«Сколько вас, дерзких, пытливых и юных...»

Тина Арсеньева

Песни Сольвейг

 

                        1

 

Сколько вас, дерзких, пытливых и юных,

Мимо прошло, как приснились во сне...

Я не считаю печальные луны:

Знаю, что сами придете ко мне.

 

Южных морей грозовые токкаты,

Прииски, трубы в алмазном бреду...

Где-то янтарные стынут закаты,

Где-то край света, и я тебя жду.

 

Там колыбельной дремотною гладью

Меж валунами полнеба лежит;

Ветер играет серебряной прядью,

Нитка струится и прялка жужжит.

 

Там не нужны имена и названья.

Стаи летят перелетные прочь.

Там серебристою лентой сиянья

Плащ опоясала долгая ночь.

 

Миру в процентах должающий данник

С красной золой вместо сердца в груди, –

Не торопись, мой забывчивый странник,

Долгой дорогой ко мне приходи.

 

Помнишь, как рухнула мачта, и гордо

Высвистнул ветер в зыбучую соль:

Сольвейг – фантом – фатум – фея фиорда –

Сонная Сольвейг, сосновая смоль...

 

Слышишь, под куполом неба стеклянным

Шепчет горячая струйка песка:

 

«Светлая Сольвейг идет по полянам...

Сольвейг-сивилла, да будешь легка...»

 

Время придет, мой любовник залетный, –

Час истекает и полнится срок, –

Ночь моя сбудется. Долгою лентой

Я обовью наш венчальный венок.

 

                   

                       2

 

В стонущих, белых, каленых песках,

В огненных стрелах, слепых облаках,

В зыбких наплаканных солончаках –

Твой солнечный путь.

 

В грозном сияньи торосовых льдин,

В скорбном качаньи сосновых седин,

В пене кипящих несытых пучин –

Твой бег от меня.

 

Красная глина в пустыне нагой

Красною медью гудит под ногой –

Зов беспощадный, слепой и благой:

Иди, человек!

 

Истины страж, уличенный во лжи,

Бейся в тенетах и в дебрях кружи, –

Мира миражи, небес витражи

Разбей – и поверь.

 

В пасмурной давней, забытой стране...

В медленных водах, в подземном огне...

Не вспоминай на пути обо мне –

Живи, человек.

 

 

                                    3

 

Мы вместе родились благополучно

И возросли, заботами Творца.

Была с тобой с рожденья неразлучна,

Но ты не знаешь моего лица.

 

И в множество чужих, неясных ликов

Заглянешь ты, ища меня одну.

Рассыплет солнце мириады бликов,

Где кану я в слепую глубину.

 

И поманят туманные просторы

Изменчивым лицом твоей мечты...

Рукой раздвинув каменные горы,

В который раз меняешь веру ты.

 

Среди сомнений, взлетов и крушений

Вставали башни и стелился дым:

Ища земных надежных воплощений,

Ты метишь мир присутствием моим.

 

Сам Бог меня нарек Дорогой Света.

В грязи, в тумане, в пелене дождя

Я есмь твой путь, но имени мне нету:

Ты дашь мне имя, до конца пройдя.

 

В последнем ясном проблеске сознанья

Перед тобою радостно встают

Твои о не-былом воспоминанья –

Твой мирный окончательный приют.

 

 

 

Мэри-парафраз

 

                        1

 

Ворожит зима-гадалка

Замершей округе.

Подпевает моя прялка

Забубенной вьюге.

 

Огонек мигает желтый

Путнику в подмогу:

Где б ни ехал и ни шел ты –

Всё сюда, к порогу...

 

Я взобью сугроб горячий

Радостям и негам.

Ты очнулся: вихрь незрячий,

Конь засыпан снегом...

 

Оплетет глаза улика –

Синь горячей ночи.

В церкви пастор бледноликий

Строго глянет в очи.

 

Юный, тонкий и печальный,

Как тростник озерный...

 

Опущу, его встречая,

Долу взгляд упорный.

 

При луне на горках мшистых

Заскольжу с ветрами

И охапку трав душистых

Разбросаю в храме.

 

Канут в синь часы, как миги...

Пастырь мой ученый!

Чт? читаешь в толстой книге

В  переплете черном?..

 

Бог смятенных не оставит,

Все мы человеки...

Как-то ночью стукнет ставня,

Ты подымешь веки:

 

Видишь — сидя на диване,

Ты при свечках сальных,

Огонек в густом тумане,

В пустошах печальных?..

 

От безгрешных наслаждений,

Очага и сана

Побежишь за наважденьем,

За плащом тумана...

 

Но рассыплюсь в легкий шорох

Под его покровом

На болотистых просторах,

В вереске лиловом.

 

                 2

 

Кто-то в сумерках смеется,

Закрываясь рукавом.

Кто-то смотрит из колодца,

На реке туманом вьется,

Шепчет в буке вековом,

Тает в свете восковом...

 

В небо ринулись качели,

В сумрак – смех и голоса.

Гном зажег огонь в пещере,

Или ты, чертовка Мэри,

Подожгла подол Венере

И пустила в небеса,

Чтоб творила чудеса?..

 

Перед ней, небесной тварью,

Никнут скромницы, любя...

На Ивана пахнет гарью,

В лес плеснули киноварью, –

Ищут, душу погубя,

Все – тебя, одну тебя...

 

Лунный вздох да прядка лунья,

Тень в проулке меловом, –

Это ты, моя колдунья,

Незапятнанная лгунья,

Машешь белым рукавом

В приближеньи роковом?..

               3

 

Видишь легкие следы

На песчаном косогоре,

Вдоль запруды, у воды

Чуть заметные следы?..

 

Там примята вся трава,

От смущенья рдяны зори,

Белым днем бежит молва:

Что таят в ночи сады?..

 

Там шумит-шумит сосна

На высоком косогоре, –

Может, видела она,

Передав секрет реке?..

 

Это выспалась луна –

На смех нам, себе на горе?

Поглядите, как бледна,

И хвоинки на щеке...

 

Не гадай и не ищи:

Сон бежал подобно вору,

Ивы кутались в плащи,

Скрытен месяц молодой.

 

Пали мутные дожди –

Не пробить туманы взору;

Добрый путник, не ищи –

Залило следы водой...

 

                        4

 

Я вновь, как грех без покаянья,

Теперь и здесь, у самых глаз:

Печальных сумерек сиянье,

Прозрачный нетопыря час.

 

Со дна пруда лучом колючим

Тихонько к сердцу прикоснусь,

Сманю в туман ночных излучин,

На память дав дневную грусть.

 

Спеша вослед моей химере,

В дневных глазах ища звезду,

Ты встретишь маленькую Мэри –

На рынке ль, в церкви ли, в саду...

 

И ты замрешь под чистым взглядом,

И осенит главу покой

В ночи, на мирном ложе, рядом

С ее головкой золотой.

 

И отжимает ночь под дверью

Подол, тяжелый от росы,

И сладко спит малютка Мэри,

И сонные стучат часы...

 

Вот первый луч светло и косо

Тебе смеется у крыльца;

Мычат стада, шумят колеса,

Бушует рожь, хваля Творца.

 

И вот уже в эфире плотном

Лучей прозрачных не излить...

И яблоком, от зноя потным,

Ты тщишься жажду утолить.

 

А день, прикован на галере,

Уплыл – не отерев лица...

У колыбели дремлет Мэри,

Ты куришь, медля у крыльца.

 

И вновь звезда тебе гадает,

Смеясь в лохмотьях облаков,

И лунный пепел выпадает

На дно веселых очагов.

 

Глядись в глаза, иди по свету,

Куда манит моя звезда...

Меня ведь не было и нету,

Нет и не будет никогда.

 

Но я вовек твоя награда,

Источник благодатных мук:

В изнеможеньи вертограда –

Сиянья безысходный круг...

                    5

 

В зарю на вершине утеса

Рубаха бела или белый туман?..

Молись о спасенье матроса,

Заступница Мэри, смири океан.

 

Свечу вознеси над волнами,

Пречистая Мэри, в пречистую высь –

О тех, занесенных снегами,

О жаждущих в знойных песках – помолись.

 

О душах, тобою смущенных,

Что пламени просят, опомнясь в золе;

О ласточках стрелорожденных,

Что так неуклюжи на твердой земле;

 

О сердце, что стынет в неверьи;

О тех, что по жизни прошли, не скорбя...

Любовь моя, светлая Мэри,

Мой бог беззащитный, молись за себя.

 

Рассыпалась тихим свеченьем

Над морем твоя золотая коса.

Уносит, уносит теченьем

Все бурей оборванные паруса...

 

И мысль, острокрылая птица,

Вослед за тобою бросается с круч,

И в сторону тихо косится

Преклонного солнца уклончивый луч.

 

 

Цыганская Магдалина

 

Ладану да воску! – воскуряй да жги

Всем ее святым

За ее прическу (злато ли? – ни зги!)

С гребнем золотым.

 

Мягок лен, да жестко в сон да в зол-пырей...

Смертный, не гляди!

Жгучая известка всех монастырей –

В белизне груди.

 

С ладану-то нудно, то ли волос в лоск

Вымыть поутру...

То и сердце блудно, что душа, как воск,

Да в чужом пиру.

 

Шалой бы да шалей, камешков да бус, –

Вот как Бог велик,

Каменных скрижалей потяжеле груз –

Сердца сердолик!

 

Колокол колодца, ладно ли – до дна!

На кого, дай срок,

Кос ее прольется косная волна,

Присмирев у ног?..

 

 

Мадонна ранней осени

 

Шла в заупокое тополином,

В перезвоне башенном вечернем

И следила за трубящим клином

Ангелов, летящих к морю Чермну.

 

Отчего-то думала о древе,

Лодке, позабытой у причала...

И упало сердце, и во чреве

Темном заблудившись, постучало.

 

Это Бог подумал о спасенье

Мира, что вымаливал в запале

Те края, где с ангелов осенних

Крылья перламутровые пали...

 

Но мелка исполненная мера,

Высящася – в зори – каланчою,

Где слепорожденная Венера

Белы руки греет над свечою.

 

Не каменье, взвешенное блудом,

Но мечта язвяща, моровая...

Бог сподобил беззаконным чудом:

Ангел отошел – а я живая.

 

Будут звать отныне благодатной.

Как печать на сердце – или пробу:

Серафим вернется невозвратный,

Только – к развороченному гробу.

 

 

 

*   *   *

 

Льется тополь в небо, в небо

Аспидною чешуей...

Шестикрылого эфеба

Повстречали со змеей:

 

Недреманной зрил зеницей

Чин архангельский старшой –

С ясновидицей, певицей,

Неприкаянной душой!

 

На планете быть угару,

И в раю переполох.

Эту проклятую пару

Разразил на месте Бог.

 

Пали крылья жестче жести,

Перлы таяли в горсти...

А на этом гиблом месте

Древу смутному расти:

 

Чтоб ловило райски звуки,

Трепетало б, как крыло,

Все тянуло б к небу руки

И достичь бы не могло...

 

              

 

       Богема

 

Плутало племя Божье,

Влачась на зов свирелей;

Хранило бездорожье

Могилы менестрелей.

 

С прорехой да заплатой,

Под крышей ли, в подвале, –

Сандалии крылатой

Вовек не целовали.

 

На дальнем ли, на близком

Платили полустанке

По закладным распискам

Безносой маркитантке...

 

Заказан пышный ужин – 

На то ума палата!

А суженый мне ссужен,

И близится расплата.

 

И все мне бредить, бедной,

Бренча, как грош поддельный,

Заказной, заповедной

Землею запредельной...

 

И вот уже ни корки,

Ни шепота из зала;

Печальные пригорки

Распутица слизала.

 

Сыщись бы тут вещица, –

Всё лыко да мочало...

А злая ростовщица

Костяшками стучала,

 

Шалила да веночки

Сплетала на досуге...

К ней шли поодиночке,

Не зная друг о друге.

 

Как в жизнь: поодиночке,

Не взяв благословенья, –

Растерзанной цепочки

Растерянные звенья.