гонор – все. Кандидат экономических наук – не подступишься иначе, чем на полусогнутых. «Как вы посмели меня вызвать в прокуратуру, я уважаемый человек!» А на самом деле... Послушай, что прокручивает эта мадам. Еще обучаясь в аспирантуре, заключила фиктивный брак, причем фиктивный в квадрате, потому что расписалась с человеком, которого нет в природе. Ее мать работала начальником военно-учетного стола в сельськом совете в Молдавии и исхитрилась сделать левый паспорт на несуществующего человека по фамилии Демьянов – все данные вымышлены. Потом в том же сельсовете «выдает замуж» дочь за этого Демьянова.

– Зачем?

– Не спеши. Это только зачин, сказка впереди. За несколько месяцев до защиты диссертации мадам Труфанко ложится на пару недель в гинекологическое отделение больницы, где работает медсестрой ее тетя. А когда выписывается, тетя исподтишка делает левую медицинскую справку, будто бы она родила девочку, а мать выписывает свидетельство о рождении ребенка. После окончания аспирантуры наша мадам приезжает в Винницу, становится на квартирный учет и как кандидат экономических наук получает на семью трехкомнатную квартиру, хотя в действительности она была одна. Затем путает следы, совершает несколько квартирных обменов. И точку в афере она ставит тоже элегантно: обращается в суд с заявлением о расторжении брака, и судья их разводит, причем без участия мужа. Согласно материалам гражданского дела, гражданин Демьянов забирает ребенка с собой, отказывается от алиментов и выезжает из Винницы. Ну и, конечно, не претендует на свою часть квартиры!

– На чем же она прокололась?

– На прописке, причем в последний момент. Паспортистка ЖЭКа потребовала, чтобы выписываться пришел сам Демьянов. Она отказалась от пакета с конфетами и шампанским. Тогда Труфанко попробовала продавить выписку через начальника паспортного. И это была роковая ошибка. Начальник оказался стреляный воробей – сразу почуял, что пахнет жареным. Месяц водил ее за нос, а тем временем разослал кучу запросов. Когда пришли ответы, он схватился за голову и передал материалы в прокуратуру. Потом говорил мне, что такая многоходовка его ошарашила – не ожидал. А потом я раскопал за ней еще и фиктивную смерть.

– Фиктивную смерть? – рассказанная история, похоже, удивила Стенского не меньше, чем некогда начальника паспортного отделения.

– Я поднял в архиве персональное дело коммуниста Труфанко. Она поступала в партию и записала в анкете, что отец умер в семьдесят третьем году. Мы нашли его через двадцать лет живым и здоровым. Дедуля как узнал, страшно возмутился и кричал: еще ее переживет. Так что... наш контрабандист не один такой хитрый. Разобрались с мадам Труфанко, разберемся и с Петренко.

===

За разговором не заметили, как закончилась дорога. «Форд» свернул вправо с немировской трассы, медленно объезжая колдобины, зияющие в асфальтовом покрытии, протрясся по главной улице и застыл около двухэтажного домика с государственным флагом.

Сельский голова принадлежал к младшему поколению жителей и вообще не помнил, чтобы в Вороновице фигурировала когда-либо фамилия Беднарук.

– Давайте спросим старых людей. Должен же кто-нибудь припомнить, – подсказал ему Стенский.

– Есть здесь у нас бабушка Фрося – живая энциклопедия. К ней ученики из школы ходят записывать местную историю. Это мать нашей работницы, сейчас пошлю кого-нибудь, – голова ненадолго вышел.

– Может, к старой женщине лучше было самим подойти? – Гальчевский высказал сомнение, когда голова вернулся.

– Это бабушка с моторчиком, ее бы еще дома застать. Да и живет по ту сторону улицы, будет через минуту.

И в самом деле: бабушка Фрося появилась незамедлительно. Поздоровалась с незнакомыми людьми и остановилась возле порога, выжидающе глядя на хозяина кабинета. Судя по всему, приходила сегодня уже не впервые.

– Да вы проходите, садитесь, – голова подождал, пока она умостится на стуле под окном. – Бабушка Фрося, скажите, жили у нас когда-нибудь люди по фамилии Беднарук?

– Беднарук? Это Олька, что ли?

– Ольга Владимировна, – уточнил Гальчевский.

– Во-во, Владимировна! Как же, помню. Красивая была девка, токо подгуливала слегка. Хлопцев сворами водила, пока животик не нагуляла. Хе, животик... Не животик, а животище – больше ее самой. Отец тяжелый на руку был, говорил, пока Олька носит – не тронет, дитя ни в чем не виновато, но когда родит – прибьет ее. А как же, опозорила на все село, – она вздохнула. – Токо давно уже ни отца нет, ни матери.

– А где она теперь?

– Ой, деточки, не скажу. Тогда она исчезла из села, отца страшно боялась. А куда... Господь его святой знает. Поспрашивайте, кто ближе жил, может, они что...

– Бабушка Фрося, первый раз вижу, что вы чего-то не знаете, – голова подбадривающе улыбнулся к ней. – Скажите еще, в каком конце села она жила?

– В заводе. Отец и работал в заводе.

– Может, родственники какие остались?

– В Вороновице – не, они приезжие были. Но есть брат, Ленчик, он в Виннице. Раньше жил в Шаргороде, был среди начальства там на заводе, что комбикорм делает, – бабушка Фрося оживилась, оказавшись в родной стихии сплетен да еще и почувствовав себя нужной. – Отец четырех свиней держал, так ему корм машинами привозили. Ленчик там был главным инженером или кем. Потом его сняли и еще судили. Проворовался.

– Так говорите, он в Виннице?

– Был в Виннице, – исправилась бабушка Фрося. – Пока родители живы были, приезжал. А потом хату продал. Так что теперь и не скажу, может, в Виннице, а может, и нет...

Отправив говорливую бабулю, голова лично сопровождал следственно-оперативную группу до сахарного завода, территория которого раскинулась по другую сторону автомагистрали. Помог найти бывшую хату Беднаруков и расспросить, куда подевалась Ольга. Старики о давнишнем позоре старались на людях не упоминать, лишь один раз соседи слышали, как подвыпивший отец сердито кричал матери: «Вот пускай сидит в своей Одессе и нос сюда не показывает!» Когда брат продавал хату, на прощанье признался, что Ольга живет в Одессе, и скупо добавил, что у нее «все нормально».

===

Пока легковушка, проскочив под высоковольтными линиями электропередачи и через считанные минуты нырнув в прохладную тень по обе стороны лесного массива, отматывала километраж обратно к Виннице, Гальчевский обдумывал услышанное. Его мысли перебил Дмитрий:

– Сразу тебе не сообщил: я нашел знатока трипольськой археологии. Это профессор педуниверситета Марко Маркович Зозуля. Авторитет, и к тому же наш человек.

– То есть?

– Полковник военной контрразведки в отставке. Начинал еще в годы войны в СМЕРШе, затем служил на Байконуре. На пенсию ушел с должности начальника особого отдела ракетной армии.

– Боюсь, что он знаток немного не той археологии... – Алексей сделал вираж, выходя на обгон грузовика.

– А вот и той. На пенсии он занялся историей и археологией. Работал в краеведческом музее, потом защитился и перешел на преподавательськую работу. Он провел много экспедиций, его находки известны за границей. Даже три или четыре книжки написал. Увидишь сам – он ждет нас завтра после обеда.

– Где?

– У себя дома. По соседству с нашей управой.

– Ну так сходим, чего уж там. Только до завтрашнего обеда нужно еще дожить. И пока что меня больше интересует Ольга, – Гальчевский выровнял машину после обгона и на мгновение скосил глазом на Стенского. – Ты можешь связаться с Одессой и проверить, не числится ли она по адресному? В выходной твоей службе это легче сделать, чем моей.

===

Вечер выпал беспокойный. На этот раз Гальчевского не спасал приказ самому себе целиком отключаться от работы в выходные, поэтому чем бы ни занимался, мысли неуклонно возвращались к Петренко. Отец попробовал отвлечь и звал с собой к соседу по даче, где собиралась компания заядлых шахматистов и где сам пропадал до полуночи, но Алексей отказался. Он до темноты бродил над озером, долго сидел на большом теплом камне, неохотно отдававшем остатки дневного зноя.

С одной стороны, вроде бы сделаны результативные шаги, чтобы раскрыть тайну неизвестного контрабандиста, а с другой – вроде бы постоянно топтались на месте, не продвинувшись ни на пядь. Будто путешественники в пустыне, которые что есть сил бегут за миражем, но приблизиться к нему не удается.

 

11. Полковник археологии

Стенский ждал на троллейбусной остановке рядом с управлением. Сюда же выходил угол старой пятиэтажки, построенной вскоре после войны, – в ней предоставляли жилье руководящим сотрудникам территориального органа Комитета государственной безопасности и двух армейских головных отделов военной контрразведки, расположенных в Виннице. Если кто-то переезжал на другое место службы, его квартира переходила к другому сотруднику. На третьем этаже бывшего элитного дома жил профессор Зозуля.

Алексей окинул взглядом тяжеловатый полиэтиленовый пакет в руках Дмитрия: снизу он подозрительно заокругливался.

– Ты что-то захватил?

– Взял коньяк. И кое-что к коньяку.

– Так ему ж под восемьдесят!..

– Восемьдесят один! Прикинь: два года назад он еще моржевал – плавал на Буге до первого льда. Теперь не плавает, но два раза, утром и вечером, гуляет по берегу, причем в любую погоду. В совете ветеранов мне намекнули, что в хорошем обществе полковник Зозуля от рюмочки не откажется. Он любит пообщаться с молодыми.

Пока искали подъезд и поднимались по лестнице, Стенский расказал о результате последнего запроса – еще одного шага в погоне за фантомом. Служба безопасности проверила всех одесских Беднаруков, но не нашла следов ни Ольги Владимировны, ни ее сына. Хоть садись и просматривай почти два миллиона карточек в адресно-справочном бюро Одессы, выбирая всех Ольг Владимировных, а среди последних отлавливая ту единственную, которая родилась в Вороновице. Чтобы справиться с такой задачей, должна не меньше недели работать бригада из десятка человек.

Дверь открыл добродушный дед с казацкими усами, ниспадавшими по обе стороны роскошными седыми прядями.

– Проходите, мальчики, проходите. Обувь не снимайте, не надо! У меня еще только будут убирать.

Трудно, небольшими шагами переставляя ступни, он проводил гостей внутрь квартиры. Гальчевскому указал рукой на диван, стоявший в комнате перед журнальным столиком, который был загодя накрыт для посиделок (вафли, печенье, чайный сервиз, коньяк). Стенского задержал в коридорчике.

– Ноги сегодня очень разболелись, так что ты, Дмитрий, будешь помогать. На кухне на плите стоит чайник, он полный. Вот пускай закипит, и неси в комнату.

– Мы тоже не с пустыми руками, – Стенский поднял вверх пакет.

Пока хозяин инструктировал добровольного помощника, объясняя, где и что взять, Алексей осмотрелся. Меблировка еще шестидесятых годов, такого же возраста и лампа на письменном столе, где царила рабочая обстановка. Вероятно, перед их приходом старик писал какую-нибудь статью. Алексею он не напоминал ни отставного контрразведчика, ни профессора истории – скорее пасечника из тех же шестидесятых. Внешний вид обманчив, особенно у пенсионеров.

Всплыло в памяти, как они с отцом встретили неприметного дедушку, топавшего по полевой тропинке к дачному массиву: выцветшая пестрая рубашка, потрепанные спортивные штаны, на плече тяпка, на ней покачивается связанный из женского платка узелок с обедом. Отец, скрывая в губах улыбку, спросил: «Алеша, как ты считаешь, кем этот человек работал до пенсии?» «Бухгалтером межколхозстроя», – выпалил не мешкая, потому что был уверен: если и ошибся, то совсем немного. «Нет, Алеша. Он был в КГБ начальником отдела по борьбе с идеологическими диверсиями. Полковник». Отец не мог ошибиться. Он длительное время врзглавлял юридический отдел на радиоламповом заводе и лично знал многих влиятельных чиновников, имевших отношение к оборонному предприятию.

Пока Стенский на кухне резал лимон и занимался чайником, Марко Маркович устроился в кресле напротив, по-хозяйски расставил рюмки.

– Мальчики, сначала двадцать граммов за знакомство, а потом уже будем общаться. Дмитрий, скоро ты там?

Историю о задержании контрабандиста в Могилеве-Подольском и о том, как доцент Мельниченко вывел его на чистую воду, профессор слушал молча и только помешивал чай, а в конце переспросил:

– Что, он так и сказал, что у трипольцев не было гончарного круга?

– Да, и повторил это на допросе, ведь я потом его допрашивал как свидетеля, – Гальчевского насторожила легкая ирония, угадывавшаяся в голосе собеседника.

– Ну, самое главное, что удалось задержать. Но если говорить точно, было несколько по-другому, – хозяин опять наполнил рюмки. – Скажите, что вам известно о трипольцах? То, что учили в школе: жили когда-то на территории Украины, Молдавии и Румынии первобытные племена, которых теперь называют трипольцами. Они выращивали хлеб, охотились, занимались промыслами, и это практически все! – Марко Маркович поднял рюмку, жестом приглашая сделать то же самое. – О настоящих масштабах Триполья люди не имеют представления, а здесь была мощная древняя цивилизация, к тому же не меньше, чем месопотамская или ацтекская. Она существовала две с половиной тысячи лет и пережила несколько периодов. – Он чуть-чуть пригубил и поставил рюмку обратно почти полной. – Да, был ранний период, с весьма примитивными орудиями труда. Но был и пик развития, когда они строили большие города по две тысячи домов, среди которых были двух- и трехэтажные, и в них жили по десять-пятнадцать тысяч человек. Два самых больших города в Черкасской области – может, слыхали о Майданецком или о Тальянках?

 Гальчевский отрицательно покачал головой.

– А вот третий по величине трипольский город у нас, в Винницкой области – под Ялтушковом. Только Майданецкое и Тальянки сейчас активно раскапывают и изучают, а у нас никто не касался. Одна-две разведки – и все. Жаль, я его уже раскопать не успею... И кто его знает, какие открытия однажды сделают в Ялтушкове.

Профессор отпил чай и ненадолго задумался.

– Марко Маркович, почему вы спросили о гончарном круге? – Стенский нарушил молчание первый – он тоже заметил в реплике иронический оттенок.

– Потому что у трипольцев гончарный круг был. Подсчитано, что потребность в керамике у них сложилась огромная, сотни тысяч изделий в год, она ведь легко бьется. Гончары должны были составлять целую ремесленную прослойку. – Марко Маркович поставил чашку, откинулся в кресле. – И был еще поздний период – период упадка, когда все достижения цивилизации постепенно сошли на нет. Тогда трипольцы утратили гончарный круг, вернулись к технике ленточной керамики. Такой упадок прослеживается во всех отраслях хозяйствования.

Но не упустил случая, чтобы оправдать коллегу по кафедре.

– А вы не переглядывайтесь. Мельниченко может и не знать таких подробностей о Триполье. Он защищался по буго-днестровской культуре, а это более древняя археологическая культура, она послужила субстратом для Трипольской. Там уже он специалист непревзойденный!

Хозяин наклонил бутылку над рюмками:

– Мальчики, не стесняйтесь. Даже в плохой хате наливают три раза, а в моей – тем паче. За ваше здоровье!

Коньяк он снова отпил лишь чуточку, но ритуал не нарушил – компанию поддержал.

– Дмитрий, знаешь, откуда взялась твоя фамилия? Возможно, кто-то из твоих предков происходил из села Стена – есть такое в Томашпольском районе, – вот казацкие писаря так его и записали: Стенский. Только я вот к чему веду, – Марко Маркович протянул паузу. – Село стоит на месте бывшего трипольского поселения. Кто его знает, не течет ли в тебе какой-то процент трипольской крови. Впрочем, как и в нас тоже!..

Полковник заговорщицки улыбнулся Гальчевскому, потом скользнул глазами по настенным часам:

– Вы хотели со мной о чем-то посоветоваться?

– Марко Маркович, скажите, у трипольских археологических предметов есть какие-либо местные особенности? Можно ли по ним установить регион, откуда они происходят? Хотя бы приблизительно? – Алексей положил на колени папку, приготовился достать фотографии контрабандных экспонатов.

– Конечно, есть – и региональные, и хронологические, и по ним делятся на определенные типы. Давайте, – профессор поднялся, проковылял к письменному столу, с которого перенес лампу.

Снимки просмотрел быстро, но цепкий взгляд старика схватывал главное мгновенно – две из них сразу же отложил в сторону. Перед членами следственно-оперативной группы сидел уже не добродушный пасечник, а опытный контрразведчик с волевым характером, способный молниеносно анализировать информацию и принимать интуитивные решения. Не с таким ли выражением лица, мысленно отметил Алексей, когда-то он допрашивал подозреваемых?

– Конкретно эти вещи мне неизвестны, в научной литературе мне не попадались. Могу заверить, что они не с Подолья, хотя региональные черты четко не прослеживаются. А вот антропоморфная статуэтка, – Марко Маркович взял отложенный снимок, – принадлежит к усатовскому типу. Видите, человек будто стоит на маленьком кубическом постаменте? Этот признак характерен для усатовского типа.

– Какая это область? – Гальчевский насторожился.

– Усатово – село под Одессой, где впервые раскопали данный тип Трипольской культуры, ­– профессор не спеша подошел к книжному шкафу, достал монографию, развернул цветную карту-вклейку. – В первую очередь центр и запад Одесской области. На севере ареал усатовской культуры дотягивается до юга Кировоградской и Винницкой областей, краешком цепляет Николаевскую.

– Марко Маркович, как вы посоветуете: стоит проверять музеи по тем областям, где представлена усатовская культура? – подал голос Стенский, до сих пор помалкивавший.

– Попробуйте. Только это еще ничего не значит. Предметы могли выкопать археологи-любители, их в последнее время развелось до черта. Их даже могли по дешевке купить в Киеве на базаре или на Андреевском спуске – там приторговывают трипольской керамикой для коллекционеров. Но вот модель храма не купите, – Марко Маркович поднял второй снимок, извлеченный из общей стопки. – Очень редкая вещь, их по пальцам можно сосчитать. Но эту модель я не встречал.

– И что это может значить?

– Либо ее нашли на последних раскопках и еще не ввели в научный оборот, – Марко Маркович налил чай, бросил кубик сахара. – Либо она из частной коллекции, и в таком случае привязка к региону вам ничего не даст. Живет бизнесмен где-нибудь в Луганске – до тех земель трипольцы не дошли, они остановились на Днепре – и скупает археологию со всей Украины. Если будете в Киеве, то одну из таких коллекций сможете увидеть в выставочном зале при Софии Киевской. Там не только Триполье – в экспозиции вещи из многих культур.

– Богатый коллекционер, наверно, не занимался бы контрабандой, к тому же так грубо и прямолинейно, – предположил Стенский.

– У него тоже могли украсть или подменить. Хотя в это слабо верится, но все возможно, – профессор задержал взгляд на часах. – Знаете, мне даже кажется странным, что за границу везли керамику. Как правило, ищут золото, копают скифские курганы, сарматские, чтобы затем продать за границу.

Разговор заканчивался. Гальчевский начал собирать папку, Стенский отнес посуду на кухню.

Уже прощаясь, Марко Маркович попросил:

– Зайдите потом, расскажете, чем закончилось. И просто так приходите – я всегда рад.

===

По настроению вечер не отличался от вчерашнего. Надя и Сашко оставались на даче, и Алексей решил ехать в Винницу, чтобы наедине еще раз проанализировать события насыщенной недели: не ускользнула ли от внимания какая-нибудь малозаметная, но существенная деталь? При таком темпе это было бы не удивительно. Да и не хотелось никого раздражать молчаливой озабоченностью, скорее похожей на его отсутствие, нежели на присутствие.

Дома долго слонялся из комнаты в комнату, несколько раз перебрал весь пакет телеканалов, пока не остановился на российской телевизионной сказочке о питерских милиционерах, мгновенно и безошибочно находивших нужную версию и затем бесстрашно доводивших до раскрытия любое преступление. Острый язычок Сергеева обобщил мнение курилки, переименовав сериал на «Дед Мазай и менты».

В глубине души проклевывалась злость из-за долгого топтания на месте, но к ней примешивалось и нечто иное – хорошо знакомое опытным оперативникам предчувствие, когда дело вот-вот должно «пойти» – соскочить с мертвой точки и динамично рвануть вперед. Тогда лишь успевай документировать и закреплять несущиеся лавиной новые факты. Встреча с Леонидом Беднаруком может оказаться переломным моментом. Либо – с равным успехом – очередным тупиком.

 

12. По счетам нужно платить

В понедельник Гальчевский прибыл к дому на Володарского задолго до начала рыботы. Так рано появлялись прокурор, некоторые заместители и несколько работников, стремившихся спокойно поработать с документами до того, как начнется дневное дерганье: вызовы к руководству «на цэу», дефилирование по кабинетам то одного, то другого коллеги, телефонные звонки, иногда накатывающиеся девятым валом.

Семена Серафимовича Коваля, прокурора отдела, на который был возложен надзор за следствием в органах прокуратуры, считали жаворонком номер один. Расказывали, что в прошлом он, случалось, приходил в пять утра. Именно его и хотел увидеть Алексей. Семен Серафимович (за глаза в шутку прозванный Сарафановичем) прошел все служебные ступеньки от следователя в отдаленном районе до прокурора в одном из управлений Генпрокуратуры. Потом вернулся в область на должность начальника отдела, с которой со временем перешел в разряд работающих пенсионеров. Карьеру он начинал в Шаргороде, знал тамошних людей, так что должен был помнить дело Беднарука – не часто в районах попадают под суд руководители заводов.

– Леню попросту подставили, – Семен Серафимович выслушал вопрос и, покачивая поворотным креслом из стороны в сторону, мысленно перебирал давнишние события.

Директор и главный бухгалтер списывали часть продукции на колхозы, а затем продавали частникам. Главного инженера к махинациям не привлекали, но в отсутствие руководителя некоторые документы с подачи бухгалтера подписывал он. Обэхээсники аферу накрыли, возбудили уголовное дело.

Семен Серафимович закурил:

– Ну, так директор отвертелся, его и райком партии прикрыл, и с председателем суда он был приятелем. С бухгалтером сторговались: тот, скотина, все валил на главного инженера и потом получил только три года, да и те условно. А Леню посадили. Жаль, неплохой он мужик был. Может, и отвез родителям какие-то полмашины. За это могли с работы выгнать, но чтобы отправлять на зону...

– Мне сказали, он сейчас в Виннице.

– Носит бумажки в управлении сельского хозяйства, до пенсии дотягивает. Он после того удара уже не поправился. Обижен на всех, особенно на правоохранительные органы. Однажды я его встретил в магазине, так он отвернулся, чтобы даже не поздороваться. Хотя почему – я к этому никакого отношения не имел. Я был следователем прокуратуры, а по его делу следствие вела милиция. Вот все, что могу расказать.

Коваль опустил руку на раскрытый том уголовного дела и выжидательно смотрел на Алексея: что-нибудь еще? Пора было поблагодарить и попрощаться.

===

Приближаясь к областному управлению сельського хозяйства, следователь все увереннее приходил к выводу, что разговор окажется трудным. Или – очень трудным. На углу улиц Володарского и Шолом-Алейхема Алексей замедлил шаг, а возле высокой лестницы административной шестиэтажки остановился. У него не было ни малейшего желания краснеть перед человеком из-за чьей-то халтуры, если не из-за откровенной подлости. Потому что не было бы несправедливого приговора, если бы перед тем прокурор района не подписал лживое обвинительное заключение. И если бы не поддержал в суде обвинение. Ничего не поделаешь, в жизни не раз приходится платить по чужим счетам, так уж она устроена, решил он наконец. Решительно поднялся к вахтеру, показал удостоверение и спросил, как найти Беднарука.

Разговора не получилось совсем. Седой мужчина, назвавшийся Леонидом Владимировичем, сидел за столом возле окна и старательно заполнял бланк сводки. Когда Гальчевский представился, он положил ручку, наклонился вперед и поджался, как зверь, на которого надвигается опасность.

– Что вам нужно?

Кажется, Беднарук не слушал, что ему говорили, – молча уставился в стол и думал о своем. Затем приподнял голову, и глаза плеснули на Алексея неприкрытой ненавистью:

– Вы сломали жизнь мне, теперь хотите сломать сестре? – И дальше по слогам отчеканил каждое слово. – Я вам отвечать не обязан. И задерживать вас не буду, у меня много работы.

Беднарук еще раз сверкнул взглядом, взял ручку и согнулся над сводкой.

«Не тому человеку вы мстили, Леонид Владимирович, вовсе не тому», – уже в коридоре подытожил Алексей, однако напряжение разрядилось: неприятная ситуация осталась позади. Хотя... минимальный результат разговор принес: Леонид Владимирович косвенно подтвердил, что сестра жива. Следовательно, ее можно найти, размышлял следователь. Может, переговорить с начальником отдела? Но что он скажет – что у него есть сестра и живет в Одессе? Это мы и так знаем. Адрес мог дать только Беднарук, они ведь, наверное, поддерживают отношения, может быть, и перезваниваются.

Идея всплыла сама по себе. Гальчевский разыскал приемную начальника управления и попросил секретаршу показать список сотрудников с домашними телефонами, там быстро отыскал номер Беднарука. Стенского Алексей набрал уже на лестнице:

– Ты можешь подъехать к почтамту? Через десять минут? Давай! Жду напротив входа.

На дисплее мобилки светилось 8:52. У многих рабочий день еще не начался.

===

Пока Стенский занимался телефоном, выясняя, какие междугородные разговоры велись из дома Беднарука и были ли среди собеседников одесситы, Гальчевский пошел доложить о сделанном за последние дни.

В маленькой приемной Заярного очередь не помещалась – люди переминались с ноги на ногу даже в коридоре. Ничего удивительного, что к Юлию Максимовичу Алексей зашел только через час.

Заярный, утонув в мягких глубинах кресла, ни разу не перебил доклад, лишь в конце с явным удовольствием тесно прошел ладонями по щекам вверх, затем вниз и сомкнул их лодочкой ниже подбородка:

– Алексей Богданович, это что же получается – самой правильной оказалась как раз наименее вероятная версия? Если так пойдет дальше, то премию я вам обещаю. Сам попрошу у прокурора. Теперь постоянно держите меня в курсе, если что – звоните на мобильный, – он записал на листике номер, подал Гальчевскому. И затем слегка остудил эйфорию подчиненного, – но не забывайте о других делах, сроки по ним идут.

===

Стенский ждал Гальчевского около управления – новенького высотного корпуса у входа в центральный парк со стороны улицы Грушевского. (Старое трехэтажное здание, в котором спецслужба располагалась еще со времени ЧК – с перерывом разве что на годы войны, когда здесь квартировало гестапо, – передали одному из коммерческих банков, в какой-то степени восстановив историческую справедливость, поскольку до большевистской экспроприации в нем также работал банк.) По дороге Дмитрий коротко информировал о том, что успел узнать. От Беднарука в самом деле иногда позванивали в Одессу, причем по одному номеру.

– А дальше наши ребята установили, что номер принадлежит... Кому ты думаешь? Представь себе – Одесской филармонии!

– Черт! – Гальчевский прикусил губу, чтобы не вырвалось слово посильнее. – Он туда что – на концерты ездит? Или на гастроли?

– Сейчас разбираются. Игорь Ильич ждет звонка из Одессы.

– Близко там к филармонии?

– Если пешком, то минут десять-пятнадцать.

На пятом этаже вышли из лифта и повернули в коридор, но перед самым кабинетом их остановил голос сзади:

– Стенский, где тебя носит? Тебя Ясенюк вызывает!

– Ну-ка погоди, – Дмитрий приоткрыл дверь, внешне ничем от других не отличающуюся, – товарищ полковник, разрешите.

– Заходи. Только что из Одессы звонили.

– Товарищ полковник, разрешите вместе с Гальчевским.

– Заваливайтесь оба, – если Игорь Ильич начинал подшучивать, это значило, что у него прекрасное настроение. – Вижу, вы хорошо сработались. Так вот, в Одессе проверили вашу наводку...

Основания для хорошего настроения отныне были не только у полковника Ясенюка. Оперативники из одесского управления подняли документы в отделе кадров филармонии. Там работает кассиром Ольга Владимировна Спицына, которая родилась в Вороновице в тот же день, месяц и год, что и Ольга Беднарук. Давно достигла пенсионного возраста, но продолжает трудиться – каждый день на работе до восьми вечера. Иногда ей в филармонию звонит из Винницы брат, потому что дома у нее телефона нет. Замужем: муж, двое взрослых детей, внуки.

– Но ее сыновья, – добавил Игорь Ильич, – намного моложе Кошмала. Первый на четыре года, второй на шесть. Наверно, кому-то из вас придется собирать чемодан на юг...

===

Заярный против командировки не возражал, только поинтересовался:

– С завтрашнего дня?

– Юлий Максимович, а зачем откладывать? Я еще сегодня ее допрошу.

– Ты успеешь?

– Да я через четыре часа буду в Одессе! – Гальчевский заколебался, – ну, через пять – это точно. Она все равно до вечера на работе.

– Хорошо. Иди собирайся. Я пока готовлю распоряжение на три дня, дальше будем ориентироваться по обстоятельствам. Если меня не застанешь, документы будут лежать в бухгалтерии.

Сборы хоть и происходили в темпе, однако часа полтора заняли, потому что и домой нужно было заскочить, и к отцу заправить бак и пару канистр положить в багажник, и смотаться в гараж, чтобы не оставлять Стенского без бензина – он может понадобиться в любой момент. Заодно определили, о чем должны справиться до его приезда одесские оперативники – прежде всего прощупать родственные контакты Ольги Владимировны и поискать следы Петренко.

===

Перед самой Одессой прозвучала мобилка. Ковач сообщал, что на запрос прислали интересный ответ из Министерства внутренних дел. В 1999 году в Николаеве украдены из милиции пять бланков внутренних паспортов. Один из них и изъят у Петренко. Может заинтересовать еще и то, добавил Ковач, что два паспорта из украденных изъяли раньше: один в Николаеве, другой в Херсоне. Это значит, что они, скорее всего, циркулируют где-то в том регионе.

Сразу после Ковача позвонил Стенский и сказал, что возле входа в филармонию его встретят, поэтому пусть предварительно свяжется с управлением – Дмитрий продиктовал телефоны.

===

Одесситы чего-либо принципиально важного не узнали. Они подтвердили, что Ольга Владимировна была лицом, которое разыскивали: в 1965 году она вышла замуж за жителя черноморской столицы Петра Петровича Спицына и взяла фамилию мужа. С ним прожила почти четыре десятилетия, вырастила двух сыновей. В документах нигде ни единого упоминания, чтобы у женщины был еще один ребенок – добрачный. Тайну могла объяснить только она одна. Эсбэушники на свое усмотрение побеспокоились и о том, чтобы максимально поспособствовать работе гостя, договорившись с администрацией филармонии, что Спицыну – а вдруг ей захочется отпроситься? – до приезда следователя с работы не отпустят, а также предоставят свободную комнату для беседы.

О сценарии будущего разговора Гальчевский думал всю дорогу, поэтому времени не терял – попросил сперва показать ближайшую аптеку, а на обратном пути купил бутылку минералки. Оперативники провели его к руководству и пообещали через час ждать возле входа.

===

В свои шестьдесят с хвостиком Ольга Владимировна выглядела значительно моложе, на холеном, хоть и привядшем лице выразительно прочитывалась бывшая красота. Держалась уверенно и даже несколько вызывающе – приглашение на разговор со следователем прокуратуры растерянности не вызвало. Она села напротив, посмотрела в глаза Гальчевскому. Разговор начала первой:

– Не знаю, о чем нам с вами говорить. Я нигде ни в чем не виновата.

– Ольга Владимировна, разве я вас в чем-либо обвиняю? – Алексей приветливо улыбнулся, – мы хотим попросить, чтобы вы помогли разобраться в одной ситуации. Вот и все.

– Попросить? – женщина подняла на собеседника недоверчиво прищуренные глаза.

– Конечно!

– Знаем мы ваши «попросить»! – не удержалась она. И откровенно враждебно добавила. – Вы моему брату уже поломали жизнь, что вам еще нужно?

«Похоже, Беднарук успел ей позвонить, – вмиг оценил поворот разговора Гальчевский, – что же, тем более неожиданным окажется продолжение».

– Я поломал? – Удивление было настолько искренним и глубоким, что собеседница вынуждена была отступить хоть на полшага:

– Ну, не вы лично...

– Вот видите, все-таки не я, – Алексей не дал ей закончить фразу, а интонации стали хоть и не жесткими, но ощутимо властными. – И поэтому давайте не будем переливать из пустого в порожнее, а поговорим о том, что меня сюда привело. Ольга Владимировна, это не касается ни Леонида Владимировича, ни вашей жизни в Одессе. Нужно вспомнить более ранний период: Винница, шестьдесят второй год, месяц апрель, – он сделал паузу. – Припоминаете?

Оторопевшая женщина смотрела на Гальчевского и молчала.

– Да, Ольга Владимировна, я имею в виду именно роддом, – Гальчевский второй раз помедлил, позволяя собеседнице прийти в себя. – Вы тогда родили двух мальчиков. Одного оставили в больнице, второго забрали. Я хочу узнать о судьбе второго мальчика. Как она сложилась?

Она смотрела на Алексея – и не видела. Предательски дернулась губа, под ресницами зачернели слезы с разводами туши. Поднесла руку к лицу, и Алексей заметил, как нервно подергиваются пальцы.

– Я ни в чем не виновата...

Она достала носовой платок, спрятала в нем глаза и повторила:

– Я ни в чем не виновата...

– Ольга Владимировна, я верю, что вы ни в чем не виновны. Но мне нужно знать, куда подевался второй ребенок.

Женщина постепенно опомнилась:

– Я не знаю. – И через минуту увереннее: – Я не могу вам ничего сказать. Я не знаю.

На этих словах – «ничего не скажу» и «не знаю» – Спицына упорствовала долго. Алексей пытался ее убедить, уговорить, но вскоре понял: безуспешно. Следовательно, нужно менять тактику.

– В таком случае придется допросить людей, которые вас давно знают: мужа, сыновей, сотрудников, – Гальчевский изменил тон на сухо-деловой, вынул авторучку и начал составлять список. – Первый – ваш муж, Петр Петрович Спицын. Надеюсь, ему известно, что до замужества вы родили двойню?

– Нет! Нет! Вы этого не сделаете! – Ее голос сорвался на перепуганный фальцет, она хаотично замахала руками, будто прогоняя кошмарное видение.

– Ольга Владимировна, я это сделаю, – Алексей с нажимом поставил точку на возможном споре. Но ручку от бумаги оторвал: – Если вы не раскажете сами. Так что подумайте. Могу пообещать: если вы ничего противозаконного не сделали, вам ничто не угрожает. И ваши частные тайны мы никому раскрывать не будем.

Первоначальная самоуверенность Спицыной развеялась, как дым. Ситуация становилась безвыходной, и ей оставалось единственное – рассказать правду. Бесцветным голосом, останавливаясь и всхлипывая, она поведала о драме юности, которая резко и неожиданно догнала на пороге старости.

Ребенка Ольга Беднарук не нагуляла. Хлопцы, и правда, по вечерам ходили на ее улицу табунами, но никого она слишком близко не подпускала. Неприятности случились в другом месте: в лесопосадке за селом вышли наперерез трое, и не сумела от них ни убежать, ни отбиться. Об изнасиловании не заявляла, боялась и позора, и еще больше отца, сурового и скорого на расправу: сказал бы, что сама виновата – нечего одной за селом шляться. А когда на зиму округлился животик, отец поставил вопрос ребром: рожаешь – уезжай куда хочешь, но чтобы с ребенком дома не появлялась, и так село пальцами тычет в их сторону.

Рождение близнецов добило окончательно: как можно оказаться с двумя грудными детьми на улице? Решила одного мальчика оставить в роддоме, со вторым убежала. Одолжила пятнадцаь рублей и поехала к тетке в Николаев. Но сестра отца была ему родня и по крови, и по характеру. Она выслушала племянницу и заявила: можешь неделю-другую погостить, но ты мне с внебрачным ребенком не нужна. Загнанная в тупик, Ольга решила сдать сына в детский дом. Но поскольку никаких документов на руках не имела, то попросту принесла в три часа ночи, положила возле порога, что было сил постучала и убежала. Издали слышала, как ночную тишину разорвал скрип двери и голоса.

Ольга Владимировна уже не плакала. Посидела молча, перебирая в памяти прошедшие события, и продолжила. То лето провела на сезонных работах в Николаевской области, а осенью новые подруги пригласили к себе на Одесщину. Потом переехала в Одессу, нашла работу, дали общежитие. Через год приехала в Николаев и попробовала разыскать сына, но ее обломали: раньше надо было думать – мальчика усыновили и воспитывают новые родители, его уже никто не отдаст. Так же ни с чем вернулась и из Винницы. Потом вышла замуж, завертели семейные хлопоты.

– Ольга Владимировна, вы не помните, когда именно вы заносили его в детский дом? Хоть приблизительно – в апреле, мае?

– На майские праздники. Люди собирались на демонстрацию, все такие веселые, а я шла и плакала. Я, правда, ничего не знаю. Ни об одном, ни о другом. Но в церкви ставлю за них две свечки, – глаза Спицыной увлажнились, в них засветилась скрытая надежда: – Может... вы что-то знаете?

– Пока лишь то, что вы расказали. А мужу вы... ничего не...

– Нет-нет! Никто не знает. Только брат...

Напоследок Алексей как мог успокоил женщину и заверил, что сохранит услышанное в тайне. Наедине еще раз охватил в воображении чужую судьбу, раскрывшуюся в своей обнаженности: «Что ж, Ольга Владимировна тоже платит по жизненным счетам. Но – по своим».

===

В черноморской столице больше делать было нечего, и Гальчевский, сжато описав Заярному открывшуюся картину, попросил разрешения без промедления ехать в Николаев. Тем более, что туда потянулись сразу две ниточки. Юлий Максимович не возражал, но на прощание напомнил:

– Не забудь командировочное отметить.

А вот с этим возникла проблема: хоть до прокуратуры и рукой подать, но время вечернее, и канцелярия, наверно, давно разошлась по домам. Выручили ребята со Службы безопасности, ждавшие на улице. Они пообещали сделать это завтра и передать командировочное удостоверение вслед. А поскольку поступила команда всячески опекать винницкого гостя, пообещали также связаться с николаевскими коллегами и передать Алексея «по эстафете», а уже те решат вопрос с гостиницей.

Он подбросил новых знакомых на Пересыпь, и поток машин вынес его на загородную трассу. Над морем, время от времени на мгновенье выныривавшем из-за приземистых деревьев, клонилось к западу солнце, отбрасывая красноватый отблеск на волны, набегавшие на песчаный берег. «Кто устоит перед таким искушением? Побывать в Одессе и не искупаться равнозначно самоубийству!» – Алексей выбрал удобное место, свернул на обочину и остановил машину.

Когда она снова выбралась на трассу, разгоняясь навстречу сумеркам, мобилка высветила неизвестный номер, а незнакомый голос сообщил, что на фамилию Гальчевский в гостинице «Турист» на Ленинском проспекте забронирован номер. И добавил: «Отдыхайте. Мы придем к вам утром».

 

13. Ужин со скифами

Первый николаевский день начался с Винницы.

Валентину Яворовенко звонок застал дома. Алексей попросил проконсультировать, кто и на основании каких документов должен регистрировать ребенка, подброшенного в детский дом. Валя первым делом предостерегла, чтобы он не путал дом малютки, в котором детей содержат первых три года жизни, и детский дом, куда их передают после. Что касается регистрации, то работники детского учреждения вызывают милицию, совместно с ней составляют акт о подброшенном ребенке и на его основании подают документы в органы регистрации.

Потом подошла очередь Стенского. Дмитрий сообщил, что сегодня профессор Зозуля осмотрит саму контрабандную коллекцию и попытается сделать более точное заключение о ее происхождении. Также приедут мастера-керамисты из Великих Гадомцев, с которыми связывался вчера и договорился провести опознание изготовленных предметов и составить фоторобот Вениамина.

Когда возвращался с завтрака, в гостиничном коридоре его ждали двое, в которых безошибочно угадал офицеров из местного управления спецслужбы. Они извинились, что поселили в двухместный номер – свободных одноместных не было, – но заверили, что сюда никого не подселят, это оговорено с администрацией. Братья Юрий и Максим Шуклины (так их звали) были в его распоряжении на время работы в области. Сопоставив готовность николаевцев всячески способствовать следствию с помощью, оказанной их коллегами в Виннице, Житомире и Одессе, гость еле скрыл удовлетворение: о таком оперативном сопровождении следствия обычно можно разве что мечтать. К делу, похоже, в столице проявляли немалый интерес...

===

В городском отделе РАГС (к новой аббревиатуре Алексей еще не привык – в ней слышалось что-то экзотическое) в актовых записях за первую половину мая 1962 года быстро нашли нужную страницу: по документам из дома ребенка был зарегистрирован мальчик с фамилией Найденов. Позже в запись внесли изменения: усыновители дали ребенку полное имя Мирослав Иванович Осоян и записали местом рождения Николаев.

– Родители что – армяне? – высказал предположение Гальчевский.

– Нет. Записано, что украинцы... – сотрудница РАГСа перечитала запись.

– Если украинцы, то, наверное, молдавского происхождения, – отозвался Максим. – Однажды в одном полку с отцом служил прапорщик Осояну. Он был молдаванин.

– Ну, Петренко не был молдаванином – это вне сомнения. Но он мог себя молдаванином считать! – Алексей рассмеялся. И вдруг оборвал смех: а кто сказал, что Осоян – это Петренко? Теорема не доказана...

В адресном они выписали всех Осоянов – их нашлось всего пять. Мирослав Иванович жил на улице Васляева, когда подавал документы на прописку, работал директором частного предприятия «Древности». Родители в адресном не значились – могли уже умереть. Интересными оказались еще две пары Осоянов: похоже на то, что вместе с матерями жили Алина Мирославовна – девятнадцати лет и Светлана Мирославовна – двадцати одного года. Но обе – по другим адресам, которые Гальчевскому ни о чем не говорили. То есть дважды женат и дважды разведен?

И только паспортная служба милиции, расположенная на той же улице Васляева, поставила в затянувшемся поиске большую жирную точку. Один взгляд на фотокарточку в форме № 1, принесенной в кабинет начальника отделения, – и Алексей не удержался, от радости стукнул ладонью по столу:

– Он!

Олег Петрович Петренко на самом деле был Мирославом Ивановичем Осояном. И никто из николаевцев – ни родственники, ни знакомые – не знали, что он уже вторую неделю лежит в морге в Могилеве-Подольском.

===

Фирма «Древности» представляла собой небольшой магазин в центре города, специализировавшийся на антиквариате и современных сувенирах. Молоденькая продавщица провела гостей к заместителю директора, который теснился в одной комнатушке с бухгалтером. Директорский кабинет был закрыт: тройной засов замка латунно поблескивал в щели между дверью и косяком.

– Как бы нам встретиться с Мирославом Ивановичем, – Гальчевский пристально следил за поведением заместителя.

– Он в отпуске.

– Давно?

– С прошлого понедельника.

– А когда он появится?

– Должен был выйти еще вчера, но, наверно, не вернулся. Он уехал из Николаева, – мужчина добродушно развел руками. – Это мы люди нанятые, а он здесь хозяин – когда захочет, тогда появится. Мирослав Иванович часто в разъездах. А вы кем будете? Может, я решу вопрос? Я заместитель директора.

Часовая беседа с ним почти ничего не дала. Заместитель директора подтвердил, что на фотоснимке (на том, что с паспорта Петренко) изображен Осоян и что он действительно дважды был женат и имеет двух дочерей. Любую причастность к нелегальной торговле археологическими предметами, как и их современными имитациями, мужчина отрицал. Ничего ему не говорило также имя Вениамин – такого человека не знал. Похоже, говорил искренне. Впрочем, он мог быть и не в курсе относительно незаконных операций, а занимался вполне легальной деятельностью преприятия.

===

Заехали в управление СБУ – монументальное здание, одетое в цементную шубу. Поднялись на седьмой этаж в кабинет Шуклиных, провели короткое совещание и разделились. Юрий должен найти родственников Осояна и окончательно убедиться – учитывая рубец от аппендицита и возможные проблемы с сердцем, – что не ошиблись. Максиму выпало проверить, не оказывался ли Осоян в зоне оперативных интересов из-за возможной причастности к черному рынку археологических предметов, а также установить, не ездил ли он на желтой «девятке». И особое внимание обоих – к каждому Вениамину, попадающему в поле зрения. Таких вряд ли окажется много – имя сравнительно редкое.

Планы Гальчевского вели в прокуратуру области. Отыскать ее было просто – она размещалась на той же улице. Во-первых, решил сообщить заместителю прокурора по следствию Всеволоду Локтиончикову, что расследование уголовного дела привело на Николаевщину «чужого» следователя. Формально мог этого и не делать, но вдруг понадобится помощь? Да и Заярный обещал с утра позвонить Локтиончикову. Во-вторых, хотел встретить Алексея Новосельцева, с которым раньше вместе работал в Виннице, а одно время, когда начался ремонт, даже делили один кабинет на двоих. Не так давно его пригласили в Николаев на должность начальника отдела.

Заместитель прокурора много внимания ему не уделил – был чем-то озабочен, поэтому молча выслушал и сразу перепоручил гостя Новосельцеву. Мол, раз вы знакомы, то ему и карты в руки.

Радость была обоюдной. Новосельцев спросил, что привело тезку из одного города над Бугом в другой над тем же Бугом.

– Надеюсь, ты не по реке сплавлялся? ­– настроение у него было приподнятое.

– Нет, на этот раз по морю. Через Одессу, – Гальчевский засмеялся и кратко изложил цель визита.

– Думаю, для такого гостя мы к вечеру кое-что организуем, тогда обо всем переговорим. Ты, надеюсь, не против? – Новосельцев хитровато прищурил один глаз, зная, что гость возражать не будет, и лаконично подытожил. – Значит, так: говори, чем могу быть полезен, потом займемся делом, а в конце дня – жду.

Гальчевского интересовали украденные из милиции паспорта, одним из которых воспользовался Осоян. Новосельцев пожал  плечами: это случилось задолго до его переезда в Николаев, поэтому ничего не знал. Набрал заместителя прокурора города, который работает длительное время, – тот как раз собирался на обед и назначил встречу на три часа.

И этот след никуда не вел. В одном из районных паспортных отделений городской милиции исчезли бланки внутренних паспортов. Уголовное дело, возбужденное по этому факту, до сих пор оставалось незакрытым, так как виновника найти не удалось. Вероятнее всего, краже способствовала халатность сотрудницы, которая сама же и обнаружила пропажу. Женщина, наверное, вышла из кабинета и оставила дверь незапертой – такое за ней замечали. В эту минуту мог войти кто-то из посетителей, схватить со стола несколько бланков и сунуть в карман. Она, понятно, не созналась, поэтому все закончилось скандальным служебным расследованием и увольнением нескольких человек, включая начальника. Два бланка чуть погодя нашли, но ниточки на том и оборвались – люди их купили у незнакомых. Подделанный паспорт Осояна – третий из пятерки.

Новосельцев ждал  в состоянии полной готовности:

– Освободился? Ну так поехали. Всеволод отпустил.

– Далеко будем ехать?

– Километров пятьдесят. Покажу тебе Ольвию, а если успеем, то и еще кое-что. Только заскочим за моим одноклассником – он учитель истории, и в нее прямо влюблен. Экскурсовода лучше его не найдем. Машину оставишь возле прокуратуры, поедем на моей.

– Хорошо. Остановись около магазина, надо кое-что прикупить.

– Не волнуйся, все уже куплено.

===

Прогулка по развалинам Ольвии, частично раскопанным археологами, частично спрятанным под слоем земли, а частично поглощенным водами Бугского лимана, на правом берегу которого она была возведена, показалась Гальчевскому путешествием на две тысячи лет назад, когда здесь бурлил жизнью эллинский полис. Сашко (так звали одноклассника) будто жил здесь в древние времена – с таким знанием дела показывал, где находилась агора – главная площадь, где возвышалось святилище Аполлона, куда каким маршрутом приходили суда, цитировал по памяти и надписи, вырезанные на камнях древними греками, и упоминание о городе отца истории Геродота, когда-то его посетившего.

Искупались уже за границами Ольвии. Если бы не пресная вода и не далекий противоположный берег, еле виднеющийся за дымкой испарений с поверхности лимана, ничем бы не отличалось от моря. Сашко, даже купаясь, не прерывал рассказа.

После плавания разыгрался аппетит, и Гальчевский сказал, что не мешало бы перекусить. Он многозначительно посмотрел в сторону села Парутино, на южной околице которого и начиналась Ольвия: перед входом в историко-археологический заповедник предприимчивые потомки эллинов построили кафе с красноречивым названием «Ольвиополис».

– Насчет ужина у нас другие планы, – не менее многозначительно улыбнулся Новосельцев. – Собираем вещи – и в машину.

Сперва ехали в противоположную от Николаева сторону – к Очакову, потом повернули на полевую дорогу между молодыми виноградниками, с нее на вторую, потом третью, четвертую, пока не пересекли уже без какой бы то ни было дороги неглубокую долинку и не остановились у подножья невысокого кургана. Поодаль виднелось еще несколько – одни пониже, другие повыше. Сашко, уверенно показывавший путь, первым выбрался из машины, и под подошвами зашелестел жесткий, опаленный южным солнцем приземистый бурьян:

– Мы на месте. У нас была не только Эллада – у нас была и Скифия. Вот это вот – маленькая группа скифских могил. А вообще-то их здесь сотни.

Пока Сашко вводил Гальчевского в скифский мир, Новосельцев наскоро накрывал на капоте стол. Появились бутылка, небольшая походная электрошашлычница, которая может работать от автомобильного генератора, – гордость Новосельцева, короткие шампуры с уже готовым шашлыком – только разогреть. Трапезу по обе стороны безлюдных старинных курганов сопровождал непрерывный рассказ, и в нем, как перед тем в Ольвии, оживали древние жители приморской степи, которые прикочевали сюда из полупустынь обожженной солнцем страны, именуемой ныне Ираном.

Уже закончили ужинать, как внезапно Сашко умолк. От дальнего кургана сквозь легкие сумерки бесшумно, по-хозяйски неторопливо приближались темные фигуры – как тут не подумать о духах, что стерегут потревоженные захоронения предков? Подождали, пока непрошенные гости подойдут. Три коренастых, коротко постриженных молодца, при оружии и в черной одежде (как оказалось вблизи, это была униформа милицейской службы охраны), потребовали документы.

– Прокуратура области, – назвал себя Новосельцев, блеснули тисненные золотые буквы удостоверения.

– В таком случае все в порядке, – усмехнулся старший тройки, и напряжение вмиг разрядилось.

Милиционеры рассказали, что охраняют археологическую экспедицию, которая раскапывает скифские клады. Теперь охрана превратилась в необходимость – бандиты обнаглели до того, что недавно в Крыму обстреляли и ограбили археологов. Скифские изделия на черном рынке котируются высоко, особенно золотые.

Пока окончательно не стемнело, поспешили выбраться на трассу, и почти весь обратный путь Сашко посвятил кладоискателям, а если точнее, то расхитителям могил. Первыми среди них были как раз те, кто осуществлял ритуальные захоронения, а затем жажда наживы вынуждала их возвращаться за добычей. Такое грабительство не прекращается в течение тысячелетий.

– Слушай, Сашко, а трипольцы здесь жили? – перебил его Гальчевский.

– Нет, не наша специфика. Здесь жили киммерийцы, сарматы, готы, кельты, римляне... – Сашко явно был мастер и любитель почесать язык, так что переходил на любую тему без задержки. – Трипольськие поселения можно найти на краю области, в северных районах, но ими не очень-то хотят заниматься, ведь что там выкопают – керамику? А здесь золото, бронза – и это намного интереснее. Но я знаю людей, которые копали в Николаевской области Триполье и сделали уникальные находки.

– Можешь с ними свести?

– Хоть завтра утром. Если они, конечно, никуда не поехали... Дашь свой телефон.

– И еще один вопрос: ты знаешь археолога по имени Вениамин?

– Нет. Вообще никого не знаю, чтобы так звали, – Сашко помолчал. – Однажды мы на первом курсе с девочками придумали развлечение – определяли, кому какое имя больше всего подошло бы. Решили, что мне надо зваться Женей. Парню из нашей группы досталось имя Вениамин. И представьте – оно к нему приклеилось почти как фамилия. Его так и звали: Коля Вениамин.

После массива впечатлений этого дня, переполнивших память, эпизод времен студенческой юности стал той каплей, которая переливается через край. «Вот тебе и Вениамин, – сыронизировал Гальчевский, – сам пришел. Даже искать не надо...»

Подъехали к прокуратуре, где его ждал четырехколесный друг, и распрощались. Сашко жил рядом с гостиницей, и его подкинул домой Алексей.

===

День закончился тоже Винницей. Стенский прислал две эсэмэски: в первой спрашивал, почему Гальчевский вне зоны связи, во второй сообщал о своем приезде в Николаев завтра утром. Пришлось срочно с ним связываться:

– Дима, мы нашли Петренко.

– Я уже знаю.

­– Завтра займемся сообщником. Возьми дактилокарты на обоих. И захвати фотоснимки изъятых предметов.

Звонить домой уже не было сил. А, все там хорошо; будут проблемы – сами дадут о себе знать.

 

14. Неучтенная экспедиция

Братья Шуклины, как и вчера, дожидались Алексея после завтрака в коридоре гостиницы.

Уточненные подробности позволили отбросить последние сомнения: Осоян и Петренко – одно и то же лицо. Юрий выспросил у младшей дочери, что отец не раз лежал в кардиологии, а в позапрошлом году ему удалили аппендицит (о смерти пока не информировали – сейчас это могло повредить расследованию). Затем поднять в больницах истории болезни и проверить услышанное трудностей не представляло.

Ведомости, добытые Максимом, органически дополняли картину. Осоян пользовался двумя легковушками – темно-синим «Ауди» и желтой «девяткой» – и белым микроавтобусом «Тойота», числившимися за частным предприятием «Древности». В оперативных разработках по черному рынку он не фигурировал. В его окружении человека по имени Вениамин не выявили.

В дверь постучали. Сашко решил не звонить и появился сам, причем с утра пораньше. Его по-мальчишески распирало от гордости, что стал чуточку причастным к настоящему таинственному делу, которым занимаются прокуратура и Служба безопасности, ведь смотреть детективные сериалы или иметь одноклассника-следователя – это одно, а поучаствовать в живом детективе самому, пускай даже в третьестепенной роли, – совсем другое. Хоть и старался это не показывать, лицо светилось от удовольствия. Сашко сообщил, что договорился о встрече с археологом, который раскапывал трипольское поселение, и выказал готовность сопровождать к нему. Тот ждал дома и передал единственную просьбу: чтобы встреча состоялась в первой половине дня, так как во второй занят.

К археологу не с чем было идти – необходимые материала должен привезти Стенский. Гальчевский набрал номер мобилки, и голос Дмитрия прозвучал на фоне гула двигателей:

– Я уже близко. Проезжаю Константиновку.

– Это максимум полчаса, – прикинул на глаз Максим.

Долго ждать, действительно, не довелось. Раньше Стенский бывал в Николаеве, останавливался и в «Туристе», так что вскоре появился на пороге: а вот и я.

Основной разговор Гальчевский отложил на потом – без посторонних. Поинтересовался только заключением керамистов и профессора Зозули. Мастера из Великих Гадомцев свои изделия опознали. Профессор считает, что археологические предметы относятся к усатовскому типу трипольской культуры, бытовавшему в Северном Причерноморье. Договорились, что Стенский подселится в этот же номер, а потом с Шуклиными двинется в управление, поскольку кроме могилевской контрабанды у него было еще одно задание.

Забрав папку с фотоматериалами, Алексей и Сашко поехали на улицу Комсомольскую, к археологу Сергею Васильевичу Кене.

===

Если существует идеал хаоса, то его в чистом виде можно было созерцать в квартире николаевского трипольеведа. Разнообразные старинные предметы, рукописные страницы, раскрытые книги и журналы лежали везде: на полу, на подоконике, на диване и даже на шкафу, отдельные листки висели на липкой ленте на двери, на шкафу, покачивались под картинами и под люстрой. Посреди кавардака истинным апофеозом картины возвышался письменный стол, напоминавший многослойный бутерброд со свисающими во все стороны пластинками сыра – писать бы на нем умудрился разве что цирковой эквилибрист.

Для гостей хозяин освободил на диване ровно столько места, чтобы сели двое. С самого начала извинился: в разгаре доводка докторской диссертации, он должен держать перед глазами кучу материалов одновременно, поэтому пока семья в селе, может себе позволить «маленький творческий беспорядок». Правда, в рукотворной путанице он ориентировался так, как ни один создатель хаоса не способен ориентироваться в собственном детище.

Полистав привезенную Гальчевским папку, Кеня ткнул пальцем в снимок биноклевидного сосуда:

– Это мое...

Через минуту:

– И это... И это...

– По каким признакам вы определяете?

– Так я ведь сам выкопал их и склеил! Была просто куча черепков, я реставрировал их собственными руками. Вот здесь, – Кеня показал пальцем на фотоснимок статуэтки, – раскрошилась керамика, наверно, попали инородные материалы, и пришлось специальным раствором укреплять.

– Куда вы дели эти предметы?

– Как куда? Сдал в фонды краеведческого музея! Мы туда все сдаем, там оно хранится. Разве что попадется что-то особенно ценное, в таком случае могут забрать в Киев. Но если у вас есть снимки, то вы должны знать, откуда...

– Это фотоснимки предметов, которые пытались вывезти как контрабанду за границу. Вместе с партией новоделов, – следователь решил открыть некоторые секреты следствия и с удивлением обнаружил, что начал свободно употреблять археологическую терминологию. – Их задержали на границе, сейчас пытаемся установить происхождение.

– Разве из музея можно украсть?

– А почему нет? Из Национального банка воруют десятками миллионов – что уже говорить об областных музеях... Сергей Васильевич, я прошу вас поехать с нами в музей и убедиться своими глазами.

– Ладно. Да вот только в чем мне убеждаться, я свою работу вижу за километр...

Кеню новость ошарашила: столько сил потрачено на археологическую разведку, на выбивание средств для экспедиции, непосредственно на раскопки, и на тебе – кто-то одним махом распродает твой труд ради наживы....

===

Красивый двухэтажный особняк краеведческого музея выглядел крайне скромно рядом с высокими монументальными шпилями католического храма, в глубине двора которого он прятался.

Поиск выходил на заключительный этап, и следователь следующий шаг сделал открыто: информировал директора о задержании контрабанды, которую могли украсть из музейных запасников, и попросил провести его вместе с археологом к месту хранения трипольской коллекции. Сашко приехал с ними и остался ждать во дворе, в душе надеясь, что может понадобиться опять.

Дверь хранилища открывала женщина, и Кеня как бы между прочим спросил:

­– Мазуренко в отпуске?

– Три недели как уволился, – директор нервничал, поэтому резко, до хруста, мял пальцы. Если подозрение подтвердится, неприятностей не оберешься...

– Мазуренко – это главный хранитель фондов, – объяснил Гальчевскому Кеня.

Осмотр экспонатов длился недолго. Специалист определил подмены с одного взгляда, даже тусклое электрическое освещение не помешало:

– Много новоделов, – сделал окончательное заключение Кеня, но в то же время высказал искреннее восхищение: – Но как похожи на настоящие – один к одному! Работа мастеров высокого класса, поверьте мне.

– Достаточно! ­– Гальчевский прервал осмотр и обернулся к директору. – Продолжим в другом месте.

Следователь поблагодарил ученого и предупредил, что через некоторое время его пригласят на экспертизу.

===

– Теперь есть все основания официльно вас допросить. Как и должно быть, в помещении прокуратуры, с адвокатом, – Гальчевский сел в тесном директорском кабинете напротив хозяина и смотрел на него прямым открытым взглядом – наблюдал за реакцией.

У того прошла первая растерянность. Он перестал насиловать пальцы, более-менее уверенно выдержал взгляд:

– Это ваше право. Но поверьте: я к краже не имею отношения...

– Никто и не утверждает, что это вы. Однако кража совершена в учреждении, которым вы руководите. Не могла ведь трипольская керамика раствориться в воздухе, а потом в другом месте материализоваться, правда? К ней, очевидно, имели доступ конкретные люди. И вы, Иван Никитич, первое заинтересованное лицо, чтобы мы их нашли.

Директор задумался. Гальчевский его не подгонял.

– Я догадываюсь, чьих это рук дело, – он выдержал паузу, сопоставляя факты еще раз, и наконец отважился назвать фамилию: – Это Мазуренко.

Бывший главный хранитель фондов уволился по собственному желанию, причем это стало для дирекции полной неожиданностью. Свое решение объяснял тем, что не устраивает низкая зарплата, а также выгодным предложением поработать в археологической экспедиции, прекрасно финансируемой богатым меценатом. Куда едет копать – не признался, лишь неопределенно бросил, что в Херсонскую область. Наиболее полный доступ к фондам был только у него.

– Но он же не мог свободно повыносить экспонаты из музея, они ведь не маленькие, – правильно я мыслю?

– То-то и оно, – Иван Никитич продолжал по ходу рассказа связывать факты в логические цепочки.

Оказалось, что в мае большую часть трипольской коллекции из музея вывозили – разворачивали экспозицию в Херсоне. Автором идеи и двигателем исполнения был Мазуренко, хотя в его должностные обязанности выставочная деятельность не входит, для этого существует профильный отдел. Он лично отвозил туда коллекцию, помогал разворачивать, ездил, чтобы забрать обратно. И это подозрительно, так как до тех пор он особую активность не проявлял. Тогда и могла произойти подмена – в музей вернулись новоделы.

– Иван Никитич, скажите, поддерживает ли музей какие-либо контакты с магазином «Древности»? Там ведь продаются старинные вещи, и они, наверно, представляют интерес?

– Практически никаких контактов. У нас слишком мало денег, мы не можем покупать экспонаты по таким ценам. Мазуренко пробовал пару раз протолкнуть закупку некоторых вещей из «Древностей», и тоже очень активно. Допускаю, что директор магазина пообещал ему комиссионные. Но мы отказались – дорого.

– Мазуренко знаком с директором «Древностей»?

– Да, у них там есть какие-то общие интересы.

Гальчевский вынул мобилку, набрал номер:

– Дима, ты фоторобот взял? Даже целый портрет? Он мне нужен. Да, сию минуту. Хорошо, жду. Я у директора музея, – он спрятал телефон, повернулся к Ивану Никитичу, – есть еще один важный вопрос. Но давайте подождем, пока парни из СБУ подвезут материалы.

Иван Никитич молча смотрел в окно, потом, дабы разрядить затянувшийся перерыв в разговоре, пожаловался:

– Ну и времена настали – музеи начали разворовывать. Мало того, что раскопки прекратились, на экспедиции средств нету... Раньше по десять групп археологов приезжали, а в этом году только в трех местах копают. Прежде всего Ольвию.

Алексей вспомнил вчерашнюю прогулку по развалинам греческого полиса – издали видели свежие раскопы, на которых работали люди. Да и другая встреча также врезалась в память.

– Не только Ольвию. Скифские курганы под Очаковом вон тоже копают.

– Да нет, в этом году скифов не копают, – отмахнулся директор.

– Мне кажется, мы вчера видели там археологов.

– Сейчас нам скажут. В государственной археологической инспекции знают точно, – Иван Никитич снял с телефонного аппарата трубку.

После краткого разговора обратился к Гальчевскому:

– Небольшое уточнение. В этом году четыре экспедиции: копают Ольвию, затем в Диком Саду – киммерийское городище, в северных районах – курганы ямной и катакомбной культур и в Очакове – позднее средневековье. А скифов в этом году не копает никто. Разве что грабители. Их тоже развелось до черта...

В кабинет вошли Шуклины и Стенский. Он отдал следователю лист бумаги с графическим изображением человеческой головы:

– В Гадомцах не только мастера народного творчества – среди них есть художники. Они сделали по памяти и привезли готовый портрет Вениамина. Сказали, страшно похож – как вылитый, даже характер передали.

Алексей подал портрет директору:

– Знаком вам этот человек?

– Это Мазуренко.

Стенский вопросительно взглянул на Гальчевского, тот в ответ подмигнул и улыбнулся: все, преступление раскрыто. И обратился к директору:

– Иван Никитич, ваши предположения совпадают с нашими. Распорядитесь, чтобы принесли личное дело Мазуренко.

Пока несли папку с документами, Дмитрий спросил:

– Там у входа Сашко слоняется. Это ты ему сказал ждать?

– Да нет, он сам. Ему, наверное, интересно, чем все закончится...

Гальчевский пробежал глазами по раскрытому личному делу – и поднял голову:

– Максим, смотайся, позови его сюда!..

Когда Сашко вошел в директорский кабинет, Алексей протянул ему портрет:

– Сашко, знаешь ты этого человека?

– Это Коля Мазуренко...

– Коля Вениамин?

– Коля Вениамин...

Раскрытие преступления на этом не заканчивалось – Мазуренко нужно разыскать и задержать. Но это уже было дело техники и времени. Гальчевский сделал выписки из личного дела, вернул директору:

– Я пока выемку документов не делаю. Скорее всего, дело передадут в прокуратуру Николаевской области, и эти вопросы будет решать другой следователь. Но дам совет: подготовьтесь к инвентаризации археологической коллекции.

После этих слов оперативники попрощались. За ними следом пошел и Сашко.

===

Обедали вместе в маленьком кафе – как раз через перекресток напротив парадного входа в управление Службы безопасности. Алексей рассказал о поездке к Ольвии, об ужине под скифскими могилами и о встрече с «духами-охранниками».

– Но вот что странно: директор музея выяснил, что инспекция о данной экспедиции ничего не знает. Если бы это были грабители, не стояла бы милицейская охрана. Думаю, ими стоит поинтересоваться...

Разговор перескочил на Мазуренко. Пока слухи о визите сотрудников прокуратуры и Службы безопасности в краеведческий музей и об их интересе к трипольской коллекции не пошли широко гулять по городу, следует сыграть на опережение.

– Сашко, а если мы тебя попросим еще об одной услуге, – в голову Стенскому пришла идея разыграть небольшой сценарий.

– Если смогу, – с готовностью откликнулся тот.

В течение разговора он не был похож на себя: сидел и внимательно слушал – от разговорчивости не осталось и следа.

Сашко как бывший сокурсник вне подозрений, поэтому договорились, что он позвонит жене Мазуренко, скажет, что есть к Николаю конфиденциальное дело и подъедет для разговора «не по телефону». Например, кто-то хочет продать археологические предметы и готов за посредничество отстегнуть проценты, а Николай, мол, лучше знает, на кого выйти. Нужно разузнать, где его искать. Решили, что поедут на машине Гальчевского. В городе его никто не знает, так что в непредвиденном случае роль продавца сыграет сам следователь.

===

Жену застал дома. Она подтвердила, что Николай работает на раскопках, но даже ей не сознался, где. Сообщил только, что начальник экспедиции взял с каждого участника расписку держать в строгом секрете даже от семьи, чтобы не привлечь грабителей. Позавчера ненадолго приезжал, а потом уехал.

– У нас сосед таксует, так он его и подвозил, – сказала она на прощанье. И пообещала, что только Николай объявится, обязательно позвонит.

===

До конца дня Шуклины при содействии ГАИ разыскали таксиста, который вез Мазуренко. Николай доехал до села Каменка, рассчитался и вышел. Сказал, дальше доберется своим ходом.

Получалось, на раскопках он вовсе не на Херсонщине, а значительно ближе – за несколько десятков километров?

===

В это время Гальчевский из кабинета Новосельцева докладывал Заярному о результатах третьего дня командировки. Юлий Максимович был доволен:

– Если кража совершена там, то уголовное дело передадим в прокуратуру Николаевской области. По факту контрабанды, вероятно, закроем в связи со смертью подследственного. Так что, Алексей Богданович, ваша миссия выполнена. Собирайтесь домой.

===

Неожиданности потому и неожиданности, что предвидению не поддаются. В управлении СБУ Максим отдал Алексею переправленное из Одессы командировочное удостоверение и не сдержал себя – дружески толкнул кулаком в плечо:

– Твоя информация поставила всех на уши. Мы ее передали в Киев в Службу, – Максим умышленно подождал, добиваясь театрального эффекта посильнее, – оттуда поступила команда немедленно поднять «Альфу» и взять скифскую экспедицию в полном составе вместе с охраной – не исключено, что милиция ее крышует. Может, и нашего Мазуренко там встретим – позавчера он ехал в ту же сторону, только по другой дороге. Ночь у нас будет веселенькая. Из Киева к нам уже выехали, к вечеру будут.

Гальчевский планировал в течение часа двинуться в путь, чтобы к ночи добраться до Винницы, и мысленно уже промеривал дорогу. Теперь помимо своей воли заколебался: срываться из Николаева сейчас – все равно что станцевать и не поклониться, а не появиться завтра на работе – заработать от Заярного нагоняй (как говорит Сергеев, нарваться на бамбулину). «Да в конце концов! Из прокуратуры не выгонит! – желание довести расследование до конца и встретиться с Мазуренко тет-а-тет пересилило. – Ну не даст премию, на совещании отчитает. Переживу!»

– Я еду с вами. С кем об этом надо договариваться?

– Наверно, с генералом. Думаю, тебе он не откажет.

 

15. Когда помогает труп

Единственная проблема при подготовке операции заключалась в точном определении места, где располагалась экспедиция. Предложение сделать контрольный пролет на вертолете отклонили. Он мог насторожить копателей, и тогда организаторы просто убежали бы – на всякий случай, пока минует угроза. Лучше было обратиться к людям, знающим и те места, и расположение курганов. Так сама собой всплыла кандидатура учителя истории, накануне показывавшего Гальчевскому и Новосельцеву полевые дороги Скифии. А если учесть, что в течение дня он с нескрываемым энтузиазмом помогал оперативникам, то его следовало привлечь и к ночной операции. И не ошиблись: Сашко не только точно нанес на топографическую карту группу могил и описал грунтовые дороги от обеих автомобильных трасс, но и вызвался быть проводником по маршруту посложнее – через Парутино.

Выехали после полуночи автобусами. Две группы, имеющие радиосвязь, должны были тихонько подобраться к лагерю от обеих главных автодорог, причем последние пять-шесть километров идти пешком, потому что на ночной равнине двигатель слышен издалека. При задержании предполагалось действовать двумя эшелонами. Первая группа должна непосредственно войти в лагерь, вторая – чуть поодаль создать вокруг места события кольцо: а вдруг кому-то взбредет в голову намылить ноги?

Апофеоз операции оказался на удивление будничным и совсем не кинематографичным: ни погонь-преследований, ни драк, ни тем более стрельбы. Собственно, в такой незаметности и будничности как раз и заключается профессионализм спецназа: противник не должен успеть перейти к сопротивлению. Или же – сразу убедиться, что сопротивление не имеет смысла.

Охранники сидели у костра. Один курил, другой от нечего делать ковырялся веткой в головешках. Они увидели, как сквозь рассветные полусумерки просто на костер движутся три фигуры. Поднялись, сделали несколько шагов навстречу и растерянно увидели, как еще два десятка фигур в камуфляже с разных сторон не спеша подходят к лагерю. Трое передних остановились и заговорили:

– Доброе утро, мужики!

– Доброе...

– Спать не хочется?

– Нет.

­– Ну, если не хочется, так принимайте ранних гостей.

– Мы здесь не хозяева.

– Ну так зовите хозяев.

– А вы кто?

– Служба безопасности, – старший группы вытащил из нагрудного кармана документ. Тем временем спецназовцы молча занимали по лагерю ключевые позиции: по обе стороны двух джипов, у двери прицепного жилого вагончика, перед входами к трем палаткам, позади охранников. – Так что вы нам не мешайте, а еще лучше – помогите. Где здесь находится начальник экспедиции?

– В вагончике.

– Пойдемте, позовете. А то еще испугается.

Его сосед щелкнул кнопкой портативной радиостанции:

– Все нормально. Подтягивайтесь.

===

Когда Гальчевский со вторым эшелоном вошел на территорию лагеря, все «археологи», соединенные наручниками по два, сидели группой на земле. Он узнал Мазуренко с первого взгляда – художник из Великих Гадомцев постарался на славу. Отдельно сидели и ждали четыре сотрудника милицейской охраны.

Следственные действия обещали затянуться надолго: тщательный осмотр палаток, машин и особенно вагончика начальника, в котором изъяли пистолет и несколько свежевыкопанных бронзовых предметов, фото- и видеосъемка, замеры раскопов на двух могилах, первые допросы на месте события. Алексей в них участия не принимал, так что вскоре пожалел о потерянном времени. Рассматривал раскопы, бродил вокруг скифского «кладбища». Не хватало вчерашнего экскурсовода с лекциями о скифах, но он ждал где-то в автобусе – его помощь спецназовцы держали в тайне.

Гальчевского выручил полковник Георгий Марунь, который по первому сигналу примчался из Киева и с самого начала руководил операцией:

– Алексей Богданович, если хотите, могу подвезти в Николаев. Здесь уже справятся без нас. Да и разговор есть.

Джип закачался на неровностях полевки. Марунь обернулся с переднего сиденья к следователю:

– Алексей Богданович, вас, наверно, интересует предыстория данного дела? Кое-что могу расказать. Тем более, что вы человек не чужой...

И он рассказал, что в последние годы на черном рынке Западной Европы, даже на солидных аукционах (конечно, через цепочку посредников), начали появляться небольшие партии ценностей скифского периода. Ученые засвидетельствовали, что по типологии они, скорее всего, происходят из Украины. Отметили еще одну интересную деталь: выбрасывание их на рынок каждый раз происходило осенью – после окончания полевого археологического сезона. Поэтому поиск повели в двух направлениях: с помощью коллег из зарубежных спецслужб попробовали отследить контрабандный канал, который бы вел в Украину, а собственными силами попытались выявить самих «археологов». Сеть была заброшена, ждали первый улов.

И вдруг из-за границы в последнюю минуту приходит информация несколько неожиданная: предложение уникальной трипольской коллекции. Встречу назначают в Кишиневе. Наверно, рассчитывают, что из Украины в Молдавию вывезти легче, нежели через западную границу. Парадокс заключался в том, что трипольские вещи пытались переправить по до сих надежному каналу, который вел к людям, собирающим тематические коллекции скифских древностей. Тогдя решили задержать на границе контрабандиста с трипольскими предметами и уже через него выйти на «скифов», поскольку связь прослеживалась несомненная.

– Случилось непредвиденное ­­– после задержания он умер. Дальше вы знаете, ­– Марунь помолчал и добавил. – Когда вы вышли на Николаев, а потом нарвались на неучтенную экспедицию, которая копает скифский курган, стало ясно в одно мгновенье: случайности здесь нет.

– А как же милицейская охрана?

– А никак. Регистрируется фирма-однодневка для производства земляных работ, она официально заключает коммерческий договор с милицией и спокойно копает под охраной государства. Милиционеры и не знают, кого охраняют. Главное – им платят.

– И человек, к которому сходятся обе нити, – Мазуренко? – Гальчевский понял, куда клонит полковник.

– Правильно, Мазуренко. Только вряд ли он расколется. «Археологи» все как один говорят, что его наняли в качестве консультанта по выкопанным археологическим предметам, есть соответствующий договор. Кражу трипольской коллекции мы ему докажем, а вот остальное...

– А касательно остального мы еще посмотрим, – Гальчевский посмотрел в глаза полковнику, – у меня есть идея...

===

Пока основная следственно-оперативная группа под прикрытием «Альфы» работала на месте событий, еще несколько групп выехали на обыски в самом Николаеве. Особенное внимание обратили на квартиру и дачу Мазуренко, и это оправдало себя: кроме собрания археологических предметов в ящике стола нашли два внутренних паспорта. Один выдан в Житомире на имя Вениамина Вячеславовича Островского, но с фотокарточкой Николая Васильевича Мазуренко, другой – чистый бланк.

Срочно поднятое из архива уголовное дело о краже паспортов подтвердило: Мазуренко попадал в поле зрение следствия, ибо в тот же день приходил в паспортное отделение получать заграничный паспорт. Интеллигентный сотрудник музея подозрения не вызвал, поэтому его допросили как свидетеля и отпустили. Теперь к нему будет значительно больше вопросов.

===

Гальчевский уже сидел и ждал, когд в камеру изолятора временного содержания ввели Мазуренко. Арестант подавленным себя не чувствовал. Уверенно сел напротив, заговорил первым:

– Могу еще раз повторить: я не имею никакого отношения к производству раскопок. Меня пригласили как консультанта, и об этом есть договор. Я даже денег не получил.

– Николай Васильевич, я веду следствие по делу последний день и не собираюсь вас допрашивать. Завтра придет новый следователь, будете иметь дело с ним.

– Первый день – он же и последний? – издевка была откровенной.

– Я разыскиваю вас вторую неделю, и поэтому решил просто зайти познакомиться... На прощанье.

Мазуренко притих, обдумывая услышанное.

– Вижу, не верите? Я нашел бы вас гораздо раньше, если бы удалось поговорить с одним человеком. Но он, – Гальчевский вздохнул, – уже ничего никогда никому не скажет. Вы догадываетесь, кого я имею в виду?

Мазуренко молчал.

– Думаю, догадываетесь, тайны уже нет. Кстати, с вашего разрешения, – Алексей достал мобилку, набрал Стенского, – Дима, передай Юре или Максиму: о смерти Осояна можно сообщить родным.

– Это неправда, – интонации Мазуренко были недоверчивыми и даже надменными: он разгадал прямолинейный прием следователя.

– Это правда. Узнаете? – Гальчевский достал из папки стопку фотоснимков, сделанных в могилев-подольском морге, подал арестанту.

Тот одну за другой перебрал их и побелел.

– Не боитесь, что с вами может произойти что-то похожее? Надеюсь, вы помните древнюю мудрость: «Лучше всех молчат трупы». Вы вступили в игру с очень высокими ставками, и у вас есть только один способ выйти из нее, – Алексей отобрал снимки, спрятал обратно в папку, нажал кнопку звонка, вызывая конвоиров. – Знаете, как он называется? Явка с повинной. Даже если вас сейчас отпустят, доверия к вам все равно уже не будет. Так что думайте, Вениамин Вячеславович.

===

В прокуратуру области Гальчевский забежал на считанные минуты – отметить командировку и попрощаться. Новосельцев его остановил:

– Тебя искали двое...

– Ага, один с носилками, а второй с лопатой, да? – Алексей был в прекрасном настроении и припомнил старую, как свет, шутку.

– Нет. Один из них – Сашко, он ждет тебя в гостинице. А второй – Заярный, позвони ему немедленно.

Юлий Максимович был явно не в настроении.

– Алексей Богданович, почему вы до сих пор в Николаеве? У вас поджимают сроки по двум делам.

– Юлий Максимович, честное слово, здесь такие обстоятельства, сразу и не поверите. Приеду – расскажу. Выезжаю максимум через час, честное слово.

===

Сашко слонялся на улице перед гостиницей.

– Ну и как, доволен приключениями?

– Такое запомнится навсегда. Если приедете в Николаев, я всегда буду рад свидеться, – он стеснительно замялся, сунул руку в спортивную сумку, вынул малюсенькую статуэтку грубой работы – как раз помещалась на ладони – и подал Алексею. – Это вам на память. Ей четыре тысячи лет – настоящее Триполье.

– Да ты что, тоже втихаря копаешь?

– Нет. Это из моей собственой коллекции, я купил в Киеве. Счастливо вам!

Он до боли сжал Гальчевскому руку, повернулся и быстро ушел.

 

16. Премия от генпрокурора

Гальчевский одолел лишь полдороги, как снова позвонил Заярный:

– Алексей Богданович, где вы сейчас?

– Подъезжаю к Умани.

– Нигде не задерживайтесь. Немедлено ко мне.

– Понял.

Но Юлий Максимович ответа не ждал – сигнал отбоя оборвал разговор на полуслове.

«Что ему так не терпится, – Алексей почувствовал легкое раздражение. – Я четыре дня на колесах, устал, как черт, ночь не спал. Преступление раскрыто, преступник задержан – что ему еще надо? Предоставил бы лучше отгул...» Остановился возле придорожного кафе под Немировом только после того, как засосало под ложечкой. После обеда настроение подобрело. По-домашнему на него повлиял и уютный участок автомагистрали между Немировом и Винницей, который скорее напоминал широкую асфальтированную аллею в окружении старых-престарых лип и этим выгодно отличался от суперсовременных автобанов, отгороженных от мира проволочной сеткой. Раздражение улеглось: «А вообще на Заярного грех жаловаться, даром он ни к кому не придирается. Что-то там, наверное, случилось».

===

Рабочий день в прокуратуре области не закончился. Хотя к вечеру в приемной заместителя прокурора не бывает так многолюдно, как с утра, следователю пришлось-таки занять очередь. От стояния под дверью спас хозяин, как раз вышедший из кабинета. Столкнувшись глаза в глаза с Гальчевским, Заярный отступил в сторону, пропуская его вперед:

– Алексей Богданович, зайдите. А вас я жду через полчаса, – обратился он к остальным работникам, ожидающим в тесной приемной.

Подробный доклад о командировке, на который настроился следователь, оказался не нужен. Юлию Максимовичу основные результаты поездки были известны, поэтому он ограничился рядом уточняющих вопросов, внимательно слушал только о разговоре с Мазуренко и кивнул: мол, все правильно, молодец. Поставил локти на стол, уперся подбородком на ладони и смерил Гальчевского долгим взглядом:

– Дело Петренко подняло большой шум, его забирают в Киев. Прислали факс, чтобы завтра к девяти утра вы были с ним в Генеральной прокуратуре. Требовали еще сегодня к вечеру, но я отбился – перенесли на завтра.

Алексей понуро склонил голову. Радоваться было нечему. Теперь придется до ночи торчать в следственном отделе, подшивать и оформлять материалы уголовного дела, которых уже набралось на два солидных тома, а утречком подъем – и в столицу.

– Алексей Богданович, вижу, что вы устали, но нужно сделать последний рывок, потом будете отдыхать. Отвезете, и до понедельника можете быть свободны, я вас отпускаю. И второе: я не забыл, что обещал премию. Завтра попрошу Николая Валерьевича, думаю, он не будет возражать. – До сих пор Заярный говорил по-отцовски: он благоволил к Гальчевскому, хоть и старался это не показывать. Дальше интонации стали деловыми: – Пока канцелярия не разошлась по домам, идите выписывайте командировку, и к работе. Я буду сидеть допоздна. Когда закончите, препроводительную дадите на подпись мне.

===

Настойчивость Генеральной прокуратуры Алексею не понравилась. Чем ближе он подъезжал к Киеву, обдумывая дорогой ситуацию, тем больше настораживался. Контрабанда на сорок тысяч долларов – не тот факт, который бы заслуживал серьезного внимания со стороны людей, привыкших расследовать многомиллионные аферы. Да и почему такая срочность, что изменилось бы, если бы он приехал не утром, а накануне вечером или, например, перед обедом?

Впрочем, никого не удивило бы, если бы аудиенцию назначили в одиннадцать вечера или в семь утра. Полгода назад генеральным прокурором стал Вагиз Владимиров, и практический распорядок работы центрального аппарата переменился: людям, приезжавшим из областей, нередко удавалось попасть в главный кабинет почти в полночь. Тогда же в прокурорском кругу возник подковыристый анекдот, с гротескной точностью отразивший обстановку в Генпрокуратуре: начальник вызывает подчиненного и спрашивает, почему он начал приходить в девять часов, хотя все остальные на рабочих местах уже с восьми, и уходить в шесть, хотя все остальные работают до девяти. Подчиненный сникает и объясняет: «Понимаете, я сейчас в отпуске...»

На входе Гальчевский не задержался, пропуск на его фамилию заказали еще вчера. Охранник долго сверял его со служебным удостоверением, наконец отдал и разрешил пройти:

– Пожалуйста, второй этаж.

В управлении надзора за исполнением законов при производстве следствия органами прокуратуры Алексей бывал и раньше, поэтому дверь с лаконичной табличкой «Анатолий Степанович Гречанюк» нашел скоро. Кабинет зонального прокурора, курировавшего Винницкую, Хмельницкую и Житомирскую области, недвусмысленно указывал и на перегруженность, и на сезон отпусков (их все-таки проводили не на работе): на полу под стеной высились кипы уголовных дел, еще около десятка объемистых томов венчали рабочее место.

Гречанюк следователя ждал. Он отодвинул дело, из которого делал выписки, поднялся навстречу:

– Показывай, чего вы там навытворяли.

– Ничего особенного, дело как дело, ­– Гальчевский выложил из сумки тома на стол.

– Ничего особенного! У людей, которых вы затронули, прямой выход на Владимирова. Говорят, когда ему вчера позвонили, он рвал и метал, приказал немедленно истребовать дело в Генеральную. Не припоминаю, чтобы кто-нибудь его так доставал. Мне сегодня уже дважды звонил начальник управления, спрашивал, нет ли кого из Винницы.

Часы только-только перевалили за девять, а уже такой кипиш, подумал Алексей, скрывая растерянность.

– Я буду вам нужен?

– Я посмотрю дело и сам доложу. – Гречанюк расписался в копии препроводительной, вернул ее следователю и продолжил: – Не представляю, как отреагирует Владимиров, когда прочитает... Здесь в столице двадцать раз на холодное подуют, пока осмелятся затронуть депутата, министра или еще кого. А вы там в областях будто не знаете, в какой стране живете. В Виннице наезжают на людей, которые вась-вась с генеральным прокурором, в Черновцах возбуждают дело и начинают выворачивать руки председателю областной администрации – а у него тоже свои люди в Киеве.

– В Черновцах дело против... председателя областной администрации? – недоверчиво переспросил Гальчевский.

– Ну, возбудили-то по факту незаконной приватизации незавершенного строительства, но ведь все концы сходятся к губернатору. Только вам это зачем? – Гречанюк вовремя оборвал фразу, чтобы не сказать лишнего. – Езжайте лучше домой. А то попадетесь Владимирову – разорвет!..

===

Выставка в историко-культурном заповеднике «София Киевская», куда советовал зайти профессор Зозуля, начинала работу часом позже, но удостоверение следователя прокуратуры подействовало магически, и Алексею разрешили посмотреть экспозицию. Афиша у входа уведомляла, что коллекция древностей принадлежит семьям двух известных донецких бизнесменов.

Выставка поражала размерами: археологические собрания Винницкого и Николаевского краеведческих музеев выглядели несравненно скромнее. Гальчевский обошел зал, посвященный Триполью, и на выходе встретил невысокого молодого человека с цепким, настороженным взглядом:

– Я директор.

– Очень приятно.

– Если вас интересует что-либо конкретное, могу провести и показать.

– Да нет, просто знакомый посоветовал: будешь в Киеве, зайди посмотри.

После слов Алексея еле уловимое напряжение начало спадать, и он спросил:

– И это все – частная коллекция?

– Да, но это далеко не все, – под рыжеватой щеточкой усиков заиграла ироничная усмешка, – мы можем выставить еще столько же.

Директор сопровождал гостя по первому этажу – здесь экспонировались самые древние, преимущественно каменные и керамические находки, – сам пригласил на второй, где разместили изделия из благородных металлов, и за короткими комментариями проступала неподдельная гордость: в этом богатстве он полновластно хозяйничал. Потом провел посетителя обратно к входной двери, перед которой нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая открытия, группка экскурсантов.

– А вот если между нами и не для протокола: сколько все это может стоить? – интерес Алексея явно выходил за границы допустимого, но он не сдержал себя.

– Вот этого не знаю. Мы ведь не торгуем, – директор заулыбался. Но, похоже, чувствовал доверие к гостю, потому что напротив трипольского зала замедлил шаг. – Вот такая модель храма дороже всего – за нее на черном рынке просят десять тысяч долларов. Статуэтки – одна, две, три тысячи. Может быть и больше, все зависит от размера и мастерства исполнения.

Он расправил надорванный с краешка и загнутый уголок афиши, пригладил ладонью:

– Когда-нибудь этим людям памятники поставят. Если бы не они, половина этих ценностей была бы уже продана за границу, в лучшем случае порасползалась бы по всей стране. А так – пожалуйста, приходите, смотрите. Бесплатно!

===

«Донеччане вбухали туда не один миллион», – пока машина, застрявшая в автомобильной пробке, метр за метром продвигалась к спасительному светофору, Алексей в ином ракурсе оценивал увиденное. Коллекция отражала истинные масштабы черного рынка, с которого пополнялась. С одной стороны, закупка предметов археологии у кладоискателей стимулировала их и дальше грабить древние поселения, разрывать курганы. А с другой – грабители все равно бы их раскапывали, только продавали бы кому-то другому. Такой уж в стране моральный климат: хватать все, что приносит деньги. Может, и вправду в будущем им воздвигнут памятники? Ибо тем, кто считает лучшим занятием скупать недвижимость где-нибудь на Кипре или в Подмосковье, точно не воздвигнут.

Тревогу, порожденную неизвестностью вокруг дела Мазуренко–Осояна, заглушить не удавалось, и чем больше отдалялась столица, тем сильнее ныло в груди. Решил увидеть Григорчука, поблагодарить за помощь, и свернул в Житомир, но в прокуратуре города Сашу не застал – его вызвали в область. В глубине души даже обрадовался: на разговор, если честно, не тянуло.

Заставил себя успокоиться лишь под Винницей. Ведь если трезво поразмыслить, ничего страшного не случилось. Дело забрали в Киев? Так оно не первое и не последнее, которое с концами забирают в следственное управление Генпрократуры. Могли бы в Николаев забрать. Жаль, конечно, но оно все равно рано или поздно ушло бы в другие руки – работа следователя заканчивается составлением обвинительного заключения. Генеральный очень недоволен? Так он многими недоволен. А, до него далеко...

===

В коридоре следственного отдела Гальчевский столкнулся с Ковачем.

– Ты вроде чувствуешь, когда надо появиться! Относительно тебя только что звонили. Валяй к шефу – вызывает.

– К Заярному?

– Бери выше – к Дмитруку.

===

– Алексей Богданович, никуда не уходите, я вас искала. Подождите, – секретарь прокурора области наклонилась к селектору. – Николай Валерьевич, в приемной Гальчевский. Хорошо. Алексей Богданович, зайдите.

Дмитрук стоял возле открытого окна и курил. Он повернулся к Алексею, сделал неопределенный жест рукой:

­– Садитесь. Как вы съездили в Генеральную?

– Нормально. Отдал дело, вернулся обратно.

– Вы кому-то докладывали?

– Нет. Гречанюк сказал, что посмотрит и сам доложит.

– Что он еще говорил?

– Говорил, что Владимиров вчера был страшно зол. Рвал и метал...

Прокурор обошел собеседника, сел, энергично ткнул окурком в почти полную пепельницу.

– Алексей Богданович, у нас с вами неприятности.

Гальчевский промолчал. Неясно, что имелось в виду – то ли у них общие неприятности, то ли у руководства неприятности из-за следователя.

– Звонил Вагиз Леонидович, лично. Выписал мне под первый номер. И дал команду, чтобы ноги вашей не было в прокуратуре. Понимаете?

 Дмитрук смял пустую пачку от сигарет, швырнул в урну. Сразу же распечатал новую, резко щелкнул зажигалкой.

– А в чем я виноват?

– Считаете, генеральный мне это объяснил? Он приказал: уволить. И точка.

Тревожное предчувствие, преследовавшее Алексея по дороге, не подвело. Но сдаваться он не собирался:

– Николай Валерьевич, и все-таки я хочу знать.

Прокурор глубоко – на полную грудь – затянулся, выдохнул дымовое облачко, но голос стал мягче:

– Я догадываюсь, что у него тоже неприятности, и именно из-за вас. «Кто руководит твоими следователями – ты или СБУ?» Понимаете, что стоит за этими словами? Между Службой безопасности и генеральным прокурором давнишние трения, и теперь вашими руками его красиво макнули. Мы с Заярным проанализировали дело могилевского контрабандиста и обнаружили интересные вещи. Во-первых, управление СБУ очень легко отдало нам дело своей подследственности – контрабанду, хотя там всегда рогом упираются. Во-вторых, через своего человека в следственно-оперативной группе они получали полную информацию, контролировали и вели в нужном направлении – все оперативное сопровождение тоже принадлежало им.

– Не понимаю, какой смысл? Если результат тот же самый, кто бы ни вел дело – мы или они? Мы действительно вышли на мощный канал, каким вывозят за границу культурные ценности.

–  А если он не заинтересован, чтобы на этот канал вышли? Если бы следствие вела Служба безопасности, он бы заявил, что против него интригуют, ищут компромат и так далее. А если на контрабандный канал выходит следствие прокуратуры, то СБУ вроде бы в стороне. И в таком случае ему нечем крыть – свои постарались. Теперь дошло? Он считает, что вы подыграли СБУ против него. И чтобы вы знали, генерального сегодня вызывали к президенту.

Сигарета догорела до фильтра. Дмитрук бросил ее в пепельницу, прикурил новую. Поворот в деле ошарашил Алексея: до сих пор он не мог предположить, что рядовая, казалось бы, контрабанда достигнет должностных лиц такого уровня.

– Я сказав Вагизу Леонидовичу, что уволить вас сразу не могу: сегодня вы в командировке, а с завтрашнего дня в отпуске по семейным обстоятельствам. – Прикрывая Гальчевского, прокурор области подставлял себя самого. Такое поведение отвечало его принципам: Дмитрук мог жестко розобраться со своими подчиненными, но стеной вставал на их защиту при любой попытке давления со стороны. Он подал лист бумаги. – Напишите сейчас же рапорт об отпуске, поставьте вчерашнее число. И вчерашним числом передайте все незаконченные дела Ковачу. Может быть, за месяц как-то утрясется. Отпускные получите через неделю, вместе с зарплатой.

Гальчевский писал рапорт и одновременно оценивал ситуацию. Обстоятельства уголовного дела были настолько неочевидны, поворот в расследовании до такой степени неожиданным, что любые подтасовки исключались. Да и парней из Службы результаты удивили не меньше, чем его. Гениальнейший интриган не сумел бы предвидеть, что вечером около скифских курганов они нарвутся на «левую» экспедицию. И если там на самом деле интрига, то ее идея, наверно, возникла в последнюю минуту, уже после задержания подозреваемых. Наконец, ход следствия контролировало руководство прокуратуры, и никаких замечаний следователь не получал.

– Николай Валерьевич, поверьте, я никому не подыгрывал. Просто делал свое дело, – Алексей подал рапорт.

– Вы предлагаете, чтобы я позвонил генеральному прокурору и сказал, что он неправ? – В руках Дмитрука хрустнула сигаретная пачка. – Я еще не знаю, чем это закончится для меня. Идите.

От прокурора вышел с ощущением человека, которым попользовались и выбросили. Даже если интрига возникла в последний момент, это ничего не меняло.

Прозвучала мобилка, и дисплей высветил фамилию Стенского. Дмитрий, скорее всего, не в курсе большой игры – вряд ли его ознакомили с большим замыслом. У Гальчевского не было желания встречаться или хотя бы разговаривать с кем бы то ни было из Службы безопасности, поэтому решил не откликаться. Стенский звонил еще несколько раз, но Алексей каждый раз дожидался, пока автоматика разъединит линию связи, выдав на противоположном конце лаконичное сообщение «Не отвечает».

 

17. Служба занятости

Вместо эпилога

От отпуска не хочется отрываться даже тогда, когда нужно идти за деньгами. Гальчевскому пришлось себя пересилить, пока наконец собрался наведаться в бухгалтерию. Вначале планировал получить отпускные и незаметно исчезнуть, но, уже в прокуратуре, решил заодно разведать обстановку.

Дмитрука беспокоить не отважился – зашел к Заярному.

Сочувственный взгляд Юлия Максимовича подсказал Алексею с порога: оснований для оптимизма нет.

– Алексей Богданович, мы ничего не можем сделать. Ваше увольнение Владимиров поставил на контроль. При упоминании о Виннице он темнеет. Вчера в Генеральной была итоговая коллегия за полугодие, и Николаю Валерьевичу влепили выговор.

– За мое дело?

– Формально – за недостатки по надзору за милицией, но ведь настоящие причины ни для кого не секрет. Мы с прокурором посоветовались и решили временно предложить вам другую работу. Пойдете в юридическую службу корпорации «КНД»? Мы поможем. – Заярный назвал одну из самых мощных бизнес-структур региона, куда устроиться было трудно. – Заодно получите практику в хозяйственном праве. А гроза пройдет – заберем вас обратно. Сами видите, генеральные прокуроры меняются быстрее, чем прокуроры областей. Подумайте, у вас есть время.

===

– Старик, не убегай! – на ступеньках прокуратуры Гальчевского окликнул Сергеев, вышедший на перекур. – Я в курсе. Вагиз дико злопамятен, если у него на кого зуб, через десять лет не забудет. Так что скажу тебе как старый стреляный волк: суши весла.

– Да иди ты... – Алексею было не до сергеевских насмешек.

– Я-то пойду, но ты слушай старших, молодой ведь еще. Мои друзья – ну, бывшие наши работники, молодые пенсионеры – организовали и серьезно разворачивают юридическую фирму. Планируют создавать подразделение, которое будет заниматься детективной практикой, – кстати, ты слышал, что в первом чтении уже приняли закон о негосударственной детективной деятельности? Ну так вот, они подбирают заместителя директора по этим вопросам, зарплата выше, чем у тебя сейчас. Я вчера заезжал, говорил о тебе, и они пока попридержат вакансию. Так что думай, старик. Свистнешь, я перезвоню – и считай, что уже работаешь. И держи нос пистолетом! – Валентин дружески хлопнул его по плечу.

===

С отсутствием Гальчевского у начальника следственного отдела прибавилось хлопот. Работников не хватало – время отпусков, – другие были перегружены, и Ковач лично взял к производству два дела. Он как раз готовил к направлению в суд материалы по крыжопольской банде, как дверь отворил отпускник.

– Здорово! Ты здесь не зашился?

– Пока еще выдерживаю. Но надолго меня не хватит, – Сергей оторвался от проекта обвинительного заключения, подготовленного еще Гальчевским, встал. – Тебя Стенский разыскивал, раз пять заходил. Говорил, дозвониться не может, домой зашел – никого нет.

– Я сижу в селе Петрике на даче. Мобилку выключил, машину отдал брату – он свою на ремонт поставил. Продукты отец привозит. Ловлю рыбу, купаюсь. Саша мой просто счастлив, везде со мной.

– По тебе видно – так загорел! Но ты с Димой свяжись, там для тебя что-то очень важное. У него телефон поменялся, запиши новый.

Ковач подождал, пока Гальчевский введет номер в память мобилки, и продолжил:

– К тебе приходили еще двое. Тот человек, что работает в музее. Как его там? Кажется, Кошмал? И... – он порылся в бумагах на письменном столе, – Леонид Владимирович Беднарук. Вот его телефоны.

– А чего он хочет?

– Рассказал, что сестра созналась мужу в грехах молодости, и теперь они хотят узнать о судьбе брошенных детей.

– Так я ведь не имею права раскрывать тайну усыновления! Даже через сорок лет. Ну, разве что рассказать о николаевском мужике, которого уже нет, – Алексей повертел в руках листик с фамилией и цифрами. Следствие не только задело давнишние, замершие во времени человеческие драмы – оно привело их в движение. А может, и вправду через десятки лет мать найдет потерянного сына? И сразу – троих внуков? – Знаешь, я расскажу эту историю Кошмалу. А он уже пускай решает.

===

Со Стенским встретились в кафе «Золотой ключик» в Центральном парке. Пока Алексей дошел от следственного отдела, Дмитрий уже был на месте – сидел за столиком в дворике, перед ним пенились два бокала.

– Тебя найти труднее, чем нам было Петренко, – поднялся, протянул руку.

– Очень надо было найти? – За время отпуска Гальчевский подробно разобрал в памяти дело Мазуренко–Осояна и убедился, что винтиком в чужой интриге он не был, если бы пришлось начинать сначала, действовал бы так же. Однако от некоторой настороженности избавиться не мог.

– Очень, – Стенский пододвинул к нему бокал. – Тебе известно, как пошло наше дело в дальнейшем?

– Его забрали в Генеральную прокуратуру, это последнее, что я знаю. Может быть, его уже и закрыли.

– Ну так оно уже не в Генеральной прокуратуре, и его не закрыли.

Новость ошеломила неожиданностью: кто способен забрать уголовное дело у всесильного генпрокурора? Гальчевский ничего не сказал – ждал продолжения.

– В Николаеве Служба безопасности возбудила дело по копателям скифских могил и вышла на тех же людей, что и мы. Дела нужно было объединять, и это поспешил сделать Владимиров. Если бы он все прибрал к рукам, то кранты. Только были обстоятельства, которых он не учел: Мазуренко написал подробную явку с повинной и указал на конкретных людей в Киеве. Прикинь, на кого вышли – на заместителя директора Государственного института древностей и на созданное при нем совместное предприятие. Скромный доктор наук купил на Крещатике квартиру за 450 тысяч. Сейчас раскручивают и его, и предприятие.

– При чем здесь Владимиров?

– Брат заместителя директора – народный депутат, он раньше пребывал с Владимировым в одной фракции. Они и сейчас поддерживают отношения, и первым делом, как ты понимаешь, пошли в ход связи в прокуратуре. Наш председатель его опередил – он доложил обо всех раскладах президенту, а тут еще на Би-Би-Си информация появилась. Тогда папа вызвал Владимирова и порекомендовал передать оба дела в СБУ – по подследственности. И все, что ему оставалось, – это сорвать злость на тебе.

 Гальчевский довольно улыбнулся. Получается, пока он удил на озере карасей, в другом месте на его наживку поймалась солидная рыбка. Только не сорвется ли?

– Но в суд дело все равно будут направлять через прокуратуру...

– Давай не будем забегать так далеко. У нас генеральные прокуроры подолгу не задерживаются, – у Стенского от монолога пересохло в горле, он сделал несколько больших глотков и добавил: – Председатели Службы тоже...

– Я вижу, ты так и работаешь в следственно-оперативной группе?

– Нет. У нас произошли перемены: я ушел из отдела «К». С позавчерашнего дня – я в контрразведке.

– Будешь ловить американских шпионов?

– Нет, азиатских. Я занимаюсь странами Азии, – Стенский опустил пустой бокал. – Но я не сказал о самом главном: Игорь Ильич ушел на повышение – он теперь заместитель начальника управления. И поручил, чтобы я передал тебе приглашение переходить работать к нам. На должность следователя по особо важным делам.