«Томас де Ириарте - король испанской басни»

Поэт, баснописец, драматург, комедиограф, переводчик, музыкант. Родился на Канарских островах. Образование получил в Мадриде под наблюдением своего дяди —поэта, эрудита, знатока античности, члена Испанской академии и Академии изящных искусств Хуана де Ириарте (1702—1771). В дальнейшем Томас де Ириарте и Ньевес Равело (18.09.1750 — 17.09.1791) занял его место переводчика в канцелярии внешних сношений. Служил также старшим архивариусом в Высшем военном совете. В 1786 году привлекался к суду инквизиции как сторонник идей французских просветителей.
Автор известного трактата по эстетике "Литературные басни" (1782). Сборник этот сразу же приобрёл популярность не только в Испании, но и за её пределами. Думаю, что замечательное высказывание Белинского о басне можно полностью отнести и ко всем 76 басням Ириарте: "Рассказ и цель — вот в чём сущность басни; сатира и ирония — вот её главные качества".
Испанский баснописец постоянно обращается к иносказанию, широко использует олицетворение. Действующими лицами выступают не только люди, но и животные, растения, вещи... Басни Томаса де Ириарте — это живые жемчужины остроумия, настоящая сокровищница практического смысла, бесценный кладезь решения различных проблем, связанных с писательским творчеством, литературой и искусством.
Торопливо придумав комплиментарно-пышное название к этим своим заметкам, я вскоре заметил, что испанский поэт и баснописец Ириарте — никакой не король, а зодчий, строитель, прораб поэтической басни нового типа с литературоведческим уклоном, оригинальный продолжатель басенного жанра, «сработанного ещё рабами Рима». Басни его, написанные лёгким, изящным, благозвучным стихом, отличаются крайним разнообразием размера и богатейшей изобретательностью. Сюжеты придуманы им самим.
Если Иван Крылов известен в основном как переводчик басен Лафонтена, то Томас де Ириарте — новатор в области басенного искусства. Он весьма своеобразен, неповторим и никому не подражал. Наоборот, у него много басен заимствовал французский писатель Жан Пьер Флориан.
Краткие сведения об Ириарте можно найти в словаре Брокгауза и Ефрона, а также в "Краткой литературной энциклопедии". Свою литературную деятельность поэт начал очень рано. Переводил римских, французских, английских писателей, Горация, Вольтера, Мольера, "Энеиду" Виргилия, роман Даниэля Дефо "Робинзон Крузо", французского драматурга Филиппа ДетУша, немецкого писателя для детей Иоахима-Генриха Кампе... Большим успехом пользовались его комедии нравов. Лучшими драмами считаются "Избалованный сеньорчик" (1787), "Дурно воспитанная сеньорита" (1788)...
Хотелось бы здесь обратить внимание на некоторые художественные переводы басен Ириарте, которых крайне мало, так как очень многих страниц вообще никогда не касалась рука поэта-переводчика. Один из первых переводов относится к 1814 году и принадлежит поэту-декабристу Кондратию Фёдоровичу Рылееву (1795—1826). В следующем году в журнале "Русская мысль" (1815, № 12) опубликован перевод князя Петра Андреевича Вяземского (1792—1878). Оба они перевели одну и ту же басню — "Гусь и Змея", заменив утку на гуся. А в 1829 году свой перевод басни Томаса де Ириарте-и-Оропесы "Медведь, мартышка и свинья" опубликовал автор первого перевода "Дон Кихота" Мигеля де Сервантеса (1838) Константин Петрович Масальский (1802—1861). На этом, пожалуй, и заканчивается вся библиография переводов в России известного испанского баснописца, талантливого автора оригинальных басен, посвящённых проблемам эстетики.
За все годы советской власти творчество Томаса де Ириарте тоже почти не освещалось. Публикации были крайне скудными и малочисленными. В ежемесячном журнале "Костёр" (1939, июль—август, с. 58) была опубликована басня "Осёл и флейта" в переводе (с английского перевода!) библиотекаря, поэта и переводчика Андрея Петровича Шмульяна (1896—1975). Можно упомянуть ещё три басни в переводе Михаила Александровича Явца-Донского (1913—1996) "Медведь, Мартышка и Свинья", "Два кролика", "Клинок и вертел", напечатанные в сборничке испанской поэзии "Бычья шкура" (Ленинград, 1978). Этим перечнем поэтические переводы на русский язык басен Томаса де Ириарте исчерпываются.

АНАТОЛИЙ ЯНИ, переводчик

ПРОЛОГ. СЛОН И ДРУГИЕ ОБИТАТЕЛИ МОИХ БАСЕН
Prо?logo. El elefante y otros animales

Никто не должен обижаться на то, о чём говорится в моих баснях.

"Давным-давно, в былые времена
В чужих краях, в далёких очень землях..." —
Я слушаю умнейшего Слона
И мудрости его смиренно внемлю.

Болтают что-то существа кругом,
Своих чудачеств прославляя ворох.
У каждого был в моде свой синдром.
Никто характер свой не прятал в норах.

Решил их всех собрать однажды Слон,
Чтоб пристыдить бесовские их нравы.
Вот хоботом им шлёт приветы он
И выступает с речью величавой.

Едва ль не час твердил, как заводной,
Про вредные привычки, про ошибки,
Бахвальство, лень, про зависть, вкус дурной,
Про злобу, затаённую в улыбке.

Собравшиеся слушали Слона:
Борзая, робкий, трепетный Ягнёнок,
Голубка, что в любви всегда верна,
Послушный Конь, Пчела, чей голос звонок.

И Бабочка, которая скромна,
И Муравьишка, труженик извечный,
Щегол-певец — все слушали Слона,
Который всех собрать сумел на вече.

Но были там и хищный Волк, и Тигр,
Которым не нужна была наука,
И никакой не нужен был им мир.
— Тошнит нам от Слона, — шипит Гадюка.

Бормочут что-то Трутень и Оса —
Как хриплые жужжат их голоса!
Слепень и Муха бросили собрание:
Им надоело слушать назидания.

И Майский Жук всех искусать готов,
И Саранча бунтует, и Куница,
За чьи-то спины прячется Лисица,
Орангутанг — на стороне врагов.

На всё это спокойно смотрит Слон
И говорит: "Мои предупреждения
Касаются лишь тех, кто обвинения
Почувствует, коль есть тому резон".

Кто прочитает эту книгу басен,
Пусть знает, что они посвящены
Народов тысяче, всем в мире расам —
Не только жителям одной страны.

И пусть об этом знают даже дети:
Всегда пороки жили на планете.
Есть добрый человек, а есть злодей.
Я не конкретных обличал людей.

А кто конкретных здесь увидит лиц,
Пусть видит сам себя среди страниц!

ШЕЛКОПРЯД И ПАУК
El gusano de seda y la arana

Нужно судить о произведении по его качеству,
а не по времени, которое на него затрачено.

Когда вязал свой кокон Шелкопряд,
Вблизи Паук, не покладая рук,
Капканы кружевные прял для мух
И говорил самодовольно: "Брат!
Как ткань мою ты можешь оценить?
Сегодня рано утром начал ткать.
Лишь к полдню буду, видно, завершать.
Как полотно красиво! Что за нить!.."
И Шелкопряд сказал тогда в ответ:
"Ты прав! Великолепен твой шедевр!
Чудеснее изделий в мире нет!.."
Ирония — излюбленный маневр.

МЕДВЕДЬ, ОБЕЗЬЯНА И ХРЯК
El oso, la mona y el cerdo

О произведении никогда нельзя сказать, что оно
плохое, настолько наверняка, как в случае если
его хвалят профаны.

Топтыгер Михаэль, заезжий иностранец,
однажды репетировал свой танец.
Хотел наладить свой бюджет в судьбе.
Копейку плясками он зашибал себе.

Афишами пестрит мадридская ротонда,
куда Медведь-артист приехал из Пьемонта.
И снова — па. И пируэтом он измучен.
Не слишком хорошо был танец им разучен.

Но Михаэль считал, что все прыжки исправны.
— Ну как? Я нравлюсь вам? — спросил у Обезьяны.
Была она экспертом в области балета,
Сказав: "Пародия лишь, а не танец это!

В движеньях неуклюжих — очень много брака!..
— Со мной вы чересчур невежливы, Макака!
Моим неужто не прониклись настроением?
И разве в танце не горю я вдохновением?

На репетиции присутствовал и Хряк:
— Медведь! Не слушайте вы каверзных макак!
Их комментарии всегда нам слушать грустно.
Вы — гений танца! Вы танцуете искусно!

Великолепно! Браво! Я — в восторге диком.
И хочется назвать танцором вас великим...
Медведь услышанные речи сопоставил.
Нет, Косолапый наш не помышлял о славе.

Взревел лишь: "Если Свин поёт мне дифирамбы,
Прислушаться бы нужно к Обезьяне нам бы!
Ведь разбираются в искусстве танца свиньи
Не глубже, чем в эклере иль маслине".

Что этой басней подчеркнуть хотел бы я?
Пусть похвальбой не вскружит голову свинья!
Исчезнет на успех и малая надежда,
Когда бездумно аплодирует невежда.

ПЧЕЛА И ТРУТНИ
La abeja y los zа?nganos

Легко блистать, цитируя и восхваляя великих людей
античности, но достоинство
заключается в подражании им не на словах, а в делах.

На пасеке собралась трутней рать
Обговорить серьёзнейшее дело,
Где каждый трутень предлагает смело
Своё праздношатанье оправдать.
Мол, праздность их не так уж бесполезна,
Мол, всяких дел у них, конечно, бездна,
Мол, среди трутней даже идиот
Намеревается построить сот.
Хотя трудиться трутням тяжело,
Хоть не хватает опыта в работе,
Не раз потело от натуг чело,
Когда они работали в полёте.
Где путь к успеху? Предпринять им что же?
К порядку нужно относиться строже.
Никто не должен пребывать в разгуле.
Вот посетили трутни старый улей
И вытащили труп одной из пчёл.
И кто-то речь надгробную прочёл:
"Была Пчела весьма трудолюбивой, —
Жужжит над гробом Трутень-Цицерон. —
Мы опечалены! Мы понесли урон:
Ведь рядом с нею жизнь была счастливой!
Её труды известны и на рынках.
Мы потеряли верное плечо..."
Немало слов бессмертных на поминках
Произносили трутни горячо.
"Её талант по выработке воска
И мёда переоценить нельзя.
Пчела трудилась трепетно и броско.
Продолжим же труды её, друзья!
Она нам в сказку превращала будни!
Она ведь осчастливить всех могла!"
При этом и себя хвалили трутни.
Но слово вдруг взяла одна Пчела:
"О трутни! Тут жужжите вы напрасно.
Свои вы показали бы дела!
Жужжанье не сравнить — ужель не ясно? —
И с каплей мёда, что даёт пчела!"

Так часто выступают без умолку,
Являя лишь в цитатах блеск ума.
Цитировать умерших — много ль толку?
Должна примером стать их жизнь сама!

ОСЁЛ-ФЛЕЙТИСТ
El burro flautista

Если кто-то, не зная законов литературы и искусства,
достигает успеха, происходит это случайно.

Эта басенка или быль —
Сочиненье моё не лучшее,
Но пришла мне в голову мысль
Ненароком, по воле случая.

Проходил по лугам Осёл
Ненароком, по воле случая.
Где-то тут, среди трав, он брёл,
Слишком думой себя не мучая,

И увидел он флейту вдруг,
Что под солнцем светилась, как тайна.
Потерял её, видно, пастух
Ненароком, совсем случайно.

Долго нюхал находку мул,
Измерял её взглядом строгим —
И внезапно в ту штуку подул
Неумышленно, ненароком.

Воздух сразу во флейту попал —
И кручина рассеялась тучею,
И легко инструмент зазвучал
Ненароком, по воле случая.

— Научился играть я! Ура! —
Растопырил он уши длинные, —
Прекратить пустословить пора,
Будто слабы концерты ослиные!

И Осла гениальность нашла!
Не слыхал даровитости круче я.
Вдруг раскрылся талант у Осла
Ненароком, по воле случая.

МУРАВЕЙ И БЛОХА
La hormiga y la pulga

Чтобы не хвалить хорошие произведения, некоторые
заявляют, что создавать их очень просто.

На мир нередко я смотрю печально,
Для басен в людях находя мотив:
Что ни увидят — всё для них банально,
И новизна любая — примитив.
Всё скверно. И не жди от них похвал.
Но от меня не скроются такие.
Им не желаю подавать руки я.
О них я эту басню написал.

Открылся как-то Муравей Блохе
(Решил я это отразить в стихе) —
Рассказывал он про мечту у сердца,
Что заработать нужно много денег,
Что он работает весьма усердно
И из чего построен муравейник,
О том, как в муравейнике просторно,
И как пшеницы перевозит зёрна.
Беседу вёл о многом Муравей —
Блоха зевнула — скучно стало ей.
— Нет никаких сомнений. Всё мне ясно.
Ну что же тут особенного в этом?
Однако тут я не со всем согласна.
Для этого не нужно быть поэтом!..
И в том же духе продолжала так:
— Что сделал ты, ничуть не интересно.
Всё это мне давно уже известно!
Какой не знает этого дурак?!

И Муравья Блоха та разозлила:
— В тебе, видать, недюжинная сила?
В тебя вселился, может, дух Геракла?
Всегда всезнайски что-то мелешь нагло.
Жизнь для тебя устроена несложно.
Пройдём-ка к муравейнику! Возможно,
Пристроишь к муравейнику веранду?
И пусть тогда завидуют таланту!
Народ поймёт: подобна ты Атланту!
Высокого уменья образец
Яви же нам на деле, наконец!
Пристроить можешь, скажем, флигелёк?
— Ещё чего?! Мне некогда, милок!
Дом строить сам ты должен, Муравьишка! —
Блоха — лишь скачет. Видно, нет умишка. —
Могу тебе сказать: ты думай лучше!
Я ж по делам спешу! Прощай, голубчик!

Так литераторы дают советы,
Как нам писать баллады и сонеты,
Хотя всегда корява их строка.
На мир они взирают свысока.
И слышится: "Мне некогда! Пока!"

ПОСТЕННИЦА И ТМИН
La parietaria y el tomillo

Пусть никто не стремится прослыть писателем, если он
всего лишь добавил небольшое
предисловие или несколько примечаний к чужой книге.

Не помню, где я прочитал на трав душистом языке,
но тмину говорила раз постенница*:
"Мой дорогой голубчик тмин, я нахожусь в большой тоске,
когда смотрю, как твой цветочек низко стелется.
Хоть несказанно ты пахуч и льёшь особый аромат,
а от земли на два вершка не вырос даже".

Тмин отвечает: "Пусть я мал, пусть не высок, однако рад,
что сам я рос, ничуть в подпорках не нуждаясь.
И я сочувствую тебе: ведь ты при всей своей красе
и на вершок не в состоянии подняться,
как прочие в лесу соцветья все,
не будешь если к стенке прислоняться".

Писатель есть такой у нас один.
Всё сочиняет предисловия. Обидно.
Напомните ему, о чём поведал тмин.
Наверно, прав тот тмин зонтиковидный.
_______________________
*Постенница — травянистое растение,
растущее в трещинах скал и ущельях.

ДВА КРОЛИКА
Los dos conejos

Не нужно заниматься всякой ерундой в ущерб главному.
Нельзя забывать об основном!

Залился лаем вдруг сосновый бор,
Где кролик там бежал во весь опор,
Вернее, не бежал — летел, как птица.
Из норки вышла тут его сестрица.

— Случилось что? Так лихо не лети!
— Как это что? Бегут собаки злые.
Не выскочило б сердце из груди!
Меня ведь две преследуют борзые!

— Действительно! Я вижу псов вдали,
Однако вовсе не борзые это.
— А кто ж они тогда? Меня не зли!
— Легавые! Видать по всем приметам.

Не раз об этом говорил мой дед.
— Причём тут дед? Я разглядел: борзые!
Глаз у тебя, сестрица, что ли, нет?
Боюсь борзых тех больше, чем грозы я...

А в этот час у лесополосы,
Как по весне снежинки, метры тают.
И вот уже во время спора псы
Моих беспечных кроликов хватают.

Нам этот случай говорит о чём?
Чтоб не смогли мы дать себя в обиду,
От всяких бед бегите прочь! Бегом!
Не упускайте главного из виду!

ЯЙЦА
Los huevos

Каждый из многочисленных писателей хотел бы выдать себя
за оригинального автора, в то
время как всего лишь повторяет с маленькой разницей то,
что многие другие уже сказали.

Есть в Филиппинах остров. Словно сон,
Лежит он в океане, как Даная.
Не помню, называется Лусон,
Панай, Миндоро или Минданао.

На острове том, люди говорят,
Для кур не находилось раньше места,
Пока какой-то вояжёр-пират
Не перевёз однажды кур семейство.

Все радовались — развелось их столько!
Светлы, как жемчуга, белы, как мел.
Сперва варили яйца всмятку только,
Потом и жарить каждый их умел.

Среди бамбуков, орхидей, корицы
Курятник рос, казалось, каждый миг.
Фантазиям готовки нет границы:
"В мешочек" и вкрутую варят их.

Затем и фаршированные яйца
Изобрели. Божественен их вкус.
О что за блюда из яиц! Питаться
И взрослый ими стал, и карапуз.

А вскоре появилась и тортилья*.
"Какое чудо!" — восклицали все.
И кто-то крикнул: "Знаю новый стиль я.
Могу омлет создать на колбасе!"

— Смешать яйцо умею с помидором! —
Примерно через год сказал другой. —
И фауной, по-моему, и флорой
Запах сегодня чудный завтрак мой!

На острове омлеты стали броски.
Любому завтрак из яиц был мил.
Готовить стали их по-гугенотски —
Какой-то иностранец предложил.

— Яичницу-глазунью не хотите?
Рецепт от короля уже готов.
И кулинар трудился, и кондитер.
Привлечено немало поваров.

Глазунья подаётся в тарталетке.
Ах, как изящна и нежна она!
Глазунью любят папы, мамы, детки
И говорят: "Ах, как она вкусна!"

Как золотой кулон, горит желток,
Блестит белок подобием эмали.
Добавьте сок фруктовый, сахарок!
Там все изобретателями стали.

Всё вкусно! Можно проглотить язык!
Яиц рецепты выглядят прекрасно.
Однако заявил один старик:
— Гордитесь вы составами напрасно!

Пустячна ваша авторская прыть.
Жаль, что не блещут новизной картины.
И остаётся лишь благодарить
Того, кто кур привёз на Филиппины.

СЕЛЕЗЕНЬ И ЗМЕЯ
El pato y la serpiente

Лучше хорошо знать что-то одно, чем знать многое плохо.

Прозрачен летний пруд. На берегу
Закрякал сизый Селезень беспечно.
"Я этот мир Природы берегу! —
Вслух рассуждал. — Умею плыть, конечно!

Скольжу по глади водной, как форель.
Кому ещё дал Бог дары такие?
Звучит мой клюв, как флейта, как свирель.
Есть у меня таланты и другие.

По воздуху летает стать моя.
Лишь стоит захотеть, и я — в полёте!.."
Тут засвистела мудрая Змея:
— О Селезень, вы, слышу, чушь несёте!

Голубчик, хорохоритесь вы зря.
Ступаете походкой лани, что ли?!
И далеко не флейта ваше "кря".
Вы — не форель, не сокол на раздолье.

Полезней было б знать вам вот о чём:
Не делать по чуть-чуть всё еле-еле,
Не крякать, будто вы — мастак во всём,
А преуспеть в одном каком-то деле!"

МЕХОВАЯ МУФТА, ВЕЕР И ЗОНТ
El manguito, el abanico y el quitasol

Также обычно бывает бесполезным не знать ничего,
кроме одной вещи. Это противоположность дефекту,
за который упрекал я в предыдущей басне («Селезень и
Змея»).

Вы согласитесь, думаю, со мной:
Всё понимать — смешное самомнение.
Служить какой-то вещи лишь одной —
Немалое, как видно, заблуждение.

* * *
Зонтик сел на диван. Рядом Муфта уселась и Веер.
Зонт раскрылся цветисто — о жизни беседу он вёл.
Говорил он друзьям: «Ах, какие вы ценные вещи!»
Так кастрюлю учил поступать по закону котёл.

Что услышать сумели от Зонтика Веер и Муфта?
«Обо всём каждый должен подумать своей головой.
Круглый год — и зимою, и летом — трудиться кому-то
Нужно: Вееру — летом, а Муфточке — в холод, зимой.

Служит Муфта зимой, если лютые грянут морозы,
Веер в знойные дни чуть качается в милой руке.
Жарким летом порхают у лиц Веера, как стрекозы.
А придут холода, будет Веер лежать в сундуке.

Видно, жить у меня, у Зонта, вам учиться придётся.
Нужно навык осваивать, опыт пора перенять:
Летом я поглощаю лучи раскалённого солнца,
А зимой всех от мокрого снега могу заслонять!»

ЩЕГОЛ И ЛЕБЕДЬ
El jilguero y el cisne

Известность и слава никчемны и бесполезны, если литературные произведения не
подкреплены реальными творческими делами.

Нагло Лебедь шипел (был он зол):
— Замолчал бы ты лучше, Щегол!
Вновь, рулады из глотки гоня,
Зря ты петь понукаешь меня.
Ты ведь знаешь, что я среди птиц —
Император сладчайших мелодий,
Голосов изумительных принц,
Легендарный певец по природе!
Скромен лишь, потому и молчу,
Выставлять свой талант не хочу.
Просто есть деликатность и такт.
Всем давно уж известно и так:
Несравненный я в песнях мастак!..

А Щегол, снова трели пуская,
Заливается. — Наглость какая! —
Дескать, спой, одолжение сделай!
Всех ты нас удивишь, Лебедь белый!
Ведь никто никогда не слыхал,
Как звучит твой изящный вокал,
Хоть и лавры твои величавы,
Хоть добился немеркнущей славы...
Лебедь спеть попытался — и что же?
Звуки все на вороньи похожи.

Бывает, и писатели порой
Чванливости полны, как мой герой.
Мол, всё, что хочешь, написать могу,
А в результате — ни гу-гу.

КАВАЛЕР И ДАМА
El galа?n y dama

Когда автор становится знаменитым,
ему аплодируют за всё.

О моднике судачит весь Париж.
Раз сорок в год меняет он наряды.
Глаза его костюмам ярким рады.
Так блеску побрякушек рад малыш.

Все чешут зубы: «Что за вид у франта!
Он расточает серебро и злато!
Наденет олово взамен брильянта,
И даже в этом — признаки таланта».

Придя на именины к даме сердца,
Он щеголяет оловянной брошью,
А дама говорит с умильной дрожью:
«Ах, что за серебро! Не наглядеться!»

Коль знаменит поэт, тогда и ты —
В экстазе от его белиберды.

ШПАГА И ВЕРТЕЛ
La espada y el asador

Против двух видов плохих переводчиков.

Во многих битвах звенела Шпага.
Как сталь добротно закалена!
Была известной её отвага.
Гордиться ею могла страна.

Лихие знала она пассажи,
Легко спасала от сотен ран.
Бывала часто на распродажах,
Потом попала в бар-ресторан.

Лежала Шпага в углу трактира.
Стены касаясь, покрылась ржой.
И вот хозяин, любитель пира,
На кухню отдал клинок стальной.

Теперь индюшка на этой жерди
Насквозь пронзённой торчит, как месть.
Из гордой Шпаги вдруг вышел Вертел.
Забыта слава, забыта честь...

А в это время какой-то рыцарь
При королевском дворе одном,
В наш край явившись из-за границы,
Задумал в дружбу вступить с клинком.

Понятно было: как украшенье
Искал он Шпагу — и в самый раз!
Воскликнул мастер, приняв решенье:
"Получишь завтра ты свой заказ!"

Нашёл он Вертел на кухне где-то,
И потрудившись, как истый маг,
Промолвил гордо, что Шпагу эту
Творил Айяла*, клинков мастак,

Мол, в этой Шпаге — триумф сражений,
И что такую купить — почёт!
Хитрюгой мастер был оружейный,
Как глуп трактира хозяин тот.

Так переводят, бывает, сагу,
Впустую тратя немало сил:
Тот из Шампура сварганил Шпагу,
Тот в Шпагу Вертел вдруг превратил.
______________________________
*Томас де Айяла — клинковый мастер (Толедо),
изготовитель знаменитых клинков (около 1625 г.)

СОЛОВЕЙ И ВОРОБЕЙ
El ruisenor y el gorriо?n

Пусть никто не думает, что он уже знает так много,
что учиться больше нечему.

Внимательно слушая звуки шарманки,
Урок у неё наш Соловушка брал.
И тут Воробей подлетевший сказал:
— Что — учишься песням у этой болванки?

Ты ж — пения мастер! И я удивлён:
Ведь нет у шарманки изящного шарма.
Скучна, монотонна она и бездарна,
Прибор — что за звуки тут мелет нам он?

Как может шарманка, бездушно звеня,
Учить чародея, подобного чуду?..
— Да, раньше училась она у меня —
Теперь у шарманки учиться я буду.

Из басни нам вывод бы сделать пора:
Ученье не надобно лишь остолопу.
Всю жизнь обучается мастер пера.
Достигнет высот тот, кто любит учёбу!

ДВА ГРЕНАДСКИХ ДРОЗДА
Los dos tordos

Книги нельзя оценивать лишь по их толщине, по их
внушительным габаритам либо по количеству страниц.

Дедушка-дрозд обучает дроздёнка,
Жизненный опыт у деда немал.
— Должен быть смелым в полётах мальчонка.
Ты к винограднику, внук, не летал?

Крылья расправь-ка! Дорога открыта.
Солнечным гроздьям там будешь ты рад.
Там и насытился б, милый, досыта.
— Где же он, дедушка, тот виноград?

Что за плоды там растут, на просторе?
Дедушка, кто там готовит обед?
— Солнце нам дарит янтарное море.
Славный тебя ожидает банкет!

Так что лети поскорее! Дорогу
Правым тебе покажу я крылом...
Вот приближается к ним понемногу
Чудо-пейзаж, засверкав янтарём.

— В клюв свой возьми виноградину эту!
Чувствуешь — сочная тает во рту?
Внук чуть скривился лишь вместо ответа:
— Мелкие ягоды! Что в них найду?

Гроздь рассыпается, прочь покатились
Шарики. Чем они могут привлечь?
Дедушка, что в них? Скажи мне на милость!
Плод я значительней смог подстеречь!

На огороде лежит он, блистая,
Весь золотистый, как бронза и медь.
Видел его я, к нему подлетая.
— Что ж, полетим, чтоб его посмотреть!

Что у нас лучше кистей винограда?
Разве пшеничное, может, зерно?
Впрочем, летим! Всё проверить нам надо.
На огороде я не был давно...

Вот подлетают дрозды к огороду.
Внук зачирикал: "Дед! Очи не прячь!
Что это? Видишь? На диво народу
Вырос огромный оранжевый мяч!

Это не плод ли?! Толстяк — то, что надо!
Круглый, красивый, и гладкий какой!
Разве сравнится с зерном винограда?.. "
Тыква была это... Чуть головой

Дед покачал. Обманулся дроздёныш:
Тыкву хвалил он за величину.
Если культурным ты слыть соизволишь,
Книги люби не за их толщину!

Знаю дрозда одного. Несомненно,
Он заблуждается, наверняка,
В том, что хорошая книга — толстенна,
В том, что плоха она, если тонка.

ОСЁЛ, ТОРГУЮЩИЙ МАСЛОМ
El burro del aceitero

Тем, кто собирает много книг,
но не читает ни одной.

Осёл однажды топал на базар,
А в бурдюках качалось масло сверху.
И раскупал народ его товар,
Всегда необходимый человеку.

А вечером, когда в селе темно,
Он, возвращаясь, становился в стойло.
И вот, стараясь обойти бревно,
Ударился бедняга о щеколду.

Он застонал: "Обидно мне до слёз!
Как мир устроен подло и жестоко!
Уже я тонны масла перенёс,
А в стойле — темнота, хоть выбей око!"

О чём напомнить может эта тьма?
Какой-нибудь заядлый собиратель
Сервантеса, Шекспира — о, тома! —
Воскликнет, что лишь я — плохой писатель.

Тот книголюб немало книг собрал,
Однако я скажу вам по секрету:
Он ни одной из них не прочитал.
Так пусть прочтёт хотя бы басню эту!

ГАДЮКА И ПИЯВКА
La vibora y la sanguijuela

Давайте не будем смешивать хорошую критику с плохой!

— Хотя мы кусаем обе, —
Сказала Гадюка для справки
Своей знакомой особе —
Обыкновенной Пиявке, —

Тебе доверяют люди,
От меня же — лишь страх у всякого.
Пиявка — в ответ: "По сути,
Мы кусаем не одинаково!

Есть различие. Ты ведь — злая!
Ты, кусая, ведёшь к кончине.
Я ж кусаю больных, исцеляя, —
Вот и любят по этой причине..."

А теперь я скажу всей округе —
Это знают все аналитики:
Как пиявки полезны и вредны гадюки,
Есть и злые, и добрые критики.

КЕНАРЬ В МИРЕ ПТИЦ, НАСЕКОМЫХ И ЗВЕРЕЙ
El canario y otros animales.

Есть много прекрасных произведений, на которые
смотрят с полным безразличием.

Однажды выпорхнул из клетки Кенарь.
Он славился как виртуоз рулад.
— Гастрольным путешествиям по свету
Теперь, — пропел он, — буду очень рад.

Мелодиями шар земной озвучу! —
И Кенарь льёт божественную трель.
И кажется: никто не может лучше,
Чем он, воспеть сияющий апрель.

Легко порхает Кенарь, невесомо, —
И льётся следом звуков нежный мёд.
Однако не встречает, не находит
Живой души среди земных широт.

Все безразличны. Бабочка сказала:
«От розы к розе я должна летать.
Ты, безусловно, музыкант прекрасный,
Но слушателя надо поискать

Такого, чтобы он не торопился
И мог бы слушать с трепетом тебя».
Навстречу — Муравей. «Куда идёшь ты?» —
Тут спрашивает Кенарь Муравья.

— Ой, тороплюсь! За зёрнышком спешу я,
Мне нужно накормить своих детей!
А ты — певец, по-моему, отменный.
Так что не унывай, рулады лей!

Добавила Лиса: «Я очень рада
Твоим напевам страсти и огня.
Приятны для меня они, однако
В курятник я бегу. Там ждут меня!»

А что от друга-голубя услышу?
— Влюбился я! — воркует голубок. —
Необходимо мне лететь на крышу!
Голубка ждёт! Прости уж, кенарёк!..

Пел целый день искусный музыкант.
Но мало кто на миг хоть задержался,
Чтоб вслушаться в прекраснейший талант,
Которым бы всем сердцем наслаждался.

Нередко так бывает и с поэтом:
Никто его не слышит в мире этом.

ПЕРЕВОДЫ АНАТОЛИЯ ЯНИ