«Такая длинная зимняя ночь…», роман

Он рассказывал ей, что приехал лечить позвоночник, как это больно – радикулит, какие неудобства он причиняет. Она сочувственно слушала. Потом начался рассказ о сыновьях-внуках. Я понял, что ей не хочется идти в душную комнату, а сидеть одной в темноте неуютно. И что она не слышит ни слова из того, что он ей рассказывает. И выбрала она его как раз за то, что это нелепо и комично.

И безопасно.

Оказалось – нет. Толстячок замолчал, видимо, собираясь с духом. Потом промолвил, что «женщину надо приласкать», и, надо полагать, придвинулся к ней. Она  встала.

– Спокойной ночи!

– Эй, ты куда? – крикнул он вслед.

– Спать! – рассмеялась она, исчезая за поворотом аллеи.

Думая, что его никто не слышит, он пробормотал слово, за какое можно и по роже схлопотать. Была у меня мысль – вмешаться. Но я подумал, что она и сама прекрасно справилась.

Обиженно посопев, он поднялся и направился к своему корпусу. Парк был безлюден, и это его утешило. Он думал, что никто не видел, как она его отшила.

Я видел. Тогда мне было двадцать девять, красив, молод и силен. Я тогда не знал, что мужчина до смерти остается мужчиной и не видит себя в зеркале. Что в теле старого смешного толстяка по-прежнему живет юноша, который серьезно считает, что такая женщина могла польститься на него…

Я наблюдал за ней несколько дней. Понял, что живет она одна в номере, ни с кем, кроме соседок за столом, не общается. Плавает, как рыба, и все дни проводит на озере в одиночестве. На другом берегу на ветке дерева развевалось ее парео, и это подсказало, куда она уходит ото всех.

Танцы были через день, она была завсегдатай. Я понял, что можно просто любить танцевать, ощущать свое тело, а не охотиться на танцплощадке.

Не раз из окна я наблюдал, как она быстрым шагом уходит одна во время последнего танца и как незадачливые кавалеры потом оглядываются в поисках ее.

А потом она и вовсе перестала приходить. Все давно поняли, что продолжения их ухаживаниям не будет, и занялись другими дамами…

Как-то вечером, когда отдыхающие отплясывали или сидели на лавочках подле танцплощадки (других развлечений в этот час не было),  я спустился к озеру.

Она сидела на мосточке, опустив ноги в воду.

Я подошел и сел рядом.

Улыбнувшись, она подвинулась, освобождая мне место. Мне показалось, что она нисколько не удивилась, а наоборот, обрадовалась.

Впервые я видел ее так близко. Огромные зеленые глаза, чеканные черты… Я понял, что цвет волос искусственен: не бывает рыжеватых блондинок с такой чистой смуглой  кожей. Обычно они молочно-белы и частенько покрыты веснушками…

Мы разговорились. Она вела себя естественно, не кокетничая, не стараясь произвести впечатление. Как товарищ, не имеющий пола. О себе говорила скупо, не выпытывала сведений обо мне.

Говорили о книгах, о людях, о всякой чепухе. С ней было легко.

Стемнело. Луна повисла над озером. На танцплощадке утихла музыка.

– Пора спать. Народ разошелся по корпусам – отдохнуть и набраться сил перед  напряженным завтрашним днем. Чтобы выдержать столько процедур – нужно иметь железное здоровье.

Она рассмеялась – как сообщница. Я уже заметил, что ее нет в очередях на ванны и души…

– А что вы лечите?

– Я просто отдыхаю. Ото всех. Читаю, купаюсь, брожу по окрестностям. Порция одиночества лечит лучше любых процедур…

– Не скучно?

– Я все время среди людей, устаю от общения. А тут спокойно – не надо «держать лицо», стараться кого-то изображать…

Я проводил ее до входа в корпус.