«И пушка бьет, но полдень настает…»

* * *

 

Будем строить короткие жадные планы

На втором этаже – выше бани и ниже заката,

Как поедем в Иллирию или другие далёкие страны

И накупим сыров и вернёмся обратно.

И пройдём по лучами заваленным просекам,

По разлапистым лужам, по жёлтым сосновым аллеям,

И узнаем приметы ещё не родившейся осени

И её пожалеем, и себя пожалеем.

Прозвонят на обед невозможно прекрасные ландыши,

Неохота мне супу, а охота мне плакать  и  каяться.

У кукушки с девятым ударом не ладится,

Но и сказанных восемь подарками  под ноги катятся.

И в простые бокалы недорогого вина

Мы уроним свои драгоценные слёзы.

И историю Анны мы вслух прочитаем до дна,

До последнего винтика на колесе паровоза.

 

7. 6. 16

 

* * *

 

Мы потерялись. Раньше впереди

Маячил коммунизм. Кривой, нелепый,

Со сломанной и проржавевшей скрепой,

Но что-то сдуру шевелил в груди.

Стоял безумный мальчик на часах.

В лесу метался Данко полуголый,

Размахивал сожженной средней школой

И повисал на горьковских усах.

На выпускной повязывали бант.

Скакал Корчагин в роли Ланового,

Болконский выпивал у Броневого,

Но добирал в гаштете «Элефант».

Потом Лолита Гумберту дала

Почувствовать себя сверхчеловеком,

Эдит с Марлен, прикрывшись прошлым веком,

Испуганно глядят из-за угла.

Всё кончено. Как царь, глядит с афиш

Любой винтом раскрученный подсвинок.

И очумелый чаплинский ботинок

Грызьмя грызёт компьютерная мышь.

 

22. 4. 16

 

* * *

 

Был парень красивым, смешливым, вальяжным.

Шесть пуль прилетело. Две мимо. Четыре по жизненно важным.

Четыре свинцовых подружки влетели в Немцова.

Одна от Урицкого с площади славной Дворцовой.

Уж ежели ты председатель ЧеКа,

То верен призванию будь на века.

Вторая от Кобы. Оружие спрятал и ящик задвинул.

И выдавил в  трубку покорную «Герцеговину».

Владелец элитных,  заводчик и друг племенных жеребцов

Прислал тебе третью подружку, Немцов.

Четвёртая – в точку! От всех грановитых щедрот.

Лететь недалёко –  до мо̀ста от Спасских ворот.

На самом пороге весны, на исходе зимы.

Убитый. Четыре убийцы. И мы.

 

26. 2. 17

 

* * *

 

Всех огульно и всех поимённо

Без различия наций и  рас

Всех нас ненависть  ставит в колонны

Чтобы править и ездить на нас

Как  охотно мы ей поддаёмся

Как легко ей сдаём города

Мы   друг с другом отчаянно бьёмся

Но она побеждает всегда

На Дворцовой Крещатике  Трубной

Словно выросла тень от креста

Бьёт шаманская ненависть в бубны

И слова заглушает Христа

Безобразны правители наши

С отдалённых мифических пор

Но сначала ты в собственной каше

Не вари  для убийства топор

Но сначала под собственной крышей

Не баюкай змею на груди

Победи в себе путина. Слышишь?

Победи победи победи!

Неужели мы жалкие мыши

С жалкой мышьей судьбой впереди?

Победи свою ненависть. Слышишь?

Победи победи победи!

* * *

 

Гармонист сапогами к двери задремал на полу,

Задремала, но что-то спросонья бормочет гармошка.

И кудря-раскудря музыканту прилипла к челу,

А на ней о судьбе и стране позадумалась вошка.

Если будешь в избу заходить не споткнись об него,

Он очнётся и может тебе ненароком навешать.

Он умеет играть Соловьева-Седого всего,

И "Прощанье славянки" с "Полонезом Огинского" чешет.

Завтра празднуем праздничный праздник Весны и Труда,

Будем петь заполошно, как положено, все, что поётся.

И пугать фейерверком китайским собак и стада.

Впрочем, наши стада – то, что подле забора пасётся.

Будем петь и закусывать разноплеменной едой,

Прибивавшие щит на вратах Цареграда.

И не звать это горем, несчастьем, бедой.

Потому что так было, так будет, потому что так надо.

 

30. 4. 17

 

* * *

 

Зацепилась Луна за холодную дужку ведра,

Поднимает  ведро из прохлады колодца-двора.

Крутит ворот рука, и любви патефонной полно,

К  расписным небесам  приближается плавно оно.

Отливает ведро   афродитиным древним огнём,

И заблудшая рыбка играет – полощется в нём.

Черноглазая рыбка! И вода для неё, что вино.

И не знает, что ей до утра умереть суждено.

 

12. 10. 16

 

ПОРТРЕТ МУСОРГСКОГО

 

И продолжить концерт бытия

У Модеста ни малого шанса.

На портрет, гениальный Илья,

Остаётся четыре сеанса.

Скоро водка да в блюдце кутья,

Да отыщут на Тихвинском место…

Торопясь, гениальный Илья

Гениального пишет Модеста.

Анфилада больничных палат

Среди запахов боли и страха…

Некрасивый больничный халат

На груди у больного распахнут.

Под рубахою вышитой крест,

Не замеченный пристальной кистью.

Пусть с чела, гениальный Модест,

На  пол  лавра  посыпались листья –

Унижаться пред смертью не след,

Как Отрепьеву перед полячкой.

Потому-то в глазах его свет,

А не тусклые блики горячки.

* * *

 

На заснеженной даче,

Куда полтора электричкой.

Минским рыночным салом

Делиться с замёрзшей синичкой.

Посадить телефон. Потерять проводок от айпада.

И ладони наполнить  тобою и взгляд – снегопадом.

И зайдёт Пастернак – растечётся от валенок лужа.

Чудом водка найдётся. И чудом составится ужин.

Печка малость чадит,

но гудит – то ли так, то ли Грига.

Только ночь впереди,

Только ветров античных квадрига

Прокопытит,  пролётная,

В шумных  своих направленьях,

Только щуки подлёдные

В иле разыщут веленья.

Топоток на крыльце.

Это Мойры ли, белки, ежи ли…

Мы поймём – ничего, что в конце, –

Для чего мы любили и жили.

 

9. 11. 16

 

ПЕЙЗАЖ СО СЛЕЗОЙ

 

Где тут у вас подстелена соломка?

Я точно знаю – знаю – скоро упаду.

Ах, лакомка моя, полузнакомка,

Явившаяся мне в полубреду...

Не быть добру, когда не знаешь худа.

Остаток дней оставивши в заклад,

Уеду в Петроград, про все забуду.

Учи, чему умеешь, Петроград.

На Лиговке лукавой и легавой,

Где стрелка-указатель – Колыма.

Где дышат кафкой и акутагавой

Загадочные темные дома.

Васильевских невырытых каналов

Линейная обида. Мы пойдем

Большим проспектом, Средним или Малым

К мосту, покуда он не разведен.

До крепостной стены, сырой и длинной,

Где кто-то солнца, кто-то казни ждет,

Где распахнули пасти равелины

И пушка бьет, но полдень настает.

Туда, где воли залито горнило

Самодержавным током невских вод.

Где пёрышко ты в детстве уронила

И стройный тополь из него растет.

Бывал заносчив, сделался забывчив.

Но милых черт живое рококо

Все помнится. И грушенькин изгибчик,

И круглых слов синичье молоко.

Уеду в Петроград. Предамся блуду

Воспоминаний – теплый кубик льда.

Ах, мама, мама... Больше я не буду.

Как мы договорились – никогда.

 

7. 7. 16

 

* * *

 

На дороге, припудренной бархатной пылью,

На сбежавшей из лета дороге

Раздвигает прекрасная бабочка крылья,

Как прекрасная женщина – ноги.

 

Этот день, этот час ей одной приготовлен

В синем мареве раннего зноя.

И весь мир, словно томный  и нежный любовник,

Наклонился над нею одною.

 

1. 5. 17

 

СЛУШАЯ СЫНА

 

Вот ты поёшь, Иван.

А я понимаю – всё кончено.

Перехитрил Лаван –

Спрятал  младшую доченьку.

Жизнь моя – Рахиль!

Недостижимая нежная!

Нет, не нужны стихи

Нелюби, этой, нежити.

Не поцелую ту,

Что от любви заплакала.

Мне во тьму, в темноту.

Мне никогда в Иаковы.

 

29. 9. 16

 

* * *

 

Только бы вы здесь меня и видели!

Уж нашёл бы бархатный маршрут!

Сколько стран, как девушки на выданье,

Всё меня, талантливого, ждут.

Ни брусника, ни трава, ни реченька,

Ни московский звон, ни невский лед...

Всем по пальцам, по башке, по печени – 

Пропустите, гады, в самолёт!

Только мой язык... С его ресничками,

Родинками, скулами... Святой!

Не пускает! Коготками птичьими

Цепко держится за край пальто.

А в углу присело слово "шанежка",

Плачет! Я и сам сейчас зальюсь.

Милая! Залеточка! Матанечка!

Не реви. Я здесь. Я остаюсь.

 

18. 2. 17

 

* * *

 

Я позиционирую себя 

сидящим в бедной комнате на стуле,

со страстью говорящим о Катулле,

завидуя рычащим голубям,

которые уже вступили в дело,

грызя друг друга за её окном.

Алжирским страшным налито вином,

меж нами возвышается бутелло.

Я девственник. И, видимо, она.

Но плюса минус не даёт на минус.

Я лучше застрелюсь, чем к ней подвинусь.

Бесплодные усилия вина

закончились. Катулл не сладил с ней.

Не взяться ли с налёта за Баркова?

Меж тем всего полметра до алькова –

Дивана польских мебельных кровей.

Вдруг протянула руку! Чтоб поймать

воробушка! Нас как с цепи сорвало!

Вот тут-то и пришла с работы мать,

Ну а потом полвека миновало.

 

30. 4. 17