«Два цвета радуги», рассказ

Если путь неблизкий, садиться в автобус лучше на конечной остановке. Занимаешь место у окна и любуешься проплывающим мимо пейзажем. Но занятие это быстро надоедает, поскольку в городе ничего не меняется, разве что на тротуарах выщербленный асфальт постепенно замещается единообразно выложенной плиткой. К счастью, иногда свободное место рядом занимает интересная – не важно, внешне или внутренне, – попутчица, и тогда полчаса пути с работы домой становятся приятным времяпрепровождением. Поймите правильно, случайные знакомства в дороге – не самоцель, просто я человек коммуникабельный, что, к сожалению, нравится далеко не всем. Впрочем, сказать, что это всерьез меня беспокоит, было бы преувеличением, тем более что сегодня удачный день: привлекательная женщина лет тридцати, окинув взглядом салон, осторожно присаживается рядом. И пока я ищу предлог, чтобы начать разговор, неожиданно первой задает вопрос:

– Не подскажете, долго ли ехать до больницы?

Речь правильная и на редкость выразительный голос: без сомнения, она приезжая, но не из провинции. Не высокомерна, цену себе знает. Даже если всю дорогу заливаться соловьем, вряд ли завоюешь ее расположение. Но в городском транспорте от попутчицы многого и не ждешь, все сводится лишь к тому, чтобы совместными усилиями убить время. А поскольку убивая время, ты убиваешь и себя тоже, не лучше ли делать это в приятной компании?

– Минут пятнадцать-двадцать. Когда будем подъезжать, предупрежу, – вежливо отвечаю я.

Если на этом остановиться, разговор умрет, и следующие четверть часа пройдут в тупом молчании. То есть в том состоянии, которое я ненавижу больше всего. Поэтому быстро добавляю:

– Честно говоря, глядя на вас, о больнице думаешь в последнюю очередь. Прекрасно выглядите.

Внимательный взгляд, вымученная улыбка. Здорово у нее получилось меня осадить! Утешает лишь то, что обидеть женщину комплиментом невозможно, даже если он неуместный. В этом ее слабость, но если бог устроил мир именно так, то кто я такой, чтобы осуждать его законы?

– Ничто не выглядит тем, чем является на самом деле, – отзывается  попутчица философски. – Вы же не думаете, что я – исключение?

Автобус трогается, чего я просто не замечаю. Наверное, каждый хотя бы раз в жизни должен это испытать. Услышать ключевые слова и  осознать, что еще минуту назад твоя жизнь была напрасной тратой времени. Напрасной и бесполезной, потому что рядом не было ее – женщины, чьи обертоны созвучны тем, что звенят в твоей собственной душе. Женщины такой глубокой, как сидящая рядом незнакомка.

Сознание настолько парализовано этим открытием, что теряет способность к самоконтролю. Спрашиваю неожиданно для себя:

– Вы замужем?

Снова внимательный взгляд, теперь откровенно неприязненный. И улыбка уже не вымученная, а скорее ироничная. Возле ее глаз едва заметная сеточка морщин. О какого рода усталости они свидетельствуют?

– Не думаю, что это должно вас интересовать, – холодно произносит женщина.

И отворачивается.

Оставаясь рядом, теперь мы существуем отдельно, каждый сам по себе. Отвратительное ощущение утраты, заставляющее задуматься о ближайшем будущем. Оно начнется – или закончится! – через десять минут, когда автобус остановится у больницы. Вернее, на перекрестке, откуда рукой подать до приемного покоя. Потерять эту женщину – значит потерять себя, а кто может такое себе позволить? Я – точно нет. Но как привлечь ее внимание? К счастью, фортуна остается ко мне благосклонной: женщина неожиданно признается:

– Мое замужество не стоит теперь и ломаного гроша.

Похоже, она обращалась больше к себе, чем ко мне, и теперь, раскаявшись в спонтанной откровенности, сосредоточенно вглядывается в рекламу курсов английского, размещенную на спинке переднего сидения. Вряд ли английский – это то, что нужно ей сейчас больше всего. Мой долг – попытаться ее разговорить. Со всей сердечностью поясняю, что если болезненные воспоминания разъедают душу, ими лучше с кем-нибудь поделиться. Не обязательно с близким. С посторонним – таким, как я! – это даже легче. В крайнем случае, можно просто выплакаться. Не самый плохой вариант, по моему мнению.

С пронзительным скрипом автобус тормозит у светофора. Водитель играет не на моей стороне: двигаясь с такой скоростью, мы окажемся у больницы буквально через пять минут. В голову сидящей рядом женщины, по-видимому, приходит та же мысль, и она вскользь замечает, что невозможно делиться сокровенным впопыхах. А поскольку плакать она давно разучилась, хороших вариантов просто не остается.

Ее ирония – признак мужества. Настоящего, не показного. Смог бы я держаться с таким же достоинством, попав в беду? Отвечаю, что хорошие варианты существуют всегда, но чтобы их разглядеть, двух глаз недостаточно, четыре лучше. И даже если она не собирается со мной ничем делиться, плакать в моем обществе обязательно научится. Фирма дает гарантию.

Маленькая победа: она улыбнулась, правда, только уголками губ. В глухой стене, отгораживающей нас друг от друга, пробивается первая трещина. Чтобы расширить ее, требуется время, которого, в общем-то, нет. Очередной скрежет тормозов. Остановка. Следующая – больница. Что можно успеть за оставшиеся несколько минут?! К счастью, водитель не спешит отъезжать. В салон заходит парень лет двадцати с коробкой из оргстекла, наполовину заполненной мятыми купюрами. К передней стенке прикреплен плакат с фотографией девочки лет пяти. Парень представляется волонтером. Заученно объявляет, что у ребенка редкое заболевание крови, необходимо дорогостоящее лечение. Не могу оторвать взгляд от плаката: глаза девочки полны звездного блеска, улыбка завораживает. Какими красивыми бывают дети! Парень подбирается ближе,  и я замечаю, что соседнее место пустует. Когда, черт побери, она успела выйти?!

Неосознанная сила выталкивает меня из автобуса, и он тотчас трогается, будто только этого и дожидался. Женщина никуда не ушла – застыла на скамейке в углу, уткнувшись носом в стекло, огораживающее пространство остановки. Ее лицо мертвенно-бледно, глаза пусты, в них нет жизни. Похоже на приступ, но я не врач, за диагноз не ручаюсь. Понимаю только, что ей плохо, а до больницы мы так и не добрались. Спрашиваю, могу ли помочь, но она лишь отрицательно машет головой. Тогда я бережно высвобождаю сумочку из ее ледяных пальцев. Что-то же там должно быть на такой случай! Ищу ингалятор или капли, но ничего не нахожу. Опрометью бросаюсь к близлежащему киоску и возвращаюсь с бутылкой минеральной воды.

– Сейчас отведу вас в больницу. Это рядом, – пытаюсь ее ободрить.

Она силится что-то сказать, и не может. Пытается выпить воды, но проливает. Наконец ей удается сделать глоток и произнести решительное «нет». Стоит ли обращать внимание на отказ в таких обстоятельствах? Предупреждаю, что не успокоюсь, пока не передам ее в руки врачей. Они помогут!

– Никто мне уже не поможет, – вымученно произносит она, тщательно артикулируя каждый звук.

Непохоже, чтобы ей стало лучше. Как нелепо порой складывается жизнь: встречаешь наконец женщину, которая тебе по-настоящему нравится, а радости никакой. Но сдаваться без борьбы не в моих правилах, поэтому упрямо повторяю, что должен отвести ее в больницу.

– Зачем? – безучастно спрашивает она. – Я совершенно здорова.

– Разве вы не в больницу ехали? – интересуюсь недоверчиво.

Сомневаться в ее искренности нет оснований, хотя в моем понимании здоровые люди выглядят иначе. Но она ехала в больницу навестить подругу, по крайней мере так мне ответила. Вот только сама при этом выглядела не краше смерти. Увы, по-прежнему не могу понять, в чем подвох! Не потому ли, что голова моя так же пуста, как тысячи километров пространства, отделяющего ее от восходящей над нами луны? В этом пространстве невозможно ни дышать, ни слышать, ни оставаться самим собой, а единственным твоим ощущением остается ощущение одиночества.

Неожиданно включается уличный светильник, и подступающие сумерки рассеиваются в ртутных лучах. Они так колюче-холодны, что кажется, будто попадаешь внутрь радуги, гамма цветов которой ограничена иссиня-черным и фиолетово-белым. Основные цвета вселенной, на женщине они выглядят как покрывало из звезд, часть которых отблескивает в ее глазах. Этот блеск настолько обостряет восприятие, что я наконец замечаю то, на что иначе не обратил бы внимания. Сходство матери и дочери очевидно, оно позволяет угадать правду, но знание причины не может примирить со следствием. Через сколько лишений и страданий прошла эта женщина? Впервые замечаю потертости на элегантном пальто, сбитые носы сапог. Борьба за жизнь ребенка исчерпала все ее ресурсы – духовные и материальные. А муж, похоже, уже сошел с дистанции.

– Она очень красива, ваша дочь! – произношу ободряюще.

Хочу добавить, что так же красива, как и мать, но запинаюсь на полуслове, потрясенный ее реакцией. Женщина бессильно опускается на скамью, ее колотит дрожь. Топчусь рядом, не зная, что сказать, и в какой-то момент окончательно прозреваю. Так вот почему она выскочила из автобуса! А что бы я сделал на ее месте? Разбил коробку с деньгами о голову парня, который, может быть, ни в чем не виноват?!

– Давно ее нет? – спрашиваю тихо.

– Полгода, – едва слышно отвечает она.

Все, на что ее хватило при виде фотографии дочери на фоне вороха скомканных денег, – убежать и спрятаться, но порой именно беззащитность делает женщину по-настоящему неотразимой.

Сажусь рядом, кладу ладонь на ее запястье. Никакой реакции. Возможно, ее не последует никогда, но кто может запретить мне надеяться? Капли дождя падают на навес, отбивая ритм, в котором слышится дыхание вечности. Но не той, в которой мы существуем, а той, которая существует в нас. Жизнь, смерть, любовь борются в ней и никогда не сдаются, и в этом треугольнике найдется место для каждого, кто готов биться на любой из его сторон. Как и для того, кто пока еще не готов. Вскидываю голову. Мрак разжижается, отражения двух фар, замедляясь, ползут по стеклу отгородки. Скрип тормозов. К остановке подкатывает очередной автобус. Передняя дверь открывается, девушка, вышедшая первой, помогает спуститься на тротуар пожилой женщине с коробкой из оргстекла. На коробке фото мальчика лет десяти.

Он улыбается.