«Високосный дневник», повесть

– Юлечка, дай пинцет!

Старшая со вздохом поднялась со стула. Она приняла из Юлькиных рук инструмент и, склонившись к оголенному Сашиному заду, ввела одну браншу пинцета под едва заметную складку кожи в самом центре правой ягодицы. Пинцет на удивление легко вошел под эту складку. Зинаида пошевелила им, определяя глубину «кармана», потом оттянула пальцем кожу вниз и извлекла из этого довольно глубокого хранилища еще одну монету и половинку лезвия с надписью «Нева».

– Всё надыбали? – Саша натянул штаны и направился к двери, припадая на правую ногу. – Зухтер! Открывай ворота?, меня уже раскурочили!

– Завтра на выписку! Не продержу и дня! – обычно спокойная Александра Константиновна не смогла сдержать своего гнева, пламенем рвущегося наружу. – Михась, сообщи в СИЗО, а я готовлю заключение. И коню ясно, что он вменяем! Утренние назначения ему сделали, а для полноты картины – три миллилитра сульфазина внутримышечно, Юленька, и – во второй изолятор!

– Засандалишь кишкомоту серу, сегодня он будет никакущий, а завтра мы от него здыхаемся, – тихо успокоил Юльку Михась. – Не будет больше коники выкидывать. Покромсать же кого-то хотел, скаженный!.. Знаешь, как делается такой кармашек? Лезвие врезают под кожу и оставляют там, пока не заживет. Потом можно что-то спрятать. Правда, я такое видел только у баб…

«Сульфазин – однопроцентная взвесь серы в персиковом масле. Вызывает пирогенную реакцию организма, повышение температуры тела выше 38 градусов. Применяется для улучшения метаболических процессов организма в психиатрической практике…» – прочитала Юлька в рецептурном  справочнике.

Юльке стало жаль Сашу. В его косых глазах мелькнула тень давнего страдания. Кто знает, каков он настоящий? Хотел ли он для себя такой жизни? Может, он всего лишь пытается защищаться?

Выбора нет – сульфазин так сульфазин! Саша обреченно улегся на кушетку. Его будет знобить всю ночь, подбрасывать на жесткой койке. От жара мысли причудливо переплетутся с бредовыми видениями. Затем он обольется липким потом и, наконец, забудется тревожным сном. Он это хорошо знает – не в первый раз!

Юлька сделала ему инъекцию.

– Из таких ручек и сера – удовольствие! Подставь щечку, детка! Эх, закрутить бы с тобой цуцылы-муцылы хоть бы в изоляторе! Жаль, что я буду скоро совсем мутный, да и лапсердак на мне теперь не тот. Вот скоро откинусь и найду тебя, хочешь? Не век же мне на зоне валандаться, а на воле я знаешь какой центровой!

Саша еще долго мог бы осыпать Юльку сомнительными комплиментами и несбыточными предложениями, если бы Вовчик с Михасем не запихнули его, вяло упирающегося, в изолятор.

К вечеру, когда страсти в четырнадцатом улеглись, врачи ушли и даже занудливый эндокринолог закончил консультацию, Юлька тщательно убрала сестринскую.

Из первого изолятора уже около часа слышались стоны и крики. «Ломало» наркомана, и он голосил на все лады. На Юлькином столе зазвонил телефон. С внутреннего поста говорил Михась:

– Юлечка, постарайтесь успокоить убивца нашего, Кохановского, в первом. Тут у нас очень слышно его вытье. Братцы Кролики нервничают, заглянуть грозятся!

– А что я могу? Это же ломка, а не насморк! – ответила Юлька.

– Кроли недовольны, – уверенно предположил Вовчик. – Братья могут с ним разобраться по-своему, они, как известно, ребята горячие!

– Это кто такие?

– Менты, два брата… акробата… А вот и Толик-Кролик... Привет!

Вовчик опасливо приподнялся со своей скамьи навстречу внезапно появившемуся угрюмому высокому милиционеру.

– Открывай изолятор, – тихо скомандовал он, не отвечая на приветствие.

Не успела Юлька опомниться, как Вовчик открыл дверь в изолятор.

Вовчик стоял в коридоре и нарочито равнодушно смотрел в сторону. Он преградил Юльке дорогу и зашептал: «Пошли отсюда, пошли», но ей все же удалось заглянуть внутрь изолятора. Это была узкая темная комната. Вся обстановка состояла из одной только койки. Над лежащим на ней человеком склонился милиционер и бил его по лицу.