«И пушка бьет, но полдень настает…»

* * *

 

Будем строить короткие жадные планы

На втором этаже – выше бани и ниже заката,

Как поедем в Иллирию или другие далёкие страны

И накупим сыров и вернёмся обратно.

И пройдём по лучами заваленным просекам,

По разлапистым лужам, по жёлтым сосновым аллеям,

И узнаем приметы ещё не родившейся осени

И её пожалеем, и себя пожалеем.

Прозвонят на обед невозможно прекрасные ландыши,

Неохота мне супу, а охота мне плакать  и  каяться.

У кукушки с девятым ударом не ладится,

Но и сказанных восемь подарками  под ноги катятся.

И в простые бокалы недорогого вина

Мы уроним свои драгоценные слёзы.

И историю Анны мы вслух прочитаем до дна,

До последнего винтика на колесе паровоза.

 

7. 6. 16

 

* * *

 

Мы потерялись. Раньше впереди

Маячил коммунизм. Кривой, нелепый,

Со сломанной и проржавевшей скрепой,

Но что-то сдуру шевелил в груди.

Стоял безумный мальчик на часах.

В лесу метался Данко полуголый,

Размахивал сожженной средней школой

И повисал на горьковских усах.

На выпускной повязывали бант.

Скакал Корчагин в роли Ланового,

Болконский выпивал у Броневого,

Но добирал в гаштете «Элефант».

Потом Лолита Гумберту дала

Почувствовать себя сверхчеловеком,

Эдит с Марлен, прикрывшись прошлым веком,

Испуганно глядят из-за угла.

Всё кончено. Как царь, глядит с афиш

Любой винтом раскрученный подсвинок.

И очумелый чаплинский ботинок

Грызьмя грызёт компьютерная мышь.

 

22. 4. 16

 

* * *

 

Был парень красивым, смешливым, вальяжным.

Шесть пуль прилетело. Две мимо. Четыре по жизненно важным.

Четыре свинцовых подружки влетели в Немцова.

Одна от Урицкого с площади славной Дворцовой.

Уж ежели ты председатель ЧеКа,