«Береговое»

*  *  *

 

Уступи лежак захмелевшей паре,

что кругами ходит, грозя войной.

Пляж трещит цикадами:  «Харе, харе».

«Кришна, Кришна», –  море шуршит волной.

 

Уступи им пирса сырую плитку.

Не впервой тебе потешать народ,

принимая всех, кто твою калитку

наобум толкнет, убегая от.

 

Сколько их застряло в сезонном быте,

где паук в пылу смертоносных па

мотылька вращает на липкой нити –

сам себе нуриев и петипа!

 

Уступи им глину заросших соток

с отпечатком четким твоей ступни.

Под орехом стол, петушиных глоток

хориямбы хриплые – уступи.

 

Все равно ведь кончится беспределом,

переделом, пьяной пальбой в ночи.

Но покуда в чистом сидят и белом, –

проскочи к воротам, отдав ключи;

 

чтоб сияя бритой башкой на фоне

синей тучи, ливнем набухшей тьмы,

уменьшаться, путаясь в балахоне

цвета перемолотой куркумы.

 

 

МУРАВЕЙ

 

Муравьи, солдаты военной части,

обживая солнца слепой лоскут,

разбирают бронзовку на запчасти,

на себе старательно волокут.

 

Спозаранку черные ходят строем,

оттесняют рыжих (дави орду!),

раздают награды своим героям

и совокупляются на ходу.

 

Но гнушаясь грудой сухих отбросов,

никому не мылясь намять бока,

в холодке сидит муравей-философ

под колючим деревом будяка.

 

И когда избранник щедрот монарших,

протоптав тропинку к его плато,

вопрошает грозно: «А ты – за наших?» – 

Он таращит зенки: «А наши – кто?»

 

Проводник наитий, ловец понятий,

он в дрожащем воздухе чует гром:

это Некто слез, наконец, с полатей

и в сенях грохочет пустым ведром.