«Судоку из старой газеты», рассказ

Для решения судоку рекомендуется использовать карандаш,
поскольку карандаш можно легко стереть в случае ошибки.
Википедия. «Судоку»

В нашем бассейне всегда светло, шумно и резко пахнет хлором. Хлором здесь пахнет все: вода, воздух, кофе и сосиски в кафе.
Прошло не больше года с тех пор, как новый бассейн построили на месте старого. В старом монополию хлора нарушали запахи гниющего дерева и грибка. Грибок чернел сложными узорами на потолках и стенах, его невозможно было ни удалить, ни закрасить – он прорастал сквозь любые эмали, возрождался и неизменно побеждал. Но в новом бассейне грибок не успел еще захватить власть, и к запаху хлора подмешиваются, не заглушая его, но лишь подчеркивая, одни только приторные ароматы моющих средств, которыми каждые два часа протирают кафель вокруг бассейна и пол между трибунами.
Я сижу на трибунах целыми днями и наблюдаю за тренировками юниоров. В перерывах между тренировками иногда спускаюсь в кафе, покупаю кофе с хлором и круассаном, заодно беру бесплатные «Ведомости».
Что еще делать и куда ходить человеку, у которого свободного времени примерно вдвое больше, чем ему нужно для спокойной, размеренной жизни? Для своих, уже немалых лет я почти здоров и только сердце два раза в день приходится подгонять барогермилом.
Прежде я работал в лаборатории нашей больницы, что в двух кварталах от бассейна. Прежде у меня и жена была. Но жена однажды решила, что ей уже хватит жить со мной, надо попробовать пожить с кем-то еще. С тех пор я ее не видел. Работа же, спокойная и однообразная, наоборот, уверенно держала меня всю жизнь, до самой пенсии. И даже теперь, спустя многие месяцы, мне снится, как за лабораторным столом я делаю анализы, аккуратно повторяя раз за разом всю незамысловатую последовательность движений, отработанных годами.
«Ведомости» я почти не читаю – быстро пролистываю новости, мельком просматриваю спорт. Я беру газету не ради новостей. В этом мире все меняется так стремительно, что человеку моего возраста не просто запомнить даже имена новых политиков. А их слова и поступки для меня что-то мимолетное. Вроде узора облаков в лучах предзакатного солнца.
Газету я беру, потому что на последней странице каждого номера, рядом с кроссвордом, «Ведомости» обязательно печатают цифровую головоломку – судоку. Окружающие никогда не замечали у меня ярких математических талантов. Мне о них тоже ничего не известно. Но судоку не требует знания математики. Решать судоку можно сосредоточенно и напряженно, а можно расслабив внимание и отвлекаясь на происходящее вокруг, если вокруг происходит что-то стоящее вашего отвлеченного внимания. Мне всегда был ближе второй путь.
Я прихожу в бассейн около полудня. К этому времени у самых маленьких тренировка уже заканчивается. Они мне неинтересны и наблюдать за ними утомительно. Много шума, много пустой суеты. Их желания и страсти на поверхности, а потому угадываются слишком легко, они еще не умеют плести нить интриги и для каждой задачи пытаются найти самое простое решение. Простота в их представлении неразрывно связана со временем. Синонимом наречия «просто» они считают другое наречие – «быстро».
В полдень начинает тренироваться средняя группа. Разница в возрасте вроде бы невелика, но у них все иначе. Их характеры уже прочерчиваются в поступках и решениях. В их поведении на дорожке уже виден рисунок личности. Но в полной мере он проявится, когда спустя два года они перейдут в старшую группу юниоров. Там уже будет все: и взрослые страсти, и ярость, и ревность, и настоящий спорт, следы которого так сложно разглядеть за километрами, килограммами и секундами рекордов, попадающих на страницы «Ведомостей».
Я внимательно слежу за средней группой юниоров, потому что очень скоро она станет старшей.

Взрослея, они не только учатся чувствовать друг друга и окружающий мир, они растут в воде, в движении, они становятся пловцами. У них появляется особая, чуть замедленная, раскачивающаяся походка. При ходьбе их сильные, переливающиеся мускулами руки, привыкшие к активной, ведущей роли, ищут и не могут найти себе занятие. Но стоит любому из них подняться на тумбу, стоит замереть в ожидании стартового свистка тренера, как все немедленно меняется. Они обретают уверенность и силу, они замирают в предчувствии возврата в родную среду, в предчувствии наслаждения. Они прекрасны в мгновенном движении, в молниеносном стартовом прыжке, в стремлении к воде.
Среди старших юниоров дольше других я наблюдаю за двумя девчонками. Одну я назвал Кетой за хищный нос и жесткий взгляд, беспощадно рассекающий окружающие ее пространства, а другую – Золотой Форелью, просто по цвету ее плавательного костюма. Эту пару я помню с тех еще пор, когда новый бассейн существовал только в виде чертежей на экранах компьютеров проектной фирмы. В то время их средняя группа жалась в тесноте четырех дорожек старого бассейна. Даже тогда, в сероватом полумраке и тесноте, не заметить Кету и Золотую Форель было невозможно.
Новый бассейн построили быстро, но когда впервые после его открытия увидел Кету и Форель, поднимавшихся на стартовые тумбы, я был поражен, как сильно изменились они за пролетевший год. Эти девочки выросли и стали женщинами. Они стали шире в плечах и бедрах, их груди налились и гордо оттягивали облегающие спидо. Кета с Форелью и прежде выделялись в своей группе, теперь же мне казалось, что весь бассейн замирает, когда они выходят из раздевалки.
Все годы занятий плаваньем мои рыбки были вместе. Я часто встречал их в городе, или за столиком в кафе нашего бассейна. И между ними всегда вибрировало мощное силовое поле. Очень условно его можно назвать дружбой. Хотя, конечно же, отношения Кеты и Форели были окрашены в цвета соперничества. Все в них было исполнено противоречий. И как же начинало искрить это поле, едва они поднимались на тумбы и изгибались, ожидая свистка тренера! Какая уж тут дружба? Рыбки были полюсами сильного магнита и притягивали все, до чего могли дотянуться.
До меня дотянулась Форель. Кто знает, почему это случилось, и как вообще ей это удалось? Может быть, дело было в хлоре, насыщавшем воздух бассейна? Почему бы и нет?
Они не были похожи внешне, они и плавали по-разному. После свистка Форель вспархивала с тумбы и улетала так далеко, как могла, а коснувшись воды, не спешила в нее погрузиться, но сразу же уносилась вперед. Казалось, будь ее воля, она не касалась бы воды совсем, так и летела бы над ее поверхностью, как на воздушной подушке. А я, замерев, забыв в эти минуты, что нужно дышать, слушать, думать, видел только ее, несущуюся над поверхностью воды.
Кета, наоборот, после резкого толчка сильных ног решительно уходила под воду и не показывалась на поверхности так долго, как только могла. Она плыла яростно и жестко, она вспарывала воду, как беспощадная торпеда, нацеленная на воображаемый эсминец. Кета была самой сильной в группе, и когда плыла, казалось, она жаждет выплеснуть всю воду из бассейна и прибежать к финишу. И будь ее целью эсминец, ему бы точно не уйти, никуда не деться от ее боеголовки. Она разнесла бы его, разорвала его броню, разметала по бассейну пушки, шлюпки и зенитные установки, предала бы все огню и вышла бы из огня победительницей.
Но целью Кеты был не военный корабль противника, ей всего лишь нужно было обойти Форель. А это не удавалось ей почти никогда. Форель прилетала первой, второй приплывала Кета. Впрочем, были, были редкие случаи, когда Форель оказывалась не так легка, как в лучшие свои дни, и тогда Кете, раздвинув воды бассейна, удавалось почти посуху прорваться к финишу первой. А усталая Форель приплывала за ней следом.
Из всех зрелищ, которые готовил мне бассейн, соревнование Кеты и Форели неизменно оставалось самым ярким. В эти короткие минуты я откладывал «Ведомости» с судоку на последней странице, и глотая барогермил, следил за их яростными поединками.

Заполняя квадраты судоку, не раз и не два я думал о сходстве головоломки с нашим бассейном на девять дорожек. Временами я пытался найти мистическую связь между девятью столбцами и девятью строчками судоку с девятью дорожками нашего бассейна и девятью заплывами юниоров, которые неизменно назначал их тренер в конце каждой тренировки. С мастерством карточного шулера он тасовал составы, он лично выбирал дорожку для каждого пловца, расставляя своих питомцев в замысловатых и непредсказуемых комбинациях. А я вписывал в клетки судоку порядковые номера спортсменов на финише и всякий раз убеждался, что такой связи не существует. Да и откуда ей, если подумать, взяться? Судоку – это все-таки задача с предельно четкими условиями и в ее решении нет места случайности.
Хотя одну странную особенность я все-таки заметил. Как-то у меня оказались с собой «Ведомости» за предыдущий день. Мне было безразлично, на какую головоломку тратить время, и старое неразгаданное судоку было ничем не хуже неразгаданного нового. В конце тренировки, когда пришло время заплывов, я вдруг обратил внимание на любопытное совпадение. В первом заплыве тренер оставил свободной третью дорожку, а единственная цифра в первой строке судоку была поставлена в третьей клетке. Во втором заплыве остались свободными пятая и восьмая дорожки. А во второй строке уже ждали меня две цифры: в пятой и восьмой клетках. И так было со всеми цифрами, проставленными составителями головоломки.
Еще несколько дней я сравнивал расстановку пловцов по дорожкам и цифры в судоку, опубликованных накануне. Закономерность повторялась с настойчивостью законов Ньютона – каждого из трех, когда-то мне известных, но уже давно и надежно забытых. Это не могло быть совпадением, но и понять, в чем тут секрет, мне тоже не удавалось.
Впрочем, эксперименты со старыми судоку продлились не долго. Как-то после заплыва, в котором блеснули обе рыбки, ко мне подошел бритый юркий тип в спортивном костюме цветов нашей сборной и, задержавшись за спиной на неполную секунду, тихо сообщил: Макдональдс, в четыре часа. Как обычно.
Этого парня я и раньше часто встречал в бассейне. Он все время крутился здесь. В бассейне вообще много постоянных зрителей, но, как правило, это такие же старые бездельники, как и я. Они пьют кофе с хлором и круассанами, листают свои «Ведомости» и просто дремлют под крики плещущейся молодежи. Но этот, бритый, не такой. Он все время был в движении, он почти никогда не сидел. А если вдруг присаживался, то на какую-то секунду, только чтобы оглядеть трибуны и, махнув рукой кому-то нужному, снова сорваться с места.
Не знаю, почему он подошел ко мне, думаю, из-за газеты с судоку. Так или иначе, в четыре я был в Макдональдсе. Макдональдс у нас здесь же, в здании бассейна, только вход снаружи. Мое кафе – внутри, и от трибун до него ближе, поэтому раньше я почти никогда не заходил в Макдональдс.
За столиком их собралось человек десять, и всех я прежде видел на трибунах, хотя знакомы мы не были. Они сидели как на совещании, положив перед собой свежие «Ведомости». Я поздоровался и подсел к ним, тоже положив газету на стол.
– Вы у нас впервые? – спросил Главный, глядя даже не на меня, а на «Ведомости» передо мной.
– Меня Бритый пригласил, – пожал плечами я.
– Понятно, – кивнул Главный и предложил всем. – Что же, больше ждать не будем. Сдавайте ваши прогнозы и делайте ставки.
Мы передали ему вырезанные из газеты и заполненные судоку. Я аккуратно вырвал и протянул Главному свой вариант.
То, что судоку у меня не сошлось, значения теперь не имело. Это был тотализатор. Небольшой, почти домашний, рассчитанный на своих. Выиграть в нем можно было только случайно. Мы ставили на победителей каждого заплыва, не зная расстановки пловцов по дорожкам. Только цифры, внесенные составителями задачи, уверенно обозначали дорожки, которые будут завтра пустовать.
Главный положил деньги и листки с нашими судоку в конверт, заклеил его полосой бумаги и все, кто был за столом, расписались на этой полосе. Убрав конверт, он достал другой, такой же.
– У кого-то ставки сыграли? – спросил он, прежде чем открыть конверт.
Все уныло покачали головами.
– Ни у кого? – даже не переспросил, а уверенно подтвердил Главный. – Тогда на сегодня все. Увидимся завтра. Время и место вам сообщат.
Он вынул из конверта деньги, убрал их в карман, а сам конверт порвал, даже не доставая из него листки со старыми судоку.
Угадавшему победителя хотя бы одного заплыва полагалась половина собранной суммы. Если победителей угадали двое, то призовой фонд делили между ними. Вторую половину делили между тренером рыбок, Бритым и Главным.

С этого дня моя жизнь начала меняться. У меня появились приятели, и теперь, собравшись на трибунах, мы целыми днями обсуждали шансы рыбок на победу. Я и дальше оставался поклонником дуэта Кеты и Золотой Форели, отдавая неизменное предпочтение Форели. Но среди моих собеседников были ценители Кефали, Корюшки, Макрели.
Предсказать победителя заплывов было невозможно, мы могли их угадать только случайно. Поэтому наши разговоры о мастерстве и возможностях юниоров были чистым искусством, не отягощенным мыслями о ставках и поступлениях от успехов наших рыбок.
И вот тут пригодились годы моих наблюдений. Все, что я знал о рыбках, все, что до этого пылилось ненужным хламом в моей памяти, вдруг оказалось полезным и интересным. О недолгих спортивных карьерах наших юниоров я знал все. Я знал даже больше их тренера, потому что тренеры менялись – этот на моей памяти был четвертым, – а я присутствовал на трибунах неизменно. Как грибок в старом бассейне. Как запах хлора в новом.
Популярность нашего непредсказуемого и оттого понятного тотализатора росла. И как-то, несколько недель спустя, Главный недовольно прищурился, осмотрев собравшихся в Макдональдсе.
– Мы больше не похожи на кружок болельщиков-ветеранов, – сказал он, запечатывая конверт с заполненными судоку. – Скорее на тайную секту с подозрительной программой. Мы начинаем привлекать внимание. Не удивлюсь, если завтра сюда прибудет взвод спецназа, чтобы нас обезвредить. Сам бы я давно уже так поступил. Поэтому запишите все мой электронный адрес и сегодня же вечером каждый пришлите мне по письму. У кого нет электронного адреса – заведите. Кто не знает, как это сделать, – спросите у своих великовозрастных правнуков, они вам объяснят. У кого нет компьютера – купите. Через несколько дней мы перенесем наши невинные забавы в Интернет и больше не будем делать бюджет этому богоспасаемому клоповнику.

Наш Главный прежде был военным человеком и привык выражать свои мысли в лапидарном стиле.
В таком же решительном темпе он и действовал. Всего несколько дней ему понадобилось, чтобы наладить работу тотализатора на Фейсбуке. Ставки теперь перечислялись на счет Главного, с его же счета поступали и редкие выигрыши.
Мы могли и дальше видеться на трибунах, но перестали собираться в Макдональдсе. Это, на первый взгляд, не самое значительное обстоятельство заметно изменило весь наш образ жизни. Сборы в Макдональдсе мобилизовали и бодрили. Когда их отменили, многие перестали приходить каждый день в бассейн, а если и забегали, то всего на пару минут затем лишь, чтобы перекинуться парой слов и убедиться, что вода еще не высохла, а рыбки плавают, как и раньше.
Профессионализм в нашем деле нарабатывается годами, а теряется за считанные недели. Достаточно пропустить десяток тренировок своей рыбки, одну ее болезнь, скандал с тренером или соседкой по дорожке, и ты уже не в теме, все твои знания бесполезны, они бесполезнее даже полного невежества, потому что быстрее и надежнее приведут к неверным выводам. Многие понимают это, и утратив нить событий, ищут совета специалиста. К специалисту же ведут и новичков, желающих поучаствовать в модной и слегка рискованной затее. Другими словами, всех приводят ко мне. Так я стал популярной личностью.
На улице со мной начали здороваться люди, лица которых казались мне лишь смутно знакомыми. Как-то директор бассейна, проходя мимо трибун, увидел меня и подошел пожать руку. Потом позвонили из городской газеты и попросили прокомментировать результаты наших юниоров на первенстве страны. А вскоре предложили вести колонку о плаванье и пловцах. Слава накатывала теплой морской волной на раскаленный песок пляжа и ласково ложилась мне под ноги.
Однажды я зашел в кафе за привычным кофе с круассаном. За столиком сидел тренер с моими рыбками, Кетой и Золотой Форелью. Увидев меня, он остановил разговор, поднялся и пригласил к ним за столик.
– Девочки, познакомьтесь с человеком, который знает о вас все. Не представляю, каким образом, но он знает о вас даже больше, чем я. Хотя это и невозможно.
Девочки переглянулись и затуманенно улыбнулись друг другу. Даже в зените своей славы я не был им интересен. Ах, Форель, был бы я на полвека моложе! Ну хотя бы лет на тридцать. Хоть на двадцать пять. Нет, боюсь, даже эти компромиссные двадцать пять не смогли бы добавить мне шансов.
Зато я был интересен тренеру. Минут десять он скучно и подробно рассказывал о прогрессивных методиках, которые использует в работе, и о феноменальных результатах, которых вот-вот добьется. Похоже, этот дурак действительно решил, что я влиятельный человек. А может, так оно и есть?
Тренер так старался, потому что приближался городской чемпионат среди юниоров. Конечно, все зависело от рыбок, но кое-что и от меня тоже, ведь выступление его команды вряд ли будет безоговорочно успешным. А там, где есть полутень, власть получают толкования. Хорошо, если влиятельный обозреватель скажет, что новые методики позволили нашему тренеру проделать непростой путь и добиться очевидного успеха. Он ведь может ровно тот же результат назвать провалом авантюриста.
Тренер нервничал. Форель улыбалась Кете и пила молочный коктейль, зажав соломинку пухлыми губами, выкрашенными в ярко-вишневый цвет. Кета разглядывала стакан с апельсиновым соком, и взгляд ее был безразличен ко всему.
За два дня до соревнований Главный попросил меня о личной встрече. Его интересовало то же, что и всех: шансы наших рыбок. Открытые соревнования отличались от обычной нашей игры в квадратах судоку тем, что хозяйничал на них не тренер, а расстановка пловцов была известна всем и заранее. Случайность хоть и не слагала полномочия совсем, но деликатно отступала за кулисы. Теперь неплохой шанс выиграть получал тот, кто знал больше других о силах и возможностях спортсменов. А ставки на соревнованиях, похоже, побили все наши скромные рекорды. Главный не хотел рисковать. Он привык играть наверняка. Насколько это возможно.
Я разложил перед Главным весь наш аквариум, ничего не скрывая. Он слушал внимательно, записывал, ставил птички и плюсы напротив номеров дорожек.
– Значит, в финале первой должна прийти Золотая Форель, – еще раз уточнил он в конце разговора.
– Да, если ей ничто не помешает.
– Что же ей может помешать? – пристально посмотрел он на меня.
– Мало ли, – пожал я плечами. – В ее возрасте психика неустойчива. Мальчики, гормоны… Что угодно.
– Спасибо, – пожал он мне руку, прощаясь. – Думаю, все у нее будет хорошо. Золотая Форель выиграет непременно.
Последней фразой он меня озадачил. Громкие заявления – не в привычках Главного. Он человек осторожный и очень скрытный. Но возразить мне ему было нечего.

На следующий день я задержался в бассейне и уходил позже обычного. Весь день ко мне забегали знакомые и уточняли шансы лидеров соревнований. Форель или Кета? Кета или Форель? Или Корюшка? Может быть, все-таки Корюшка? Конечно, я мог направить всех по ложному следу и сорвать банк. Но как тогда быть с репутацией? Хотя бы в старости у меня появилась репутация, и я ею дорожил. Поэтому я советовал ставить на Форель.
Перед выходом забежал в буфет перекусить – дома пусто, а готовить ужин мне уже не хотелось. В буфете было безлюдно и только за дальним столиком сидели тренер, Бритый и Золотая Форель. Прежде я никогда не видел тренера с Бритым в одной компании. Хотя не сомневался, что знакомы они хорошо и близко. Иначе наш тотализатор не смог бы работать.
Форель сидела ко мне спиной, но я отлично разглядел и то, как бессильно были опущены ее плечи, и как печально свесила она голову над стаканом с молочным коктейлем.
Уходя, я махнул рукой тренеру. Тот энергично ответил мне и широко улыбнулся. Прощальный взмах изобразил и Бритый.
На улице уже было темно. Я отошел метров на пятьдесят от бассейна и сел в темноте на скамейку. Выход из бассейна, залитый желтым светом фонарей с резкими вспышками красного и синего неона вывесок, был виден отлично. Так я просидел минут десять, не больше, когда из дверей появились все трое: тренер, Бритый и Золотая Форель. Несколько минут они постояли у входа. Тренер говорил, Бритый молчал, Форель кивала. Потом тренер поцеловал Форель в щеку, и они с Бритым уехали. А Форель осталась стоять у входа в бассейн.
Сидя на темной скамейке, невидимый для нее, я наблюдал, как Форель медленно дошла до ближайшего газона, тяжело на него плюхнулась и заплакала.
– Что, – спросил я ее минутой позже и опустился рядом на газон, – они велели тебе проиграть?
Форель плакала, не отвечала мне и, думаю, даже не узнавала.
– А соревнования важные, – продолжал я. – Победитель получает приглашение в сборную страны.
– Двое, – тихо сказал Форель. – Приглашение получат двое.
– Так что ж ты плачешь? – удивился я. – Вы обе попадете в сборную.
– Да наплевать мне на вашу сборную, – в ярости крикнула Форель, и если бы я чудом не перехватил ее руку, то получил бы кулаком по морде. Сильным кулаком пловчихи по старой, обрюзгшей морде. Это было бы больно.
Я держал руку Форели и чувствовал, как слабеют ее гнев и ярость.
– Я должна завтра победить, – уверенно и почти спокойно сказала она.
Я не поверил ее спокойствию.
– Что они тебе пообещали, если ты проиграешь?
– Тренер сказал, что вылечу из команды и никуда меня больше не возьмут. А Бритый ничего не сказал… Но по его роже и так все было видно.
– Ну хорошо, – сказал я и помог ей подняться с травы. – Ты завтра из чужих рук не пей. Возьми с собой воду и пей только ее. Хорошо?
Она посмотрела на меня уже осмысленным взглядом и кивнула.
– Поняла.
Я начал обсуждать с ней мелочи и детали, подробности подготовки к выступлению. Форель надо было выводить из стресса. Эти ребята знали, что делали. Даже если бы Форель захотела выиграть, в таком состоянии ей бы это не удалось. Прогрессивные методики нашего тренера работали.

Вечером я посмотрел ставки. На Форель ставили восемь к одному. Если завтра она проиграет, то кто-то хорошо заработает. Я думал долго и решил в этот раз ни на кого не ставить.

На следующий день на трибунах бассейна было людно. Это помогло мне уйти оттуда незамеченным, устроиться в кафе со стаканом минералки и ждать.
Кета – одна, без Форели – появилась часа за три до стартов. Взяла свой сок и достала из сумки плеер. Плеер в мои планы не входил, поэтому, быстро поднявшись, я подошел к Кете.
– Привет, – подсел я за ее столик. – Будешь сегодня побеждать?
– Постараюсь, – хищно улыбнулась Кета. В этот момент она как никогда была похожа на свою тезку семейства лососевых.
– Приятно на тебя смотреть, – соврал я, – молодая, сильная, успешная. А у меня что-то сердце сегодня… Могу я тебя попросить? Принеси мне, пожалуйста, кофе. Может быть, поможет. Обычно он мне помогает.
Чуть улыбнувшись, она пошла к стойке заказывать мне кофе. Что стоит ей, молодой, сильной и успешной, оказать эту мелкую услугу старику, который потом напишет о ее победе. Первой победе в ряду других, более заметных. Так начинают звезды: выталкивая лузеров на обочину жизни, оказывая нужным людям мелкие услуги, тяжело и много работая. Она много работает, и она готова пройти по этому пути до конца.
– Вот ваш кофе, – вернулась Кета спустя две минуты.
– Спасибо, радость моя, – я взял кофе из ее рук. – Ты заметила, что в этом бассейне все с хлором? И ваша вода. И мой кофе. И твой сок.
– Ну, вода уж точно, – фыркнула Кета.
Потом она надела наушники и начала настраиваться на выступление.
Я вежливо дождался, пока Кета выпьет сок, махнул ей рукой и нарочито тяжело поднявшись, ушел на трибуны.

Что я не рассчитал? В чем я ошибся? В дозировке барогермила? Возможно. Я ведь не врач, я только бывший лаборант. Четыре таблетки барогермила, заранее растертые в порошок, добавленные в апельсиновый сок, должны были всего лишь повысить резко пульс Кеты и сбить ей дыхание. И где-то на шестой сотне метров контрольной восьмисотметровки она должна была уступить Форели, отстать, замедлиться. Но до финиша она, конечно же, дошла бы. Расстроенная, недоумевающая. Вторая, седьмая или девятая, но здоровая и разумеется, живая.
Но вышло так, что уже после четырехсот метров Кета вдруг резко потеряла темп, кое-как продержалась еще один бассейн, из последних сил дотянула до бортика и там уже, под изумленными взглядами тренера и зрителей, начала тонуть.
Судья соревнований и тренер прыгнули за ней в воду, достали и кое-как уложили тело Кеты на парапет бассейна. Суетились, делали искусственное дыхание. Вызвали врача, вызвали скорую. Больница у нас совсем рядом, но Кета посинела почти мгновенно. И все, кто был в это время на трибунах, в беспомощном оцепенении наблюдали, как в последней слабой судороге бессильно дрожит ее левая нога.
Мощные лампы, не зная ни сострадания, ни пощады, открывали зрителям самые мелкие детали этой неожиданной и быстрой смерти. И только мне мешали ясно видеть происходящее частые темно-лиловые круги, скользившие перед глазами. Я достал и проглотил таблетку барогермила. Запах хлора привычно усилился. На какие-то мгновения бассейн представился мне зловонным болотом, полным жидкого хлора, способным поглотить все, и живое, и мертвое, оказавшееся в его власти. Ноги гнулись, ломались, не в силах меня держать. Вцепившись в перила, я сполз на холодный кафель трибун. Соседи бросились помогать. Со временем круги поблекли, хотя полностью исчезли не скоро.
Кета умерла на глазах у всех, кто был тогда на трибунах. Недостатка в свидетелях для следствия не было.
А тем временем юниоры, не замечая ничего и ни о чем не подозревая, продолжали рвать воду бассейна в стремлении к победе и успеху.

Я и сейчас провожу все время на трибунах бассейна.
Форель давно уехала из нашего города. Теперь она выступает за сборную, и недавно взяла серебро на первенстве страны.
Тот заплыв, в котором умерла Кета, не засчитали, и это к лучшему. Потому что Форель все равно выступила плохо. А потом, несколько дней спустя, когда заплыв повторили, она победила всех. Она обогнала их на полбассейна. Форель не просто была лучшей, она словно принадлежала к другому биологическому виду, для которого вода – родная стихия.
Смерть Кеты расследовала полиция. Допросили всех, кто ставил на Форель. Допрашивали и Форель, и нашего Главного. Меня к следователю даже не приглашали.
Вскрытие показало, что Кета умерла от отека легких, вызванного, по всей видимости, применением непроверенного допинга перед выступлением. Почему организм так отреагировал на допинг, уверенно сказать не смог никто. Лишь один эксперт предположил, что препарат подействовал столь сильно из-за повышенной концентрации хлора в воде и воздухе бассейна.
Тренера после этого случая уволили, но обвинение против него выдвигать не стали. Теперь с юниорами работает другой человек. А в старшей группе тренируются новые девочки. Всех их я тоже давно и хорошо знаю, потому что слежу за ними уже несколько лет.
Ко мне по-прежнему приходят за советом, и я никому не отказываю. Но в тотализаторе я больше не участвую. И решать судоку меня тоже уже не тянет. Если быть честным, то они мне никогда не давались. Другое дело – кроссворды. Кроссворды я разгадываю мастерски.
2011