«Оглохнуть в эхе давней мечты», отклик

Автор - Klum, роман "Аккордеон", журнал "Харьков" (№1, 2015 г.)

 Зарезав корову, сельская родня Вовки Корытина прислала его семье в Одессу деньги на аккордеон. И мы с моим другом после уроков, иногда вместо них, пытались выдавить из таинственного инструмента хоть какое-то подобие музыки. Детские наши пальчики танцевали на клавишах и пуговках, мы что есть силы растягивали меха.  Однако инструмент, терпеливо вздыхая, звучал невообразимо.

Так и остался он для меня вожделенным таинством. И нужно ли говорить, с каким интересом прочел я в журнале «Харьков» роман «Аккордеон»? Прочел несколько лет назад, но впечатление  все не отпускает.

 Разумеется, в этом романе речь не столько о сложном инструменте, сколько о сложностях человеческого бытия.   Герой «Аккордеона» Григорий Воляник, давно живущий в Америке, попросил сына привезти из родной Украины аккордеон.  Конечно, в Штатах есть всё, а уж это и подавно, но оторванный от родной земли старик хотел «свое». Музыка вообще связывала его с родиной.  Живительные мелодии подпитывали. И духовным своим богатством он хотел делиться. И не раз в мыслях выступал перед зрителями. Что и скрашивало одиночество.

Да, пятеро его детей далеко, на родине. Но рядом коты, которых людьми представлял. Не случайно же у них человеческие имена. И не только домашних своих животных кормил, но и все живое вокруг. Крыс и птиц в том числе. Да, он любил все живое и люто ненавидел Советскую власть. Не случайно же придумал щемящую душу историю: крыса со своей семьей, спасаясь от большевиков, перебралась в Америку. Да и мало ли что представлял себе дед Григорий.

Пройдя сквозь муки адовы, где люди, как звери, – к зверью относился по-людски. Оно было тем, что требовало его заботы. А не заботиться он не мог.

 Ну что еще могло наполнить его жизнь? Бесконечная торговля с хозяином антикварной лавки, называемой «склепом», за итальянский аккордеон. На тот случай, если сын из Украины не привезет.  Григорий Воляник – единственный постоянный покупатель этого склада старых вещей в захолустном американском городке.

От стариковской своей безысходности он и протоптал путь в прошлое. Потому   и нужны ему эти вещи, что помогают жить. Они – возможность прикоснуться к прошлому рукой. Так оно – настоящее.

 Конечно, не до всего близкого и понятного ему мог дотронуться. Что-то, подчас неясное, осталось там, в молодости. Когда иногда «ночами, уже за полночь, он срывался с постели и молча, затаив дыхание, белел в подштанниках у ветвистой яблони. Слышал, как где-то за могилками или над ними  дрожал странный звук. Был этот звук нежным и скорбным.

Будто кто-то ласково вынимал из души что-то мучительное и неутешное. Этот звук плакал и  надеялся…».

 Мелодия, приходившая к нему не раз, возникла и в ночь перед повешеньем за третий побег из Освенцима. Тогда, в карцере, она вернула надежду на жизнь. Обнаружив, что сосед мертв, поменял свою одежду на его. Утром фашисты увидели лагерный номер беглеца на трупе. Разбираться не стали. Решили, что скончался наказанный смертью, а не просто наказанный. Доходяги похожи один на другого. Так спасся.

Через множество тяжких испытаний провела Григория жизнь. Но он сохранил свое представление о мире как о первозданном. Таком, каким должен быть.

А современные реалии старику были чужды. Вот стало интересно, жив ли Борис Гмыря, известный оперный бас. Казалось бы, чего проще: можно навести справки в Интернете. Но компьютер, Всемирная паутина – не в стариковской жизни. Ему нужно, чтоб на словах передали. Ведь когда-то до глухого его села различного рода известия доходили именно так.

Плавно, со страницы на страницу переливалась колоритная речь повествования, словно в музыкальной пьесе перебирал настроения аккордеонист: от жутких картин в фашистском плену до игривого обращения к котам в сытом американском доме. Короткие главки мелькали эпизодами завораживающего фильма. В каждом – сочные диалоги.  В каждом диалоге – конфликт. Они весьма разные, эти конфликты, как и краски нашей жизни. Со своими полутонами, светом и послевкусием.

Собранные вместе, эти своеобразные мозаичные камни очерчивали и картины бытия, и характер героя. Человека, хотевшего, чтобы всё вокруг жило по законам Божьим. И сам он стремился по этим законам жить. Но когда безжалостный мир обрушил на него всю свою жестокость, Григорий еще и потому выстоял, что жила в нем та давняя мелодия.