«О Лущике»

Серебряный подстаканник, крепкий чай, белая скатерть, картины на стенах.

Дом на Уютной, где всегда было так уютно. И сухощавый подтянутый хозяин в неизменном сером пиджаке – Сергей ЗеноновичЛущик. Часто к нему обращались просто – Лущик.

И в этом было все – уважение, преклонение, восхищение, любовь.

Сейчас говорят «Харизматичный человек». По отношению к Лущику эти слова кажутся бледными и стертыми. Сила обаяния, блестящие знания, увлеченность, тщательность в мелочах.

Он был истинным и истовым одесситом, почти всю жизнь провел в Одессе, пережил оккупацию. На память о холодных военных зимах и очередях за водой остались обмороженные руки.

В тысяча девятьсот сорок втором году, когда он собирался поступать на истфак, отец отсоветовал: «В этой стране, где история меняется каждые четыре года, ты не сможешь заниматься наукой». И Лущик пошел в Институт морского флота. Среди его преподавателей был профессор Варнеке.

С того времени пошла одна из любимых фраз Лущика. «Не экономьте бумагу на высшее образование», – приговаривал он, заставляя нас в четвертый или шестой раз перепечатывать статью или расшифровку рукописи рассказа Жука или стихотворения Бабаджана.

Семья, в которой читали и хранили книги, семья мыслящих интеллигентов не могла вписаться в советскую действительность. Лущик принял решение, как он сформулировал, «о внутренней эмиграции» – есть жизнь вокруг, и есть Дом, именно так, семья, где живут своей жизнью, своими интересами.

Первая любовь – археология, поездки в Ольвию, Роксоланы, Крым. Потом – увлечение живописью одесских художников, и последние сорок лет – одесская культурная жизнь и ее участники 1900–1920-х годов.

Серый костюм, неизменный портфель, который позднее сменила папка для бумаг, – Лущик идет в Публичку. В отличие от многих и профессоров, и музейных сотрудников, он ходил туда практически ежедневно,  выписывал, находил, сопоставлял. Он прорывался в самые недоступные места – спецхран библиотеки, областной архив – в те годы практически закрытый для исследователей.

Сочетание инженерного расчета и точности с увлеченностью историей  – все статьи Лущика выверены, без домыслов и допущений – только факты, только документы.

И потрясающая открытость – Лущик легко делился найденным, разрешал пользоваться своей картотекой – два ящика высотой в человеческий рост,  заполненные карточками, – хроника жизни и судеб. Бунин, Катаев, Федоров, Буковецкий, Бабаджан, Феохариди,  Жук,  Издебский, Фазини – художники, писатели, издатели, коллекционеры, библиофилы. Он находил родственников, уговаривал, приходил к ним регулярно, как на работу, – и документы, которые могли бы быть выброшены, – попадали к нему в коллекцию. То, что не отдавали, – покупал.

Все премии  шли не «в семью», а на покупку старых, казалось бы, никому не нужных бумаг, документов, фотографий.

Он был археологом Одессы – из забвения возвращал, возрождал, реконструировал подлинную историю, из разбитых историей черепков – судьбы людей.

Он никого не наставлял специально, но многие называют его Учителем.

Лущик – это Отрада, по улочкам которой мы шли в гостеприимный дом. В самые тяжелые, самые голодные времена был стол под белой скатертью, чай с вареньем, если не что-то испеченное Галиной Григорьевной, то хоть сухарики.

Лущик – это море, он проходил вдоль всего берега, тогда еще не перегороженного, от Отрады до Фонтана. Мы завидовали его бронзовому загару, а он смеялся – «Не надо лежать на песке».

Лущик – это Публичка и архив, где долгие годы он был неотъемлемой частью.

Лущик – это дом, в который мы, гордясь знакомством, приводили исследователей из Москвы, Киева, Франции, Италии, Японии.

Лущик – это ежегодный ритуал встречи с Сашей Ильф, которая каждый приезд приходила к Лущикам и неизменно фотографировалась на одном и том же месте за столом – у каждого постоянного гостя было место за громадным  столом, переделанным из бильярдного.

Лущик – это интереснейшая работа над статьями и книгами, которую можно было разделить с ним.