«Маленькие сказки про белую ворону по имени Клава»

Мотылек

Белая ворона по имени Клава жила в однокомнатной «хрущевке» на берегу старого моря в огромной, чудесной, северной стране. Это была очень красивая страна, и зимой там было много снега, и лето тоже было, теплое, но короткое, и все его очень сильно ждали, начиная с самого Нового года, а может, и с осени.  В подъезде у вороны Клавы пахло сыростью, и было немного неопрятно, но ворона с этим мирилась. Зато дома было хорошо – одна стена у нее была в желтых обоях, одна – в белых,  еще две были голубые, а на кухне – светло-зеленые  в мелкий цветочек. Ворона клеила обои сама, и получилось немного криво, но душевно, и Клава подумала «Пусть».

Это была хорошая ворона, ничуть не безалаберная, как могло показаться с первого взгляда. Просто она была очень романтичной особой и любила пофилософствовать и помечтать. А когда любишь мечтать, разве останется время на то, чтобы идеально ровно наклеить обои?

У нее было два друга – цветок Соломон и плюшевый львенок по имени Тура (когда-то его звали Артур, но Тура – короче и плюшевее).

Клава любила просыпаться рано, на рассвете, и завтракать на подоконнике. Она варила себе вкусное какао (на большую кружку молока – две чайных ложечки порошка какао и немножко сахара, довести до кипения, помешивая и улыбаясь), устраивалась на желтой подушечке (чтобы мягче было), и вместе с Туром и Соломоном они сидели и смотрели на то, как начинается день.

Однажды она проснулась, как обычно, чуть раньше пяти, но за окном было очень темно и как-то тревожно. Страшно было вылезать из-под одеяла, и Клава услышала, как на подоконнике что-то громко шебуршится. Она испугалась, что это – ночной зверь, который пришел съесть ее цветок.

― Соломон, – позвала Клава, и голос ее оказался в этой тревожной темноте каким-то робким, чужим, – ты как там?

Соломон сказал: «Хорошо».

― Тебя никто не ест?

― Нет

― А что там шуршит?

― Это большой мотылек, он залетел к нам ночью, попал в коробку с карандашами и не может выбраться. Помоги ему.

Клава аккуратно открыла коробку и выпустила мотылька в открытое окно.

― До свидания, мотылек.

― Прощай, ворона.

― Почему «прощай»?

― Лето уходит, – сказал мотылек и улетел.

«И правда, – подумала Клава, – лето уходит. Вот почему так темно. Раньше я просыпалась на рассвете, и был рассвет, а теперь рассвета нет, темно и тревожно. И грустно очень. Больно так, вот тут, где сердце».

― Грустно мне, – сказала Клава Соломону. – Лето уходит. Уходит, а мы ничего не успели.

Помнишь, мы хотели вставать по утрам и бегать на море, каждый день, чтобы купаться и слушать волны. Не успели. Один раз сбегали, а потом все как-то не до этого было. Волны шумели, а мы их не слышали. Помнишь, мы хотели нарисовать большую картину на старой стене заброшенного дома, чтобы он не был таким унылым. Ты еще предлагал там рисовать море и ракушки, а я – дерево. Краски даже купили, много. Но так и не собрались. Помнишь, мы хотели читать книжки каждое утро, и к друзьям ходить на чай, и слушать хорошую музыку, и летать над городом. Помнишь, когда лето начиналось, мы ни одной минутки не хотели упускать. А вот теперь оно прошло, и почему-то так грустно, грустно, и не помнится совсем ничего летнего.

― Совсем ничего? – спросил с улыбкой Соломон

― Совсем, – сказала ворона Клава и чуть не заплакала.

― Так не бывает, чтобы совсем ничего хорошего не помнилось, – сказал Соломон, который был очень мудрым, и именно поэтому его так звали, – Садись на подушечку, и давай вспоминать.

Клава устроилась поудобнее.

― Помнишь, Клава, был день, когда ты проснулась особенно рано, и успела сварить гречневую кашу, почитать книжку, выпить какао и даже послушать радио до того, как проснулся город?

― Помню. Хороший был день.

― А помнишь, как вы с Туром ходили гулять и в центре города на площади играл симфонический оркестр – специально для вас?

― Конечно, помню! Еще один хороший день!

― Считай, – сказал Соломон, – и ворона принялась загибать пальцы, пока Соломон вспоминал ее лето.

Помнишь, целый день катались на велосипеде… Помнишь, поссорились с Туром, а потом испекли торт и помирились. Помнишь, собирали камешки на берегу… Помнишь, покупали арбуз…

И ворона вспоминала, и ей становилось теплее, и мгла постепенно таяла, и наступал поздний августовский рассвет – такой сливовый, густой. И Клава подумала, что все-таки у нее было хорошее лето, хорошее, хотя и немного короткое, словно недосказанное, как сказка.

Они замолчали и, сидя на подоконнике, провожали лето.

«Спасибо тебе, Лето», – думала Клава.

«Спасибо тебе, Клава», – думало Лето.

 

 

Свобода

Белая ворона Клава, та самая, которая жила в старой «хрущевке» на берегу серого моря, очень любила кататься на велосипеде. Он у нее был такой старый, немножечко ржавый, с большой и удобной корзиной впереди. Клава укутывала Соломона в толстое махровое полотенце, устраивала его и львенка в этой самой корзине, крутила педали – и они отправлялись куда-нибудь на берег или на дачу.

Надо сказать, что ворона не всегда любила кататься на велосипеде, более того, вам это трудно представить, но было время, когда она не умела этого делать совсем. Дело в том, что когда Клава была маленькой, велосипеда у нее не было, и учиться потому было не на чем, а когда она немножко подросла, ей стало очень неловко учиться этому простому делу.

― Клава, – строго говорил ей Соломон, – пора тебе купить велосипед!..  А то так и не узнаешь радости велосипедной жизни, а это – очень важно для счастья каждого человека.

― Но Соломон,― говорила Клава, – я уже старая для того, чтобы учиться этому! Видать, так и умру я, не прокатившись на велосипеде… (тут она немножко всхлипнула, потому что иногда она была очень пафосной белой вороной).

― Ерунда, – сказал Соломон, – учиться никогда не поздно (это был действительно мудрый цветок). Марш за велосипедом!

И ворона купила на базаре самый простенький велосипед, а потом прочитала в библиотеке книжку «Как научиться ездить на велосипеде» и узнала из нее, что самое главное в этом деле – крутить педали (потому что пока крутишь педали – едешь и не упадешь) и, конечно, крепко держать руль и очень внимательно смотреть, куда едешь.

«Это же очень просто!», – сказала себе Клава, взгромоздилась на велосипед и отважно принялась крутить педали.

― Давай-давай-давай! – кричал ей Соломон с подоконника.

И Клава поехала. Правда, потом несколько раз упала и ободрала коленку, но была очень счастлива  – ведь теперь можно было крутить педали и ехать куда хочется, например, на речку или на дачу. Или просто по двору.

― Удивительно, – делилась Клава с Соломоном, попивая чай с пахучими травками и жмурясь от теплого солнышка (она по своему обыкновению сидела на окне), – удивительно, что, оказывается, я всегда любила ездить на велосипеде, но не умела этого делать. А что было бы, если б я никогда так и не научилась?

― Нужно всегда делать то, что ты не умеешь – иначе как ты этому научишься, – улыбнулся Соломон, – иначе как ты узнаешь, что на самом деле – твое.

― Но как выбрать из всех занятий на свете то, чему следует учиться? – спросила Клава

― Выбирай самые добрые из них – музыку, рисование, пение,  плавание, иностранные языки… Можно еще учиться сочинять сказки, вышивать крестиком, печь булочки, делать мозаику, сажать цветы и выращивать яблони, ходить на яхте и подниматься в горы. Да мало ли интересного на свете! Если у тебя есть руки и ноги (Соломон знал им цену, ведь у него их не было), не имеет смысла сидеть перед телевизором и скучать.

― Плавать я тоже не умею, – призналась Клава. – И французский не знаю. И английский с трудом…

― Это хорошо, – сказал Соломон.

― Почему хорошо? – спросила Клава

― Значит, у тебя еще много всего интересного впереди.

Клава посмотрела на свой велосипед, который теперь жил в коридоре и занимал почти все свободное место. Но Клава на него ничуть не злилась  – у кого еще есть такой? – старый, с низкой рамой (на нем так удобно ездить в платье!), с большой корзиной, куда помещаются Тура, Соломон, завернутый в полотенце, и не меньше килограмма яблок, а еще пачка печенья и бутылка с водой.

Можно сесть, крутить педали и ехать, куда хочешь, хоть на край света. А там устроиться на траве, есть яблоки с печеньем. Свобода.

 

 

Танго

Надо сказать, что ворона по имени Клава, которая жила в маленькой разноцветной квартире на берегу большого моря, очень любила помидоры, рисовать и играть на фортепиано. Поэтому все стены у нее были увешаны рисунками и даже настоящими картинами, а на даче стояло старенькое пианино, и каждые выходные Клава ездила его проведать.

Однажды они отправились на дачу на велосипеде.  День был ясный, звонкий и нежаркий. На даче у Клавы росли яблони, малина, цветы и трава, высокая, шуршащая, и домик был старенький, голубой, с большой верандой, деревянный. В нем пахло старыми книгами и летом, и даже пыль в нем была какая-то чудесная.

Клава открыла настежь окна, заварила чай со смородиновым листом и сделала салат из свежих помидоров.

Они сидели с Туром и Соломоном на одном большом старом кресле (немножко тесновато, но зато уютно и дружно) и обедали вкусно (ведь они захватили с собой еще свежего черного хлеба).

Потом ворона Клава аккуратно смахнула мягкой тряпочкой пыль с темного старого пианино, которое покупала еще ее бабушка, открыла крышку (при этом раздался такой нежный стук) и стала наигрывать танго.

Ворона Клава не умела танцевать и петь, но очень любила танго, и так оно нравилось ей, что она даже немножечко мычала от удовольствия, когда играла. Иногда можно было разобрать кое-какие слова.

― Утомленное солнце… мммммммммм… в этот час ты призналась….. ммммм ммм….

Играла она хорошо. Музыку слушали ее яблони, трава и цветы, и малина со смородиной раскачивались в такт, и обитатели соседских дач – все тянулись вверх и становились на цыпочки и дыхание затаили, чтобы не пропустить ни одного звука. И краснели от счастья помидоры, и вытягивали спинки огурцы, и петрушка покачивала кудрявой головой от удовольствия.

― Ммммммммммммммммммм, – подпевала себе ворона Клава, – Мммммммммммммм…

Соломон и Тура сидели на кресле и смотрели на закат, а закат смотрел на них.

 

 

Волшебные носки

Ворона по имени Клава, та самая, что жила в старой квартире на берегу зеленого моря, обладала одним удивительным свойством – она умела находить радость во всем. «Мне грустно», – жаловался львенок Тура, который часто начинал печалиться без причины. «Это не дело, – отвечала Клава, – Надо срочно выпить чаю и стать счастливым».

И по секрету стоит сказать, что Клава как никто другой знала толк в чаепитии – у нее был самый вкусный чай в городе, в стране, а может быть даже, и в мире. Она умела заваривать разный – зеленый, черный, ягодный, травяной… Особенно хорош был черный с чабрецом. И вот заварит она крепкого пахучего чаю, разольет в большие синие кружки с золотым пояском и подвинет Туре огромную старую супницу, в которой хранились у нее всякие конфетки, прянички, чудесные вафельки и прочие вкусности. Супница была белая, с красивым цветочным узором, доставшаяся Клаве то ли от прабабушки, то ли от бабушки. Они, наверное, рассердились бы на Клаву, что она подает в супнице пряники, а не борщ, но с другой стороны, все у Клавы было устроено так чудно, так по-доброму, что никто бы не посмел долго сердиться на ее странности.

Они пили чай, выбирая из супницы то, что казалось сейчас самым вкусным, и Тура постепенно оттаивал от печали, начинал улыбаться. Клава гладила его по голове и тоже улыбалась, и они болтали весело о больших и важных вещах и о всякой ерунде.

Хорошо было у Клавы.

Но однажды и она затосковала. Дело в том, что она поссорилась с одним очень-очень любимым другом, может быть, даже немножко более любимым, чем Тура и Соломон, и он сказал, что больше никогда не будет дружить с ней и даже разговаривать. Бедная ворона Клава очень мучилась, ведь ничего нет страшнее на свете, чем терять друзей. Каким был этот друг, мы не станем рассказывать – ведь если кто-то принял решение уйти навсегда из сказки, то никто не вправе его задерживать.

― Клава, – звал ее на рассвете Соломон, – пора вставать и пить твой любимый какао. Уже солнышко поднимается.

― Прости, Соломончик, я хочу еще немножечко полежать и спокойно погрустить, – отвечала Клава и смотрела в пустоту огромными синими глазами, почти не мигая.

― Клава, мне очень грустно оттого, что тебе грустно, – говорил ей Тура и обнимал ее большой мягкой плюшевой лапой, надеясь, что ей станет легче.

Но Клава только вздыхала.

Так прошла неделя, а может быть, даже месяц, и однажды Клава собралась с силами и решила, что для нее будет полезно сделать генеральную уборку. Она взялась за это дело со всей ответственностью – так, что даже решила разобрать в шкафу коробку с носками. Оказалось, что там было много носков без пары – ведь известно, что иногда стиральная машинка любит забирать один носок как плату за свою работу. А так как Клава любила все яркое, то все носки у нее были разные – полосатые, в цветочек, с сердечками, с бантиками или просто очень-очень цветные.

― Что же делать с носками, которые остались одинокими? – подумала Клава, – Не выкидывать же?

И тогда она сложила зеленый – с красным, полосатый – с носком в горошек, тот, что был с сердечками – с другим полосатым, а оранжевый – с голубым и так далее.  И надела на одну ногу розовый, а на другую – радужный, устроилась на подоконнике с кружкой какао и принялась любоваться  своими разноцветными носками и всем окружающим миром.

― Знаешь, Соломон, – сказала Клава. – Я думаю, не имеет никакого смысла носить одинаковые носки, ведь когда носки разные, радуешься просто от того, что смотришь на свои ноги. А тем более не имеет смысла выбрасывать носок, если его друг потерялся.

― Ты права, – повеселел цветок, ведь он тоже страдал, когда Клава грустила. И Тура заулыбался и решил, что теперь он тоже будет носить только разные носки, и чем ярче – тем лучше.

― А еще я подумала, – добавила Клава, – что я все равно буду любить и ждать своего друга, но только уже без тоски, а светло, легко. Может, ему когда-нибудь захочется вернуться в нашу сказку? А у меня тут чай, и тепло, и плюшки, и еще что-нибудь найдем хорошего. Настоящая дружба все равно навсегда остается с тобой.

 

 

Море

Белая ворона по имени Клава, которая жила в уютной солнечной квартирке на берегу моря в огромной, чудесной, северной стране, больше всего на свете любила все красивое. Поэтому на стенах у нее было много картин, и по утрам она обожала наблюдать за тем, как наступает новый день.

Когда дом уже просыпался, и можно было шуметь, Клава включала на старом патефоне пластинку и танцевала. Иногда это была громкая и быстрая музыка, иногда – медленная, тягучая, но с внутренним трепетом. Может быть, со стороны это могло показаться смешным – ворона, танцующая танго или вальс в одиночестве, – но в душе у Клавы все пело, а значит, на самом деле это было очень красиво и хорошо.

Случалось, что Клава совершала и пробежку по утрам. Честно говоря, она была немножко ленивой до занятий спортом, но в чем она была молодец, так это в том, чтобы заставлять себя делать правильные вещи, даже если не очень-то и хотелось.  Она натягивала голубой спортивный костюмчик, брала в охапку Соломона и Туру и трусцой бежала к морю.

Там они бегали туда-сюда по набережной (вернее, Клава бегала, а ее друзья сидели на парапете), делали зарядку (Клава делала, друзья подбадривали) и если было тепло, прогуливались босиком по самой кромке воды.

Больше всего Клава не любила мусор, который бросали всякие неряхи на берегу моря и в лесу. «Мои эстетические чувства страдают!», – говорила она, и принималась собирать банки, бутылки, обертки от чипсов и прочую гадость и выкидывать их в мусорку.

«Вот если этим грязнулям так нравится мусор, почему они его к себе домой не заберут!», – ворчала она, а Соломон и Тура только пожимали плечами – разве поймешь людей, которые приходят отдыхать на природу, и так портят ее?

― Ты не боишься, что про тебя подумают, будто ты – уборщица? – спросил однажды ее Тура, который был в глубине души немножечко педант.

― Пусть думают, что хотят, – буркнула Клава, которая была очень зла на грязнуль, – Зато травка будет чистая.

Потом Клава садилась отдыхать на парапете. Она любила всякое море – бурное, молчаливое, серое, голубое, солнечное и мрачное.

― Привет, море, – говорила Клава, встречаясь с ним по утрам, – ты сегодня какое?

― Я сегодня – зеленое, волнистое, шумное, – говорило море, – и в доказательство своих слов швыряло волны о бетонные ограждения, и пена, пахучая, пышная, долетала до Клавы.

― Здорово! – говорила Клава и улыбалась морю.

Она сидела, болтала ногами, смотрела на море, а потом начинала напевать что-нибудь из мелодий старинного танго (как вы уже, наверное, поняли, Клава страсть как любила танго). «Таааа-дам, та-дам, та-дададам, таааа-дам, та-дам, та-дададам… Пууу-рум, пу-рум, пууу-рурурум… Пуу-рум, пу-рум, пуууу-ру-ру-рум…»

Море шумело громко, и Клава, осмелев, пела еще громче (ведь обычно она стеснялась своего голоса), болтала ногами и качала в такт головой.

 

 

 

Сказочное дерево

Клава, белая ворона, которая любила танцевать по утрам танго в своей маленькой уютной квартире на берегу шепелявого доброго моря, очень много рисовала. Нет ничего лучше, чем запах краски или шорох карандаша по бумаге, поговаривала она, хотя, если честно, она понимала, что прекрасных вещей в мире очень-очень много. И краски, кисти и цветные карандаши, конечно, одни из них.

― Красота повсюду! – говорила Клава, и отправлялась на прогулку с Туром и Соломоном под мышкой.

― Где же твоя красота? – хныкал Тура, когда у него было капризное настроение (особенно это случалось, если день выдавался серый и угрюмый).

― Да хоть бы здесь! – отвечала Клава, показывая на старый асфальт под ногами.

Тура разочарованно поглядел на Клаву и недоверчиво хмыкнул.

― Смотри, какие красивые трещинки, их же можно часами изучать! А если присмотреться, увидишь, что вот тот маленький камушек слегка розовый, а этот – желтый, блестящий, и иголочки прошлогодние попали в ложбинки, золотятся там.

Тура уселся на траву рядом с дорожкой, обнял горшок с Соломоном и обиженно произнес – «Ерунду ты говоришь, Клава, нет ничего красивого в твоем старом асфальте!»

― И в лужах грязных нет ничего красивого?! – возмутилась Клава

― И в лужах нет, – ответил Тура.

― А облака, которые там отражаются, а дома, а веточки деревьев? Это все – не красиво по-твоему?

― Нет, – бурчал Тура.

― А шишки всякие, иголочки, сухие листья, маленькие камушки на берегу моря – это тоже некрасиво?!

― Ни капельки, – сказал Тура. Ему очень хотелось домой, пить чай с тортом. – Вот торт – это красиво, замок волшебный – это красиво, а все вот такое скучное, серое, окружающее – некрасиво.

― А ты знаешь, Тура,  что прямо у тебя под ногами растет волшебное дерево, а ты его не видишь? – спросила Клава.

― Опять ты за свое, – надулся Тура.

Клава тоже на него немножко обиделась, но не зло, а с улыбкой – как можно сердиться на человека, который не видит красоту вокруг? Это ж его несчастье, его надо пожалеть.

― Хорошо, – сказала Клава, и зачем-то сфотографировала кусок серого старого асфальта. – Пошли домой чай пить.

На следующее утро она встала, как обычно, пораньше, достала большой лист бумаги, самые яркие акриловые краски и принялась что-то рисовать. Туре было любопытно, и он все старался подглядеть, но она его прогоняла. «Погоди, увидишь после».

К обеду картина была готова – на розово-голубом чудесном фоне цвело всеми цветами радуги волшебное, невиданное дерево с листьями, похожими на драгоценные камни, с тонкими извилистыми веточками, нежными и прекрасными.

― Это тебе, Тура, твое волшебное дерево, – сказала Клава.

― Как красиво! – ахнул львенок. – Где ты его увидела? Оно тебе приснилось?

Клава показала ему фотографию, сделанную вчера, и он узнал в трещинках на асфальте удивительный рисунок ветвей этого сказочного дерева.

― Вот это да… – только и сказал львенок.

― Пошли чай пить, – позвала Клава. – Знаешь, как красиво качается солнечный лучик в чашке?..

 

 

Музыка ветра

Белая ворона Клава, та самая, которая разрисовала стены своего коридора в маленькой «хрущевке» на берегу прекрасного моря, очень любила звезды. Осенью и даже суровой, морозной зимой они с Туром и Соломоном отправлялись иногда в волшебную деревню Абрашино – там небо большое, густое и чистое – не то, что в городе. Деревня была далеко – сначала нужно было долго ехать на электричке, потом, если была еще осень и вода в реке не замерзла, переправляться на пароме, и оттуда – еще полчаса на автобусе. Зато когда они добирались, было счастье.

Сначала нужно было расчистить дорожки до дома, и Клава доставала припрятанную за оградой лопату (для этого ей приходилось по пояс в снегу пробираться к забору), и освобождала путь от глубокого, тяжелого снега. В городе снег бывает серый из-за копоти, а в деревне он всегда – белый-белый, очень красивый и свежий.

Дом у Клавы был чудесный: настоящий крепкий деревенский сруб с доброй большой печью. Клава очень любила его, поэтому рамы на окнах покрасила в разные цвета – одно окно было желтое, одно – розовое, следом шло зеленое и голубое.

Однажды в теплый январский ветреный день они приехали в Абрашино, и, расчистив дорожки, затопили печь. Сначала в доме было довольно холодно и сыро, и Клава укутала Соломона в огромный старый тулуп – ведь он все-таки был домашний цветок, и ему никак нельзя простужаться. Но прошло не больше часа – и дом задышал, отогрелся, и стало в нем очень хорошо.

Клава жарила картошку с грибами – в тяжелой, старинной, еще бабушкиной сковороде. На живом огне картошка всегда получается особенно вкусной! Тура сидел в мягком коричневом кресле-качалке и читал вслух большую хорошую книжку.

«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах..»

Соломон жмурился от дровяного тепла и наслаждения слушать, как Тура читает. Наши друзья вообще очень любили читать книжки вслух – и делали это почти каждый день.

«Нет ничего проще и вместе с тем интереснее, чем почитать друг другу книгу», - говорила Клава, и они доставали очередной томик со стеллажа. Дома у Клавы было много книг, а в деревне, кажется, еще больше – старинный бабушкин шкаф, чудесный, темно-коричневый, с лепниной и старым мутным зеркалом на задней стенке, был весь набит книгами. Они стояли так плотно, что трудно было подчас вытащить одну из этого стройного ряда – соседние книжки тоже просились «Почитайте нас!».

У шкафа были стеклянные дверцы, которые слегка дребезжали, когда проходишь мимо. Клава больше всего любила самые старые из книг – они очень вкусно пахли, а еще там можно было всегда найти что-нибудь чудесное – то пометочку карандашом, оставленную кем-то из читателей прошлого века, то желтый трамвайный билетик (счастливый!), то открытку, подписанную чернилами, то засушенный красивый лист.

«Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но еще не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами звучали мягче, по-вечернему…», - читал Тура не спеша, красиво, каждое слово обкатывая языком, чтобы оно звучало.

Закат уже уходил за горизонт, и яркий, оранжевый последний луч скользнул на деревенскую распалившуюся печь, и Клава с Соломоном, слушая Туру, завороженно глядели на этот свет.

«Красиво», – думала Клава.

«Красиво», – думал Соломон.

Потом они поужинали вкусно, уплетая картошку прямо со сковороды, запили ее молоком и отправились спать. Ночью Клава внезапно проснулась. Было очень темно – только снег в окне блестел синим лунным светом.

Она осторожно выбралась в сени, надела валенки и вышла во двор.

Тишь.

Такая тишина, что казалось, дальний, темный лес за деревней слышит клавино дыхание. И только нежно звенела, качаясь, музыка ветра –  такие китайские колокольчики, длинные, тонкие трубочки, поющие на ветру. Они висели на гвоздике под крышей веранды.

На улице, несмотря на глубокую ночь, было светло – большая луна глядела на мир, и снег, отражая ее взгляд, освещал все вокруг.

Клава подняла глаза к небу. Оно было полно звезд – как огромный таз, наполненный доверху большими серебряными ягодами смородины. Клава затаила дыхание от счастья.

― Красиво как, - ахнул  за плечом Тура: он тоже проснулся и вышел на улицу с укутанным в одеяло Соломоном подмышкой.

―  Чудеса – тихо-тихо протянула Клава.

Было совсем не холодно, и на звезды можно было смотреть долго-долго.

 

Замок

Хозяйка самой разноцветной маленькой  «хрущевки» в мире, белая ворона Клава обожала путешествовать. Возможно, это происходило потому, что она умела летать, а может быть, ее большая любовь к путешествиям имела совсем другую, волшебную, таинственную природу. Во всяком случае, львенок Тура и мудрый домашний цветок Соломон были уверены, что без чуда, хотя бы маленького, здесь не обошлось.

И они были правы.

Дело в том, что когда Клава была маленькой, она любила гостить у своей троюродной бабушки, которая жила на берегу южного, ультрамаринового моря. Бабушка укладывала Клаву в дальней комнате, окнами в сад. На стене были фотообои – озеро, зелень вокруг и на противоположном берегу – небольшой красивый дом с башенкой. Маленькая Клава называла его «замок» и знала, что когда-нибудь научится входить в картины, как в комнаты. И тогда она непременно окажется на берегу этого озера и дойдет до очаровательного, освещенного солнцем крыльца.

Теперь, когда Клава немного подросла, она задумала найти это место, ведь где-то есть на свете это маленькое озеро! И Клава решила много путешествовать.

И она побывала в Париже и Вене, в Хельсинки и Таллине, в Амстердаме и Мюнхене. Она объездила и облетела много маленьких и больших городов, но пока нигде не встретила своего чудесного замка. Раз в год она собирала Туру и Соломона и они отправлялись погостить к троюродной бабушке, к берегу теплого моря. Бабушка была старенькая, любила шутить и варила очень вкусное какао (как вы поняли, этот редкий талант у Клавы был именно от нее!).

А еще она пекла поразительной вкусноты блины.

И вот наготовит троюродная бабушка блинов и какао, и они устроятся все вместе на диване напротив старых фотообоев – от солнца они уже выцвели немного. Уплетают блины, пьют какао и улыбаются. Иногда говорят что-нибудь, но редко, чтоб не спугнуть чудо.

― Хорошо как сидим, бабушка, – говорит Клава.

― Хорошо, – соглашается троюродная бабушка.

Самое лучшее – когда можно помолчать и оказаться при этом понятым и понятным, близким. Когда услышано даже то, что не было сказано. Ведь троюродная бабушка Клавы тоже всегда мечтала побывать в этом замке, а может быть даже – и поселиться там с Клавой, Туром и Соломоном. Сидеть на веранде, пить чай с яблочным пирогом и смотреть на озеро.

 

 

Список счастья

Белая ворона Клава, которая жила со своим цветком по имени Соломон и плюшевым львенком по имени Тура в уютной светлой квартирке на берегу большого северного моря, умела делать счастье из чего угодно. Однажды они проспали рассвет и проснулись очень грустные и даже злые на себя – ведь всегда обидно упустить время, которое ты мог потратить на что-то прекрасное.

― Ну вот, день не удался, – загрустил львенок Тура, которому очень нравилось рано утром читать добрые книжки.

―  Ничего, мы его исправим! – сказала Клава, которая верила, что все можно исправить, если очень захотеть.

И она сварила свой фирменный какао, нажарила воздушных оладушков, и устроила чудесный завтрак на балконе. Они вытащили туда подушки, поставили поднос с вкусностями, устроились поудобнее, и стали читать вслух по очереди книжку с добрыми сказками.

И день, который казался упущенным, снова обернулся к ним и заулыбался. На балконе было хорошо, и можно было наблюдать за происходящим на улице. Потом Клава завела старую французскую пластинку, и они сидели еще долго на мягких подушках, вытянув ножки к солнцу и наслаждаясь теплым ветром.

―  Я думаю, - протянула медленно Клава, - Я думаю, что Счастье можно сделать из чего угодно. И если ничего под рукой нету, можно сделать счастье даже из грусти, если добавить немножко фантазии и, конечно, какао.

Они еще немножко посидели, молча, улыбаясь каждый чему-то своему, а потом задумали составить список вещей, которые приносят счастье.

И вот что у них получилось:

- вода, земля и солнышко (любимые вещи Соломона)

- обнимать и целовать друзей по утрам и вечерам (то, что обожала Клава)

- вкусный какао

- блинчики, которые печет троюродная бабушка Клавы, и им подобные

- тарелка с красивым рисунком на дне: можно есть кашу и ждать, когда рисунок проявится (так очень любил делать львенок Тура)

- хорошие книжки

- рисовать

- красивые картины, которые можно повесить на стене

- красивые картинки в книжках, которые можно разглядывать, лежа на пузе (это тоже Тура придумал)

- цветы, которые цветут, и вообще любые цветы, травы и деревья

- море

-ракушки и камушки в прибрежной полосе

- красивый песок, который можно пересыпать из руки в руку

- краски и кисти (ими можно рисовать, а можно их просто трогать и нюхать)

- добрые красивые мультики

- танго

- фортепиано и всякие другие музыкальные инструменты

- любимая подушка и теплое одеяло

- песни на иностранных языках

- велосипед (здесь Клава поставила даже три восклицательных знака: !!!)

- спелые помидоры

- платья с широкими юбками, чтобы развивались на ветру, и было удобно ездить на велосипеде, бегать или танцевать

- удобные кроссовки

-старинные пластинки, фотографии, открытки, дома, ржавые ключи с резными головками и вообще все старинное, красивое, с историей

- красивые чашки из тонкого фарфора, такие, чтобы на солнце казались почти прозрачными

- цветные карандаши

- лето, когда тепло,

- осень, когда светит желтое солнышко или идет дождик

- зима, когда много снега и можно кататься на лыжах

- весна, когда все оживает,

- звезды, которые можно увидеть в деревне

- вставать на рассвете

- путешествовать

- разноцветные носки

- настоящие письма, написанные на бумаге

И наши друзья могли бы продолжать и продолжать список – ведь есть еще на свете и вкусная каша, и веселые игры, и горы, и еще много, много чего, что приносит счастье. Например, Клава очень любила свежие зеленые иголочки, которые появлялись на елках и кедрах весной – они были светлыми, мягкими, и можно было увидеть, как хвойные деревья обновляют свои наряды. Но разве упомнишь все? Разве все перечислишь?

Наконец, уставши составлять список, Соломон, Тура и Клава отправились гулять.

А это тоже, как известно, делает нас счастливыми.

 

 

Ежедневное чудо

Белая ворона Клава, та самая, которая завтракала, сидя на подоконнике, и любила разговаривать с морем, старалась всегда просыпаться рано, на рассвете. Иногда это ей удавалось непросто – так хочется порой понежиться в теплой постельке! – и все же она ставила будильник на пять тридцать утра и поднималась, когда день только-только начинался. А все потому, что Клава знала: только на рассвете можно увидеть ежедневные чудеса, которые имеют обыкновение случаться где-то с шести до семи утра и в течение дня наведываются лишь к тем, кто рано встает.

Этот секрет Клаве открыл ее друг Соломон, который был домашним цветком, жил на окне и просыпался с первыми лучами солнца. Клава в те времена имела привычку валяться в кровати до десяти  и не понимала, почему  Соломон ее за это укоряет. «Кто рано встает, тому Бог подает», - повторял он, и Клава хотя была склонна ему верить, не очень-то понимала, чего такого особенного можно получить, встав в шесть или пять утра, чего нельзя увидеть днем, скажем, в полдень или попозже.

Но однажды у Клавы все стало валиться из рук. Она ничего не успевала – ни почитать книгу с Туром, ни порисовать, а на то, чтобы погулять или заняться плаваньем у нее совершенно не было времени! Клава сердилась из-за всякой ерунды и вообще была сама не своя.

― Тебе нужно начать изучать французский язык, –  сказал однажды Соломон, – или, по крайней мере, научиться печь слоеный торт.

―  Соломончик, но ведь я и так ничего не успеваю! – хныкала Клава, и сама себе откровенно не нравилась.

― Скажи мне честно, Клава, какое чудо ты сегодня встретила? – спросил ее мудрый цветок

― Я? Чудо? Да никакое не встретила я чудо, где ж его найдешь в моей маленькой хрущевке на берегу самого обычного моря!

―  А вот и неправда, душа моя, –  ответил Соломон, - Чудеса случаются каждый день. Мы просто не видим их, но они – ежедневны.

―  Правда? – обрадовалась Клава, –  А ты какое чудо сегодня видел?

―  Луч солнца, проходя от дальней ветки старого клена до вон той травинки на другом конце улицы, остановился и улыбнулся мне, - рассказал Соломон, - А еще асфальт, мокрый после вчерашнего дождя, стал золотым на рассвете. И эти чудеса были только преддверием чудес дневных: недавно под балконом прошел маленький мальчик и пел в голос какую-то красивую песню на иностранном языке. И так  хорошо пел, что я разулыбался!

― А я не заметила этого чудного мальчика – загрустила Клава.

― Если встать на рассвете, – добавил Соломон, – можно все успеть – и миром полюбоваться, и книгу почитать, и погулять, и сварить вкусный какао и не спеша его выпить. Ведь хорошо, когда не спешишь, когда все делаешь, будто танцуешь.

Клаве так понравилась эта мысль, что она не могла дождаться следующего дня. Она начала готовиться к чудесам уже с вечера – прибралась дома (а вдруг чудеса придут, а у нее неопрятно), завела будильник и легла пораньше – так не терпелось ей поскорее встретиться с волшебным завтрашним днем!

И она проснулась на рассвете, сама: будильник еще не звенел. Зеленые сумерки наполняли ее комнату, и казалось, что ворона Клава живет в аквариуме. Она осторожно встала и медленно подошла к окну.

― Доброе утро, Соломончик! – сказала тихо Клава, чтобы не спугнуть чудеса.

― Доброе утро, Клава. Открой потихоньку балкон и садись на подоконник.

Клава впустила в комнату летнюю пятичасовую прохладу, забралась на окно, обняла колени руками и принялась вглядываться в редеющую синь за стеклом.

На улице было очень тихо, так тихо, как никогда не бывает в городе днем или ночью. Клава любовалась на белое молоко тумана, в котором бледно рисовались очертания деревьев и домов, на старый фонарь, светивший желтым, и на черные линии сухой ветки, торчавшей из зеленой макушки тополя, что рос под окном.

Начинался новый день.

Клава и Соломон молчали и улыбались, и большое, теплое, мохнатое чувство ежедневного чуда росло в нашей маленькой белой вороне, и она ощущала себя очень счастливой. И она верила, что теперь уж точно успеет все сделать в своей жизни: и выучить французский язык, и научиться плавать и танцевать танго, и облететь весь мир, и написать прекрасную картину, и испечь вкусный тортик, и прочитать миллион книг, и …

И тут под балконом, на ветке серебристой черемухи запел соловей.

 

 

Дыня

Белая ворона Клава, которая ни дня не могла прожить без чашечки теплого какао, жила со своими друзьями – цветком по имени Соломон и плюшевым львенком по имени Артур Степанович (то есть Тура), - в маленькой квартире на берегу моря. Эта ворона обожала все яркое, разноцветное, поэтому одна стена в ее комнате была с желтыми обоями, а две – с голубыми.

Квартира вороны Клавы располагалась в типовой кирпичной «хрущевке» конца 60-х, но все-таки это была очень необычная «хрущевка». Дело в том, что с дальнего от дороги торца под самой крышей можно было прочесть выложенное рыжими кирпичами слово «Счастье». Сама «хрущевка» была серая, поэтому надпись была очень хорошо видна –  тем, кто имеет привычку быть внимательным к чудесам и смотрит чуть дальше своего собственного носа.

Клава жила совсем недалеко от этой надписи – и когда была хорошая погода, она взмывала с балкона к ней, садилась на край крыши и болтала ногами как раз где-то над второй буквой «с». «Вот оно, счастье!» - нараспев говорила ворона и улыбалась прохожим (правда, большинство из них Клавы не замечали, спеша по своим утренним делам).

― Как ты думаешь, кто выложил это слово? – спрашивала Соломона Клава

― Трудно сказать – размышлял цветок – Но я думаю, что это был какой-то очень счастливый и хороший строитель.

― Ага, здорово, – соглашалась Клава, - я люблю свой дом.

Однажды они отправились на большой базар. Было лето, жаркое и сочное, как яблоко, и душистое, как свежий пряник. На базаре было много всего – глаза разбегаются! – и Клава со своими друзьями долго не могли выбрать нечто прекрасное, что могло бы составить праздник всего этого дня. Наконец, в дальнем краю они увидели усатого черноволосого мужчину, который продавал дыни. Аромат стоял несказанный!

― Вот это да! – сказал Тура, - это самые настоящие солнца, только маленькие! Это-то нам и надо.

Они выбрали самую большую, желтую и ароматную дыню и потащили ее домой.

Но по дороге обратно их застал ливень – настоящий, шумный, сумасшедший, который лил не слабее, чем душ, включенный на полную мощность. Наши друзья спрятались в старой деревянной беседке, что стояла во дворе, устроились там за столиком и стали смотреть на дождь.

Небесная вода все лила и лила, дорожки раскисли, забулькали, трава заизумрудила, деревья тяжело и радостно мотали мокрыми густыми гривами, а за пеленой дождя различались очертания дома, в котором жили наши друзья.

И так ясно им стало, что их дом, вроде бы с первого взгляда похожий на сотни таких же «хрущевок», на самом деле был совершенно, волшебно необычный дом. Тура вспомнил, как пахнет сыростью в их старом подъезде, и ему почему-то стало тепло и хорошо от этого. Соломон зажмурился от удовольствия, думая о том, как хорошо стоять на окне третьего этажа и смотреть на улицу, а Клава улыбалась, потому что знала, что именно здесь, в этом прекрасном доме, она рисует, танцует  танго, читает книжки, пьет свой какао по утрам…

― Какие ж мы счастливые, что живем здесь! – сказала Клава

― Да-да, – сказал Тура, – очень хорошо, что мы живем именно здесь, именно в этом доме под номером шестнадцать. Другие дома все равно немножечко не такие, а наш – самый лучший.

Наконец, ливень закончился, и они отправились домой, где, устроившись на кухне, весело болтали и уплетали золотую свою дыню.

 

 

Туман

Белая ворона, которую звали Клавой, та самая, которая жила в волшебной северной стране в маленькой «хрущевке» на берегу моря, любила находить всякие красивые вещи. Дома у нее было много необычностей – связка ржавых ключей, которую она привезла из австрийского города Зальцбурга, ракушки, подаренные ей школьной учительницей литературы, камушек с дырочкой, найденный на берегу, большие и маленькие картины, старые книжки с почерневшими от времени листами, которые пахли так тревожно и прекрасно одновременно... А еще у нее были краски и кисти, старинная чашечка китайского фарфора (досталась от прабабушки), красивая супница, в которой Клава хранила вкусности, много коробочек с душистым чаем и целая коллекция открыток, которые ей присылали друзья из разных городов.

Но больше, чем коллекционировать чудесные вещи с историями, Клава обожала собирать чудесные истории и впечатления. Поэтому она обожала путешествовать и гулять, знакомиться с разными людьми, ходить в театр и на выставки и просто сидеть на берегу моря или на лавочке в парке и любоваться окружающим миром, примечая какие-нибудь необычные детали и радуясь им.

― Все, что мы любим, принадлежит нам, – говорила Клава, – И потому у меня есть всегда лето, осень, весна и зима, Париж и Санкт-Петербург и сотни других красивых городов, море северное и море южное, миллион прекрасных книжек и все мелодии танго, которые были когда-либо созданы.

― Но как же ты можешь владеть всем этим? – не понимал Тура, - Ты же не можешь взять Эйфелеву башню и Эрмитаж и перевезти их, скажем, нам во двор и поставить под окном!

― А этого и не нужно, – улыбалась Клава, –достаточно просто любить все это, но любить очень сильно, и тогда оно будет всегда с тобой.

― Но как? Это же нельзя уместить, допустим, в нашей квартире!

― Конечно, нельзя. Квартира – маленькая, а сердце – большое, в него поместится все, что есть и все, что было на Земле, а также все звезды и вся Вселенная и даже Бог.

Именно поэтому белая ворона Клава была самой счастливой вороной на свете – она любила очень много самых разных вещей: от желтых резных листьев в парке до созвездия Кассиопеи. Иногда от избытка чувств она называла свои любимые вещи ласково и смешно: «цветоченька мой», «Эрмитажик», «Париженька», «морюшко».

Однажды ранней осенью она проснулась и увидела в окно:  между верхушек деревьев, тронутых свежей желтизной, висит белая простыня тумана.

― Соломонушка, ты видишь: туман! Как чудесно! – всплеснула крыльями Клава и подпрыгнула от счастья, – Мне он нравится! Пошли гулять!

Но у Соломона было созерцательное настроение, и он хотел остаться на подоконнике, а Тура еще нежился под одеялом.  Клава надела кеды, теплое пальто и большой шерстяной русский платок и вышла в туман.

Она бродила долго, вдыхая утреннюю свежесть, и жмурясь от счастья. Туман был густой, молочный, волшебный, дома вырисовывались в его кисее нечетко, нежно и казались такими сонными, смешными, а деревья стояли притихшие, и так странно было, что в тумане каждый лист был словно и вместе со всеми, и замечался будто бы как единственный. Клава останавливалась под деревьями, задирала голову и разглядывала листья, а некоторые даже гладила, прощаясь с ними – ведь приближалась зима.

Так ворона дошла до моря. Оно выглядывало из тумана чуть-чуть, как Тура, который по утрам лишь нос высовывал из-под одеяла.

― Доброе утро, морюшко! – улыбнулась ему Клава и села на песок. – Я так люблю тебя!

Море подобралось близко-близко к Клавиным подошвам, а потом медленно отступило назад, оставляя влажную полоску песка. Туман укрывал все вокруг  – и нашу белую, счастливую ворону Клаву, – тоже. 

 

Клавино лето

Если вам когда-нибудь захочется настоящего чуда, отправляйтесь на берег зеленого моря в волшебную северную страну – там в однокомнатной старой «хрущевке» живет со своими друзьями Туром и Соломоном белая ворона Клава, которая любит танго, вкусный чай и разноцветные носки. К ней обязательно нужно зайти в гости! Она напоит вас теплым ароматным какао, и вы будете беседовать, сидя на мягких разноцветных подушечках на широком подоконнике.

Особенно хорошо там бывает в золотую осень, когда стоят самые чудесные, самые хрустально-тонкие, звенящие желтые деньки. «Мое лето», - называет эту пору Клава, хотя обычно она зовется бабьим.

― Почему это твое?! – обижался Тура.

― Как же, я – девочка, а вы – нет, так что это лето – мое! – шутила Клава, ведь она никогда не жадничала всерьез, – Но я поделюсь с вами обязательно, ведь лучшее нужно делить с друзьями – так счастья становится больше.

И потому, когда начиналась золотая осень, Клава старалась ни минутки не прожить для себя – надо ведь было со всеми поделиться этой короткой порой, счету которой обычно – лишь неделя или две. По утрам они с Туром и Соломоном варили вкусную рисовую кашу на молоке и ели ее с маслом и курагой, устроившись на стульчиках прямо на балконе –  так завтракать куда интереснее. Потом они пили чай с пахучими травками и читали вслух стихи про осень.

Затем непременно отправлялись гулять.

По обыкновению, в эту пору на улице тепло, и запах нагретого солнцем осеннего сухого листа щекочет  нос, а травы стоят зеленые, густые, но уже дышат осенью, пряно и землисто. Мир полон яркой хрупкой осенней красоты, той самой, от которой немножко щемит сердце, и которую хочется лелеять и беречь, в ладошки взять и принести домой, спасти от надвигающихся холодов…

 Но беда в том, что ни одно счастливое мгновение нельзя спрятать про запас, а можно лишь полюбить и запомнить. Вот почему ворона Клава, Тура и Соломон так много гуляли.

После завтрака они шли в лес и шуршали опавшими на дорожках листьями, потом выходили к берегу моря,  садились на желтый песок и смотрели на водную ультрамариновую гладь. А затем собирали  в парке листву в огромные оранжевые кучи и с разбегу прыгали в них, а когда уставали – ложились на спину и смотрели на голубое небо и рассуждали о том, на что похожи проплывающие облака.

― Смотри, Клава, вот это –  бегущий жираф.

― По-моему, Тура, оно больше похоже на раскрытую книгу.

― Нет, я хочу, чтобы оно было жирафом.

― Хорошо, пусть это будет жираф, - соглашалась Клава, улыбаясь и закидывая крылья за голову.

Золотой осенью к ним всегда приходило много друзей  - ученый Заяц-физик, живущий на том берегу моря, Бобр, который обожал чинить компьютеры и плотину себе построил из старых запчастей, и даже Лось, который чувствовал себя очень неловко в маленькой клавиной квартире, но ему было тепло от вкусного какао и того, как принимали его наши друзья.

Его усаживали на диван посередине комнаты и выносили поднос с самыми вкусными пряниками, густым какао и ароматным чаем. И они сидели так долго, до темноты, болтая и читая книжки. Иногда лось играл на гитаре и пел старинные песни. Чтобы не спугнуть волшебства момента, Клава не зажигала свет, и сливовые пряно-осенние сумерки вползали в комнату через открытый балкон.

И слышно было, как поздние прохожие никак не могли нашуршаться осенней листвой и все ходили туда-сюда по парку.

И Клава улыбаясь, зная, что эта золотая осень – большая, общая, и счастья в ней хватит на всех.

 

 

Самая главная сказка

Однажды белая ворона по имени Клава, та, которая, как вы помните, жила на берегу северного моря в обыкновенной однокомнатной «хрущевке», собрала чемоданы и уехала к морю теплому – вместе с Туром и Соломоном.

― Хватит терпеть этот холод! – возмущался Тура и все друзья его поддержали.

Они много путешествовали по жарким странам, загорали на пляжах и пробовали экзотические фрукты, плавали в теплых морских заливах и читали книги на шезлонгах. Так прошел почти год – срок немалый. Была середина декабря, и приближался Новый год, и наши друзья уже готовились встретить его на пляже.

Солнечным жарким утром – а в той стране всегда одинаково светит солнце и никогда не бывает холодно, - белая ворона по имени Клава проснулась и долго лежала на кровати, глядя в потолок. Потом она тихо спросила

― Соломончик, как ты думаешь, а новогоднее чудо к нам придет в этот раз?

― Конечно, куда оно денется! – ответил за Соломона Тура. – Новый год придет, и чудо за ним.

― Нет, ты погоди, – Клава почему-то очень волновалась, – Вот ты вспомни, как выглядит новогоднее чудо? Чем оно пахнет?

― Мандаринами. Мандаринами и хвоей, – уверенно сказал Тура. – А еще нужны стеклянные шары, старинные елочные игрушки и гирлянда. И чудо будет с нами!

― Но здесь нет елок – так что не будет запаха хвои. И игрушек нет, – отвечала Клава.

― Зато мандарины – в избытке!

Соломон молчал. Он знал, что для новогоднего чуда не хватает еще одной, самой важной вещи. Он надеялся, что его друзья догадаются сами и успеют собрать чемоданы до того, как наступит Новый год.

Белая ворона по имени Клава, кажется, поняла Соломона без слов – и они взяли билеты на самолет, улетающий в их родную Северную страну. Им было немного грустно покидать теплое море, но домой их звало что-то очень важное, большое, от чего нельзя было отказаться.

Когда они вернулись в свою старую маленькую квартиру, она показалась им немного чужой, странной, неприютной, и Тура закапризничал – «Зря мы не остались на море!». Но они купили и нарядили елку, стянули чехлы с мебели и сварили густой какао. Вечером они сидели у окна, не зажигая света – только гирлянда мерцала на елочке,- и смотрели на улицу, где мягкими густыми мазками сугробов лежал белый снег.

Новые гости с неба – крупные пушистые хлопья – падали медленно и красиво, и Клава вдруг почувствовала себя несказанно, небывало счастливой.

― Ах! – сказала она.

Тура, завороженный, смотрел на падающий снег, вдыхал запах хвои и грел лапы о кружку с какао. Соломон молчал. Он знал, что лучшие чудеса всегда случаются во время снегопада.

― Как хорошо, – подумала Клава, – как хорошо уезжать, и как хорошо возвращаться.

Большой, снежный, добрый Новый год стоял за окнами и улыбался – он был рад, что белая ворона Клава, ее плюшевый львенок по имени Артур Степанович и домашний цветок по имени Соломон снова дома.