Пьета

* * *  


он ушёл в добровольческие войска
были письма о тёплых носках, махорке
в Интернете дискуссия: депрессия или тоска
снег валил, словно мел на сиротской тёрке,

мёл и выл… но весною расцвёл малинник,
и было письмо: прости меня, я ухожу;
и ещё, от других: он подорвался на мине,
знал, на что шёл, защитил родные святыни…
у тебя — навсегда пустыри, у меня — пустырник
гибну, с ума по тебе схожу


ПОЕДИНОК


он целился, целился — и оттого изнемог
зрачок в резонанс не вошёл с перебоями сердца
а в небе слоистом — всего только Боинг, не Бог
надеяться — значит постыдно на людях раздеться

тупы секунданты — Макаров да Стечкин; к тому ж
Лепажа стволы роковые совсем заржавели
но целится, целится — зверски обманутый муж,
как будто глядится в глубины крещенской купели

и хлынула жидкость, и в снег он хрустящий упал,
по-женски зима усмехнулась, бахвалясь уловом
и долго дымок над чернеющим дулом витал,
как мысль витает над брошенным в ярости словом


Из цикла «УКРАИНА»

МЕЖГАЛАКТИЧЕСКИЙ МОСТ, УКРАИНА


1
«верности ждёшь — не от жены-Пенелопы, но от паскуды-Кармен»
так — испокон веков, испокон веков, без видимых перемен
а белых пятен на райском плане мечтаний — полным-полно,
словно в Сахаре — сахарного песку — по грудь намело

но кто-то свистит мне из щели лабаза — «постой, постой»,
словно он, мой глухонемой герой, — такой же простой,
как все те, кто ждёт от него хоть словечка, — к примеру, я, —
любовный роман заменил немотой на роман без вранья


2
жить хочется набело, в белых штанах, в голубом шелку,
а вот же — пластаешься, слёзы в подушку, нос на боку,
валяешься гнойной падалью, лижешь зад незримого божества,
ответственного за «vivre pour vivre» и прочие волшебства…
и почему к этой самой «жэ» — не испытываешь родства?


3
да, ослица упёртая: верности ждёшь не от Пенелопы, но от Кармен,
то есть — от Дон Жуана, коль гендер искомый поставить в цитату взамен,
гостинцев да ласки — от рыцаря (рыцаря-жмота), 
от Гамлета — простодушия и решительных перемен,
бережливости — от Фёдора Д., картёжника-мота,
здравомыслия — ясное дело, от Дон Кихота,
мягкости и покоя — соответственно, от браунинга и маузера,
правды-матки — всенепременно от самого Мюнхгаузена,
спасающего себя за чуприну из чудо-болота,
где в золото обращается всякая детская позолота


4
но встаёт на дыбы межгалактический мост разводной, Украина,
из недр земли окалину сгинувших поколений взявшая в бой,
и сейсмическая станция не выходит на связь, и даёт зрелищный сбой
арена — сметая клоунов, кровью захлёстывая сто сорок пятый ряд — 
и горят — 
даже те, что в воде не тонут, — горят, горят
и нету для пули ни эллина, ни караима


5
да: нету для пули ни эллина, ни караима,
потому что она не имеет права лететь вхолостую, мимо
и вот опрокинуты на-попа — магазины, лабазы, друкарни, дома,
перукарни, пекарни, ликарни и прочая хохлома,
и — вздыбленная Хиросима — скалится арматурой сучара-тюрьма
и я уже забываю собственное имя — и кто же я есть сама, —

когда он, наиглавнейший герой романа, от рождения глухонемой, 
решает побыть напоследок с автором, то есть со мной,
и вцепившись в кровавый кирпич, поросший ржавой травой,
роняет негромко, но внятно: «Марина»


***


в Украине пустуют поля, выгорает земля
бандюганы в соседстве оплакивают саудовского короля

дети в хатах и шахтах штудируют, как наварить динамит
и червоною рутой закат по-над миром горит

мне Рахиль не близка, не близка мне и епитрахиль
пусть леса лихорадит, пусть горы износятся в пыль,

но пусть ныне и присно не будет прощенья ножам — 
если в мире живых расползается море по швам

УКРАИНСКИЙ ДЛЯ ПРОДВИНУТЫХ


…я на миномётный выстрел
отлетела от людей
той зимой в стране гористой
счёт теряла смутных дней
не спала, ждала, глотала
кофе, слёзы, крепкий чай
по гостиницам хватала,
как соломинку, вай-фай
и палала чорним шина
и мотала я на ус:
вбивця! куля! кров злочинна!
зрада! зброя! боягуз!
не были те звуки внове
мне — по правде уж сказать
але хочу на тій мові
дещо інше пригадать:
зірка... казка... весілля… криниця… 
лисенятко... суниця... гарбуз...
хуртовина… квіти... паляниця… 
гай… троянда… бузок… чорногуз…


Из цикла «ВОЙНА»


***


в конце концов, это мои молитвы —
эти пули и стоны на поле битв
в конце концов, любой пейзаж после битвы
упокоен тенью олив 


в конце концов, после ночей бессонных
наступает спасительный, чудный провал
в конце концов  — забивает воронок проёмы
трава забвения, просто трава


МИССИЯ ВЫПОЛНИМА


«Ты, солдатик, зачем был на землю рождён?»
«Для того, чтоб пролиться кровавым дождём».


«Ты, крестьянин, при жизни был меньше нуля?»
«Но зато я, убитый, удобрил поля».


«А твоё назначенье, раввин-богослов?»
«Меня принял заполненный трупами  ров». 


«Ну а ты для чего, одиночка-поэт»? 
«Чтобы этому миру ответствовать: НЕТ».


ПЬЕТА


говоря про погибших  героев, поминают в начале и матерей,
раздавленных грузом медалей и похоронок
но кто может знать,  каков ужас домашних дверей,  
в какие уже НИКОГДА не войдёт твой ребёнок


восхваленья не стоят родимого волоска
чествующие, лучше не поминайте матерей, лучше не поминайте
фанфары беззвучны, бессмысленны — и бессловесна тоска
матери, не рожайте героев —  вообще не рожайте


ПРИСОЕДИНЕНИЕ
(Бессарабия, 1940) 


под копыта коней идиоты метали  монеты,
а ступали те кони по красным, кровавым коврам
вот и грянуло сороковое змеиное  лето,
и обрушило небо, и твердь исковеркало в хлам


поначалу народ удивился: исчезли  вчистую продукты
а меж тем солдатня превратила  аптеку в сортир,
и тащил фуражир  на подводе и вина,  и фрукты
а потом краснорожих пустили на чистку квартир


чудо-красноармейцы  кота волокли за уздечку
и сожгли для чего-то нарядный старинный  вокзал
а потом слово «очередь» вдруг поползло по местечку —
это первое слово, что батя мой в русском узнал


и свиней  развели невозбранно в стенах синагоги —
так что смрад от навоза разъел этот горестный храм
так, наверно, хотели всемудрые  новые боги!
но зачем этот скотский обычай всемудрым богам?


***


вы когда-нибудь видели, как с неба падают люди?
именно падают — без катапульты, сами
не  падшие ангелы, пойманные на  блуде, —
люди с распахнутыми глазами


вы когда-нибудь видели — чтоб то, что с неба летело, 
было — не град, не перепёлки, не манные крупы, —
а то, что называют «фрагменты тела»?
вы когда-нибудь видели, как с неба сыплются трупы?


может быть, им на земле не хватило потопа,  пули
но смерти, в целом,  хватило — каждому, даром
обломки мотора — и детский голос за кадром:
классно шмальнули


ПЕПЕЛ


снегопад сыроват и сер, а потом — светел
но ведь это не снег, а крупный горячий пепел
разве снег, настоящий снег  — бывает горячим?
вот плюхнулся,  непрогоревшим, помпон ребячий


десятки, сотни тонн пепла — не  выдержат плечи
но прежде  подломится напрочь мозг человечий
я понимаю: остыли в концлагере печи
но почему валит и валит  пепел, мех овечий?


я понимаю: тум балалайка, тум балалайка,
я понимаю: это большая работа, скрипочка уши режет
сжечь миллионы жизней — это трудозатраты; сыграй-ка
падает снег, падает снег, тумбе ля неже

ВОЙНА


Вот такое военное кладбище я видела в Риге. 
Когда-то. 
Не забуду — никогда.
Ровные, как линейки, ряды — уходящих словно бы за горизонт крошечных белых надгробий. Будто мёртвые солдаты, делегировав вместо себя эти кирпичики, составили новый строй.
«NEZINĀMS» — значит «НЕИЗВЕСТЕН». Обратите внимание на выпадающее слово. Нашли? Единственная фамилия. Да, ИВАNОВ. С этим жутким «N» — невольным, но баснословно выразительным символом отчуждения.
Сюрреализм? Постмодернизм? 
Просто кладбище.


NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS    ИВАNОВ   NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS

МОЛИТВА О СТАНЦИИ 


если этот пацан — только станция, 
где мой поезд даже не останавливается, 
ну, или останавливается и — дальше, дальше, какая разница 


если этот пацан — всего лишь станция, 
нет — 
пусть ещё мельче, ничтожней, пусть гаже: 
даже так — полустаночек, часть зачуханного пейзажа, 
а мне ведь не светит обратный билет


я молю: Господи,
пусть мой поезд, пусть весь этот клацающий состав, 
где я еду одна, 
ещё до рожденья одна, ещё до рожденья смертельно устав


пусть мой поезд сойдёт с рельсов на этой  станции, 
пусть взорвётся к чёрту на этой станции,  
пусть взовьётся в воздух именно с этой станции,  


только мой прах оставь, Господи, здесь навсегда —
с тем, кто вмиг забывает транзитные поезда.


ПОБЕДА


1
ей было тридцать, мне было двадцать
мы, за руки с нею взявшись, плясали,
мы не могли друг другом налюбоваться,
пели птицами флейты, звенели медали


…повсюду — 
цветы и люди, цветы и люди, цветы и люди,
барабаны будничность в клочья взрывают,
сверкают трубы — жерла райских орудий,
гроздьями, гроздьями с веток цветущих свисают
ленфильмовские операторы, и на этом фоне —
цветы и люди, цветы и люди, цветы и люди —
на крышах, оградах, в окнах, на каждом балконе


2
я помню своё тело (сроду не было бестелесней) —
я наградила себя с утра платьем красивым
а моё «я» растворяется в страшной той тишине, 
в нечеловеческой тишине,
пред упоительным взрывом 
каждой 
победной 
песни


и, за колонной блокадников, втихаря глотающих валидол,
утирая слёзы, едет медленно «Кинохроника»,
а за ней — «неотложка»
и рядом со мной ребёнок рубль ничейный нашёл,
и люди этому рады — кто громко, а кто немножко

 идут блокадники — словно в бреду, во сне 
(в том самом — невинном, сказочном, детском),
курсантики колесом выгибают груди
 а что видится мне? что видится мне? —
цветы и люди, цветы и люди, цветы и люди —
на майском, вздыбленном счастьем Невском


3
…теперь ей семьдесят — да, «оказалась длинной» —
и я понимаю, что были люди постарше
погребальный марш, а не калину-малину 
различали в слепом, не размышляющем марше


нынче, когда отчётливо проступили картины 
выползающего из мясорубки человечьего фарша, —
я, забившись в бесшумный отсек планетарного ада,
утратив правый путь во тьме долины, —
притворюсь, что шопеновского не различаю марша,
что не вижу, как победу смела, аннигилировала блокада


                    * * *    


первая в моей жизни тетрадь
напишу «мама» и снова — «мама»
я не умею что-то ещё писать
а мама моет — да, мылом, ту самую раму


вот страница уже не нова — не бела, не бела
занавес поднят, набрала обороты драма
я вырву страницу, как будто бы не начала!
лишь мысленно — «мама» и снова — «мама»