«Круиз по Стиксу», роман

Все началось с банальной простуды.

Или нет – с лакированных туфелек-лодочек.

Конец марта выдался теплым, солнечным, и Марина надела в тот день новые туфельки. Взяла и надела, махнув рукой на ворчание свекрови, на собственные опасения, вопреки здравому смыслу. Как легко шли ноги в этой легкой обуви, какой молодой и быстрой она ощутила себя! Холодный ветерок развевал ее тщательно уложенные локоны, но солнце светило ярко, грело, и было радостно на душе. В тот день Ира отмечала день рождения, и после работы они собирались посидеть всем коллективом. И новый баянист тоже, наверное, останется… Подумав об этом, Марина отставила надоевшие сапожки и надела новые туфли.

- Так и пойдешь? Холодно еще, – сказала свекровь. – Лучше возьми их с собой, на работе переоденешь.

Марина повертела в руках сумочку. Не маленькая, книги и ноты поместятся, а вот туфли – нет. Солнце предательски подмигивало, обещая тепло, и Марина решилась.

Они хорошо посидели, посмеялись, потанцевали. Поиграли, спели – музыкальная школа, в конце концов! Марина чувствовала себя на десять лет моложе в туфельках на высоком каблучке.

 Новый баянист оказался обыкновенным парнем, с банальным набором анекдотов. А когда вышли на темную улицу, Марине подумалось, что она сглупила, поддавшись обманчивому дыханию весны: было холодно, сыро, и ожидаемая радость от праздника на деле оказалась миражом.

Маршрутки долго не было, и Марина быстро начала замерзать. Остальные весело смеялись, а у нее зуб на зуб не попадал. Ирка пожалела ее:

- А ты, бедненькая, в туфельках!

Вот и вся цена ее геройству.

- Да мне не холодно, – пробовала отмахнуться она, но в сердце уже заползала горечь разочарования.

Домой она прибежала поздно, Вовка уже собирался спать. Влезла под горячий душ, надеясь, что все обойдется, потом нырнула под одеяло. Но согреться не смогла – то ли потому, что муж в эту ночь был на дежурстве и не к кому было прижаться, то ли потому, что было действительно холодно в доме. Вовка тихо сопел за шкафом, а она пролежала без сна до утра, не находя себе места на холодной постели.

Максим пришел утром и завалился спать, Вовка ушел в школу, а она с трудом встала, прибрала, приготовила обед на вечер: если у нее была вторая смена – готовила она. Когда же на работу нужно было с утра, дежурной по кухне оставалась свекровь. На работу идти не хотелось, подозрительно саднило горло и болела голова. Свекровь оглядела ее бледное лицо и покрасневшие веки, но ничего не сказала. Марина отвернулась с досадой: только пожалуйся, как вспомнит злополучные туфельки и попрекнет!

А на следующее утро она поняла, что здорово простудилась. Были последние дни четверти, и она решила, что в школе обойдутся и без нее. Позвонила, предупредила, что нездорова, что уроки перенесет, и снова легла в постель. Вовка убежал в школу, Максим пошел по своим делам, так что можно было поболеть.

Наверное, она заснула. Разбудил ее грохот на кухне. Она встрепенулась, поглядела на часы: был уже полдень. Вот уж эта манера свекрови греметь посудой, если они с Максимом долго не встают! Не позовет, не постучит, но начинает такой тарарам на кухне, что сил нет, вскочишь и побежишь что-то делать! Она попробовала встать, но голова казалась налитой свинцом, и такая слабость навалилась!

 А грохот на кухне продолжался. Марина по звуку определила, что сковородка кинута на плиту, жалобно зазвеневшую всеми конфорками,  стопка тарелок рассыпалась в раковине под струей воды. Потом что-то упало, похоже, сорвался с крючка дуршлаг. Потом хлопнула дверь, и все стихло: начался сериал, который свекровь никогда не пропускала, и Марина вздохнула с облегчением, зная, что полчаса будет тихо.

 Хотелось пить, губы пересохли, подушка под щекой была влажной. Сил встать не было, и она лежала и мучалась, зная, что  необходимо встать и сказать, что она больна, а не ленится, и сделать это нужно  сейчас, после призывного грохота, иначе свекровь будет ходить по квартире с видом оскорбленной невинности. Но только услышав, что сериал кончился, и поняв, что сейчас начнется вторая серия демонстрации недовольства, Марина принудила себя выйти на кухню.

- Мама, я заболела, – сказала она.

Свекровь смерила ее взглядом:

- Туфельки боком выходят?

Марина налила в кружку воды и вернулась в постель.

Ее душила обида. Вот так сразу – ехидство! Не пожалела, не спросила, не надо ли ей чего, а сразу упреки. За что, о Господи?!

За то, что один раз почувствовала себя молодой? За короткую радость выглядеть нарядной? Радость, ожидание которой было радостней самой радости? Она и так наказана, так зачем  еще ее казнить?

Грохот на кухне стал тише, в пределах обычной работы. Марина поняла, что свекровь, не надеясь на нее, взяла хозяйство в свои руки. Запахло борщом, значит, можно спокойно лежать. Вовку накормят, Максим тоже голодным не останется.

Вовка прибежал веселый, румяный, куртка нараспашку.

- Мам, ты чего лежишь? Заболела?

- Вов, попросись к бабушке спать, вдруг у меня грипп, – улыбнулась сыну Марина.

Но он уже забрался к ней в постель и терся носом-пуговкой о ее щеку.

- Я не заболею, вот увидишь! А к бабке не пойду: она ругается. Сто замечаний в минуту. Да она меня вечером замучает! А ты знаешь, ты горячая! Может, у тебя температура?

Он вскочил и принес градусник. Марина  подумала, что больше никому не пришло в голову померить у нее температуру…

К вечеру она почувствовала себя лучше, встала, поужинали все вместе. Все было как обычно, разве что слабость и надоедливый кашель. Вовка рассказывал про школьные дела, Максим затеял с ним веселую возню.

Она смотрела на них и поражалась, как они похожи.