«Пересыпаю морской песок…»

***

Пересыпаю морской песок…
Но день, предсказанный птичьим клином,
смешает запахи
свежей глины
и медоносной травы иссоп.
Там будет парус звенеть,  упруг,
и воздух свеж,
и прохладны камни,
там – под проснувшимися руками –
затянет песню гончарный круг.
Благословляя на дольний путь 
к исходу лета  за птичьим клином,
в неискушённую влажность глины
вольётся тихое чьё-то: «Будь…»
О, это бремя  – носить в крови
глоток божественного дыханья,
неизлечимо болеть стихами,
несвоевременно гнёзда вить
и безнадежно искать тепла,
отогреваясь средь палых листьев,
вдали от скуки избитых истин,
не пресмыкаясь…
Не вброд, а вплавь
спешить на запах травы иссоп,
что смешан с запахом влажной глины,
к исходу лета – за птичьим клином,
чтоб обратиться в морской песок.

***

Даже если всё  расставит
время по местам,
даже если ближе станет
тот, кто дальше стал,
годы вытянутся в мили
и сведут на нет
череду имён, фамилий,
званий и побед, – 
неразменною монетой
притаится вздох
да печали перманентный
«сахарный» ледок.
Близко будешь,
далеко ли –
жажду «аз воздам»
утолит и упокоит
тёмная вода…
И до срока лёгший камень
на душу твою
в эту темень тихо канет,
точно в полынью.
Даже если станет  легче,
и светлей вода,
помни:  время память лечит,
горечь – никогда.
Полно думать о печали –
пусть себе горчит,
только б, к берегу причалив,
память излечить,
только б кто в церквушке старой,
помолясь, скорбя,
Богородице поставил
свечку за тебя.

***

Чья-то боль проросла во мне
и болит, как своя, ночами.
Понимаю, что права нет
ни на крики,
ни на молчание.
В угасающих красках дня
дом далёкий кажется ближе,
там в печи языки огня
с лёгким треском поленья лижут…
А над домом – она, звезда,
только ей душа моя внемлет;
из земли растут города
и уходят туда же  –  в землю.
Но до неба – как до земли –
только жизнь…
и снова – до?ма…
чтобы вспомнить, зачем пришли
и откуда,
и кто мы… кто мы…
А над нами – она, звезда,
вместе с нею по жизни шли мы.
Под землёю спят города,
на земле подрастает Ш л и м а н…
 

***

Иди своим путём!
Пускай окликнут
и возмущённо спросят: "Ты куда?"
Великие лишь потому велики,
что не были вторичны никогда.
Иди своим путём сквозь снег, сквозь топи, –
ты этот путь осилишь, осознав:
пусть кем-то жизнь растрачена на копии,
но всё ж куда ценней оригинал.

***

Стихи становятся поэзией,
когда, на первый взгляд, простая
строка, которой ночью грезили,
с рассветом крылья обретает.
И то, что до утра таилось в ней,
обрывки ночи отрясая,
по чьей-то прихоти иль милости
от неизбывности спасает.
Вживаешься в стихотворение
и ощущаешь лёгкость слога,
и чувствуешь:  дыханье Времени
становится  дыханьем  Бога.

Говорим…

                                                   Вере  Зубаревой
                                                                                                                   Осеннюю мглу
                                                                                                                   Разбила и гонит прочь
                                                                                                                   Беседа друзей.
                                                                                                                                                              Из Мацуо Басё
            

Говорим с тобой о том  о сём,
о стихах, что как дожди – проходят,
кажется, что о стихах Басё,
а на самом деле – о погоде.
Говорим о сущих пустяках,
без которых  наша жизнь убога,
о плавучих дальних маяках,
и о том, что впереди – дорога.
Говорим с тобой или… молчим?
Каплями дождя слова стекают…
Далеко разносится в ночи
эхо летних гроз, не умолкая.
Дышит август…
Осень впереди.
Всласть наговоримся о погоде.
И пускай идут себе дожди,
и стихи…
идут – и не проходят.

         Молитва о сломанной ветке

                                                                                                   Писать –  это втайне молиться о ком-то…
                                                                                                                                                      

                                                                                                                                Белла  Ахмадулина

Пишется…
Только стихи
всё больше и больше напоминают молитвы,
ветви деревьев –
линии на ладони;
по одной из них тихо ползёт улитка.
На хрупких плечах покоится раковина –
 домик.
В домике нет денег,
но есть свеча на столе,
два стула,
маленькая кровать
под пыльным шёлковым балдахином…
Казалось бы, что тут сложного,
чужую жизнь рифмовать,
бросать в лицо  каждому встречному обрывки снов:
это мои стихи, мол…
А встречных  будет не меряно,
целующие уста
будут сочиться патокой,
в ней скоро увязнут ноги;
и вот тогда ты растерянно
посмотришь вокруг –
пустота…
и ни одного встречного,
с кем было бы по дороге.
И станешь о ветке сломанной,
что на ветру дрожит,
и о свече на столике
молиться –
ну… так уж сталось,
что снова тобой срифмована
чья-то чужая жизнь,
а для своей ни времени,
ни слов почти не осталось.
Но первый признак того,
что эти стихи – твои,
то, что они всё больше и больше
напоминают молитву;
как срастается ветка,
видно только двоим:
тебе и тому, по чьей ладони
тихо
ползёт
улитка.