«Время танцевать», рассказ

Вдруг начинаю орать. Откуда столько сил? Искорки в глазах наблюдающего за мной добавляют огня.

— Ты, ублюдок, мать твою, теперь слушай меня внимательно! Вали к своим шлюхам, я подаю на развод! Слышал, да? Прекрасно.

Выдыхаю. Возвращаюсь. Танцую.

ЖДИ МЕНЯ НА ПРИЧАЛЕ

От быстрого хода катера волны с шумом разбивались о его нос, превращаясь в миллиарды маленьких искрящихся брызг, похожих на мелкую рыбку — ферину. Они попадали ей на лицо, и она все время щурилась, смущенно улыбаясь. Восемнадцать лет. Она светилась молодостью и какой-то отчаянной искренностью. Встретить бы ее такую тридцать лет назад.

Безветренный денек был создан для рыбалки. Воздух был еще наполнен весенней свежестью, но солнечные лучи становились с каждым днем сильнее. Близкая по духу стихия манила его обещанием свободы. Только здесь он чувствовал себя по-настоящему вольным от ежедневной суеты, от будней, от напускной собственной важности.

Белое хлопковое платье совсем промокло от брызг, четче обрисовав хрупкую фигурку. Она встала, чтобы бросить якорь на месте их обычной стоянки. Вытянулась во весь рост, ища взглядом главный золотой купол монастыря, который должен был показаться прямо над центральной башней новенькой гостиницы на берегу. На катере был эхолот, но он им редко пользовался и научил Веронику находить проверенные рыбные места по старым приметам. Они почти не разговаривали во время рыбалки. Но эта тишина была наполнена смыслом больше, чем любая бесконечная болтовня. Она понимала его с полувзгляда.

Он чувствовал ее без слов. Стоило ей поежиться, он доставал свою старую рыбацкую куртку и накидывал ей на плечи. Стоило замешкаться с крупной рыбой — он подсаживался рядом и помогал снять с крючка слишком зубатого для ее нежных пальцев кнута. Он на мгновенье остановил взгляд на ее узких бедрах в промокшем платье. Вероника напомнила ему Нику Самофракийскую, на которую он таращился в Лувре добрых два часа, не в состоянии отвести глаз от мраморных складок ткани на женской нежной, но такой же мраморной плоти. Только эта Ника была совсем другой. Не из холодного, пусть и потрясающего сознание камня. В ее венах текла кровь, ее сердце восторженно стучало. Он знал, что в его присутствии оно стучит учащенно. Но никогда и вида не подавал. Никогда не прикасался к ней нежнее, не подходил ближе, чем требовала совместная рыбалка в маленьком катере.

— Ну же, что смотришь? Подай «кошку»! Пришли на место! – грубо крикнул он ей.

Вероника, словно читая его мысли и не желая отвлекать от них, чуть помедлила с выполнением просьбы.

Нежный взгляд говорил о том, что восемнадцатилетняя, пусть и очень стеснительная девушка может понимать больше, чем он мог предположить. Иногда ему думалось, что она намного старше. Мудрее взгляд. Реакция на слова, на жесты. Но для него она все равно оставалась ребенком. Больным ребенком.

Давно уже не молод. Женат. Взрослые дети. Он любил их. Любил свою работу. Свою устроенную жизнь.

Но каждые выходные бежал в море. Один. На своем маленьком старом катерке. Рыбу дома никто не ел. Он раздавал ее друзьям и знакомым. Но каждые выходные дни с апреля по ноябрь он проводил здесь, на шестнадцатой станции Большого Фонтана, в трехстах метрах от берега, где зрительно сливаются золотой купол и центральная башня.

Сколько он за свою практику навидался таких юных больных. С тяжелыми болезнями и не очень, с глазами, полными надежды, а иногда уже и без. За двадцать три года работы в детском хирургическом отделении нервы превратились в сталь (так, по крайней мере, ему самому хотелось думать). Он уже не плакал по ночам после смены с бесконечными ургентными случаями. Сердце не болело после каждой удачной операции. Руки не дрожали после неудачной. При виде детских страданий включался лишенный эмоций компьютер, сосредотачиваясь только на решении новых и новых задач.

Старый друг попросил посмотреть дочь с безнадежным диагнозом. Она, как совершеннолетняя, должна была проходить лечение уже в другой больнице. Он не мог отказать. В карточке возраст Вероники записали на два года меньше, и в феврале он ее прооперировал.

— Доктор, я буду жить? — огромные глаза внезапно распахнулись, заполнив комнату ультрамарином.

Он зашел в палату уточнить, пришла ли она в сознание после наркоза, а тут у самого от этого проницательного взгляда чуть помутился рассудок. Ему было тяжело смотреть ей прямо в глаза. Операция, конечно, продлит ей жизнь, но вопрос в том, на сколько.