«Еще до того, как нога американца оставила след…»

***

о свободе небывалой сладко думать у печи
крематория в Освенциме где жертвы палачи
все прошли одной дорожкой всё сплелось в один клубок
не поймет сам Бог

так сквозь щель в двери барака в ожидании суда
смотрит жесткий глаз поляка на погасший взгляд жида
и никто из них не верит что судьба у всех одна
чашу пить до дна

и какой там вкус свободы если мозг в тисках зажат
если люди как колоды неподвижные лежат
если здесь такой порядок если ты звено в цепи
шагу не ступи

если завелось такое в чьей-то совести гнилой
не оставят нас в покое даже пеплом и золой
будут ждать пока остынет кочергою ворошить
низший суд вершить

ибо высший суд отныне отменен к чему вопить
глас вопящего в пустыне знает только слово пить
глаз лежащего на нарах видит только потолок
зубы на полок

о свободе нестерпимой сладко думать у печи
крематория ты слышишь как в руке Петра ключи
тихо звякают и слышишь в тишине скрипят врата
дальше пустота

Печальная повесть

Поет сиротка. Ходит старик с шарманкой.
Картина дополнена птичкой, собачкой и обезьянкой.
Собачка ходит на задних, птичка тащит билет,
обезьянка сидит на плече и старательно корчит рожи,
которые, как и положено, на зрителей столь похожи,
что все разбегаются, не бросив в шапку монет.

К тому же в билетах написано всякое непотребство – 
шею свернешь, впадешь в несчастливое детство,
призовут в окопы, женишься на вдове,
которая через год опять овдовеет,
в огне сгоришь, и ветер твой прах развеет,
фронтовая вошь прогрызет дыру в голове.

Всё правда, но зачем же писать так открыто,
вместо гроба можно писать "корыто",
вместо войны написать бы "горячий спор".
У старика седая всклокоченная бородка.
Собачка ходит на задних. Поет сиротка.
С небес подпевает сиротке ангельский хор.

Потому что сироты те же ангелы, если следом
нужно идти за несчастным пропитым дедом,
который и ручку шарманки крутит не так, как оно
положено, птичку не кормит, лупит собачку,
тянет к небу ладошку, просит подачку,
но судьба, поглядев из окна, закрывает окно.

***

в пространстве где человек имеет только армейский чин
и массу тела которое потеряло вес
куда до поры возносят только мужчин
откуда ни три сосны не видны ни тем более лес
корабль восток делает первый виток
глава государства кричит пилоту дурак завяжи шнурок

еще измеряли грудь достаточно ли широка
чтобы на ней поместились все ордена земли
еще проверяли чтобы до подневольного мужика
не до князя гагарина родословные корни вели

еще вызывали гадалку чтобы сказала останется жив
или останется мертв голову в шлеме сложив
за родину за хрущева за крейсер аврору за
широкие скулы улыбку за голубые глаза

еще букеты летели под ноги наш космос весь
с его планетами звездами кометами пустотой
еще хорошо что парень родился здесь
на равнинной местности прославленной смиреньем и простотой

городами почтовый ящик номер полный секрет
лесопосадками и прудами где карпы и караси
человек в абсолютном холоде такой теплотой согрет
которая сыщется только в московской советской руси

родина держит космокорабль как на параде малыш
несет воздушный шарик с надписью первомай
родина слышит родина знает что ни повелишь
выполним родина выше нас поднимай

до седьмого восьмого неба а небес попы говорят
девяносто девять и все ангельские как на подбор
и если глядеть с изнанки бездны огнем горят
и взлетают ракеты и кони скачут во весь опор

Памяти Гагарина

*
В темноте все кошки не серы, как говорят, а черны.
И земля черна –  жаль, что нет бороны,
чтоб разбить на комья, чтобы зерну потом
прорастать, чтоб во тьме не лежать пластом.

Все шаги известны. Неясен лишь первый шаг.
Рождены все вещи. Но в начале –  сотворены.
Тишина колокольным звоном стоит в ушах.
Во мраке словам нет веры, даже если они верны.

*
Во мраке словам нет веры, даже если они верны.
Обман представляется истиной на ярком свету.
Свет замещает правду. Свет не знает вины.
Ложь искусно умеет доказывать правоту.

Ложь межзвездную бездну направляет на нас.
На Марсе вырастут яблони –  невелик секрет!
Звездные войны –  очереди у касс.
Мы и Космос квиты: точек опоры нет.

*
Мы и Космос квиты: точек опоры нет.
Это к лучшему –  некуда упереть рычаг.
Землю можно перевернуть –  говорил Архимед.
Странно, никто не слышит угрозы в этих речах.

Странно –  никто не чувствует плохо скрытый подвох.
Все ждут окончания времени, но никто не помнит примет.
Века скрипят не хуже тяжелых подвод.
Не зацепишься за орбиты иных планет.

*
Не зацепишься за орбиты иных планет.
Не заполнишь пространство рокотом космических кораблей.
Бесконечна песня –  припев сменяет куплет,
слова –  все те же, только мотив –  наглей.

Раньше Космос пленял человека каторжною тоской.
С восхищением в телескоп поглядывал книгочей.
А теперь –  гармония сфер –  гитарный аккорд воровской.
Космос наш на копейку, на рубль –  ничей.