«Маленькие сказки про белую ворону по имени Клава»

Мотылек

Белая ворона по имени Клава жила в однокомнатной «хрущевке» на берегу старого моря в огромной, чудесной, северной стране. Это была очень красивая страна, и зимой там было много снега, и лето тоже было, теплое, но короткое, и все его очень сильно ждали, начиная с самого Нового года, а может, и с осени.  В подъезде у вороны Клавы пахло сыростью, и было немного неопрятно, но ворона с этим мирилась. Зато дома было хорошо – одна стена у нее была в желтых обоях, одна – в белых,  еще две были голубые, а на кухне – светло-зеленые  в мелкий цветочек. Ворона клеила обои сама, и получилось немного криво, но душевно, и Клава подумала «Пусть».

Это была хорошая ворона, ничуть не безалаберная, как могло показаться с первого взгляда. Просто она была очень романтичной особой и любила пофилософствовать и помечтать. А когда любишь мечтать, разве останется время на то, чтобы идеально ровно наклеить обои?

У нее было два друга – цветок Соломон и плюшевый львенок по имени Тура (когда-то его звали Артур, но Тура – короче и плюшевее).

Клава любила просыпаться рано, на рассвете, и завтракать на подоконнике. Она варила себе вкусное какао (на большую кружку молока – две чайных ложечки порошка какао и немножко сахара, довести до кипения, помешивая и улыбаясь), устраивалась на желтой подушечке (чтобы мягче было), и вместе с Туром и Соломоном они сидели и смотрели на то, как начинается день.

Однажды она проснулась, как обычно, чуть раньше пяти, но за окном было очень темно и как-то тревожно. Страшно было вылезать из-под одеяла, и Клава услышала, как на подоконнике что-то громко шебуршится. Она испугалась, что это – ночной зверь, который пришел съесть ее цветок.

― Соломон, – позвала Клава, и голос ее оказался в этой тревожной темноте каким-то робким, чужим, – ты как там?

Соломон сказал: «Хорошо».

― Тебя никто не ест?

― Нет

― А что там шуршит?

― Это большой мотылек, он залетел к нам ночью, попал в коробку с карандашами и не может выбраться. Помоги ему.

Клава аккуратно открыла коробку и выпустила мотылька в открытое окно.

― До свидания, мотылек.

― Прощай, ворона.

― Почему «прощай»?

― Лето уходит, – сказал мотылек и улетел.

«И правда, – подумала Клава, – лето уходит. Вот почему так темно. Раньше я просыпалась на рассвете, и был рассвет, а теперь рассвета нет, темно и тревожно. И грустно очень. Больно так, вот тут, где сердце».

― Грустно мне, – сказала Клава Соломону. – Лето уходит. Уходит, а мы ничего не успели.

Помнишь, мы хотели вставать по утрам и бегать на море, каждый день, чтобы купаться и слушать волны. Не успели. Один раз сбегали, а потом все как-то не до этого было. Волны шумели, а мы их не слышали. Помнишь, мы хотели нарисовать большую картину на старой стене заброшенного дома, чтобы он не был таким унылым. Ты еще предлагал там рисовать море и ракушки, а я – дерево. Краски даже купили, много. Но так и не собрались. Помнишь, мы хотели читать книжки каждое утро, и к друзьям ходить на чай, и слушать хорошую музыку, и летать над городом. Помнишь, когда лето начиналось, мы ни одной минутки не хотели упускать. А вот теперь оно прошло, и почему-то так грустно, грустно, и не помнится совсем ничего летнего.

― Совсем ничего? – спросил с улыбкой Соломон

― Совсем, – сказала ворона Клава и чуть не заплакала.

― Так не бывает, чтобы совсем ничего хорошего не помнилось, – сказал Соломон, который был очень мудрым, и именно поэтому его так звали, – Садись на подушечку, и давай вспоминать.

Клава устроилась поудобнее.

― Помнишь, Клава, был день, когда ты проснулась особенно рано, и успела сварить гречневую кашу, почитать книжку, выпить какао и даже послушать радио до того, как проснулся город?