«Дженнифер. Обитель скорби», повесть

За ним храбро последовали девушки: сперва – отважная София, затем – с причитаниями и вздохами – Эмма, потом – Дженни, и последним начал спускаться Джастин. Они часто дышали, и в холодной ночной мгле с их губ слетали облачкá пара. Цепко хватаясь за скользкие железные скобы вмиг озябшими пальцами, Дженни старалась не смотреть вниз. С последней ступеньки пришлось прыгать; там уже стояли остальные. Большим пятном вверху темнела фигура Джастина.

Взбудораженные, едва верящие в свою удачу, беглецы переглядывались и обнимали друг друга. Их всех трясло – то ли от радостного возбуждения, то ли от страха, то ли от холода – а может, от всего сразу. Дождавшись, пока Джастин тоже окажется внизу, Раян первым сделал шаг в сторону темнеющих поодаль стволов сосен – надо пробежать совсем немного, и начнется лес!..

Четыре грузные тени отделились от темнеющей сбоку больницы стены и неожиданно быстро оказались рядом. Не веря своим глазам пациенты из восемнадцатой палаты замерли на месте. Это не было случайностью. Их ждали. Мэрлок молча снял с пояса свою резиновую палку; ухмылка на его физиономии напоминала волчий оскал.

– Какая встреча!..

Глава 25

Душа в камне

Голова болела ужасно, и открыть глаза оказалось непросто. Вокруг царил полумрак, сквозь который пробивалось только темно-желтое свечение, струящееся откуда-то сверху. С трудом разлепив тяжелые веки, Дженни начала искать глазами источник света – им оказалась маленькая лампочка под толстым колпаком из мутного стекла.

«Наверное, оно непробиваемое», – подумала девушка, тупо глядя в потолок. Двигаться абсолютно не хотелось. Обведя глазами помещение, где она очутилась, Дженнифер поняла, что двигаться-то пока особо и некуда: ее сковывали сырые грязно-серые стены, а единственным предметом мебели была привинченная к полу железная полка с тощим рваным матрасом, на которой она и лежала.

Карцер. Одиночка. Какое время она здесь пробудет – зависит от того, насколько велико желание доктора Руффа наказать ее. И не только ее – остальные, надо полагать, сейчас находятся в таких же условиях.

Размер помещения – два на четыре метра. Изрытый крысиными норами бетонный пол… Почему-то даже мысль о крысах не вызвала у девушки должной реакции. Раньше она испугалась бы. Сейчас ей было все равно.

Тело предательски ныло, словно после тяжелого трудового дня. Но работы не было; была лишь порция неизвестной гадости, которая сейчас бродила по ее венам, и…  сломанные надежды.

Между тем крушение одной надежды – это еще не полный крах. Дженнифер не оставит борьбу, вот только бы собраться с силами…

Шло время. Тусклая лампочка под потолком никогда не выключалась, и поэтому отличить день от ночи было невозможно. В углу, в цементном полу, обнаружилась дырка, откуда доносился ужасный запах – видимо, это был туалет… На том удобства заканчивались. Раз в день (или дважды – кто знает?) внизу двери́ открывалось небольшое железное окошко; из него появлялся поднос, на котором стояла железная кружка и миска с похлебкой. Изредка – кусок хлеба. Если она не успевала схватить еду и воду, поднос просто забирали – и тогда – до следующего раза. Голод был не таким мучительным, как жажда. Кроме того, Дженни подозревала, что ее усиливали еще и специально, чем-то, что подмешивали в еду, – пить хотелось нестерпимо, и это, наряду с одиночеством, было одним из главных испытаний.

Она могла кричать, биться о дверь либо сидеть в углу неподвижно – от этого ничего не менялось. Время текло неумолимо медленно. Сколько она уже тут? Неделю? Месяц? Год? Дженнифер не знала. Все, что было ей доступно, – это мечты. Единственное, в чем она могла найти утешение, – это в грезах о свободе. И о море.

Вот оно – дикое, просторное, необузданное в своей первозданной силе. И прекрасное, таким прекрасным может быть дикий зверь. Странно, именно так она сейчас думала о море – как о диком, свободном звере, который ждет ее там, по ту сторону всех дверей и оград…