«Стать мудрее с хитроумным men of letters», эссе

Эссе о сборнике Наиля Муратова «Сиртаки. Психопат»

               Хочешь, чтобы твои песни не умерли?

                                                                        Пой о сердце человека.

                                                                                                     Роберт Браунинг

Давно бытует мнение, что каждый автор всю жизнь создает один мега-текст, сколько бы отдельных произведений он ни написал. Кажется, нет в моем окружении художника слова, которому больше, чем Наилю Муратову, подходило бы это утверждение. Во всяком случае, таков зрелый Муратов.

Сборник анализировать сложно. Всегда упираешься в вопрос, что может заставить читателя отнестись к книге как к единому целому. Ведь под одной обложкой совершенно разные формы, идеи, даже жанры. Здесь же другое. Говоря в данном ключе об этой книге, можно рассуждать о сходных архитектонике, жанровой направленности, стилистике, сюжетных построениях, философском наполнении, образной системе и прочих признаках. Не удивительно, что сборник «Сиртаки. Психопат» получился идеологически и композиционно выверенным. Это, кстати, в настоящее время большая редкость.

Впрочем, объединяют произведения сборника не только вышеперечисленные качества. Есть нечто иное. То, что в большинстве случаев отличает прозу Наиля Муратова. По-моему, это наличие двух постоянно взаимодействующих ипостасей главного героя, от лица которого ведется повествование. Они так срослись, что порой неразличимы – что есть от men of letters, а что от самого героя, симпатяги-циника и мизантропа-ницшеанца. Пожалуй, от автора приглушенная эмоция, вступающая в противоречие с драматизмом конфликтов, выраженная и подчеркнутая безукоризненной стилистикой порой в ущерб общему трагизму, требуемому жанром. За этим краем начинается собственно герой, его нарочито неотразимая личность, заключенная в кандалы собственной экзистенции, а то и просто в клетку психического расстройства. В этом тесном пространстве все и происходит – зарождение, развитие, расцвет и умирание, а затем и перерождение. При всем цинизме и мизантропии герой не чужд благородства. Ему присущ показной и немного навязчивый юмор плюс кокетливая самоирония. Но по-настоящему создает образ другое: две стороны одной медали. С одной стороны, его рассуждения и умозаключения свидетельствуют: «Я не беспринципен. Просто мои принципы резко отличны от ваших, чем безмерно горжусь».  Но наряду с таким противопоставлением себя социуму герой верит в любовь, вернее, бывает подвержен... Вы поняли, чему. Герой индивидуалист, об этом прямо говорится в повести «Сиртаки». Однако в итоге он открывает себя эмпатии. А «перерождаться больно».

 Все происходящее – беседы героя с пришедшей в его дом женщиной. Беседы мировоззренческие, о противоборстве религий. О том, что религиозные войны вечно служат сильным мира сего для манипуляций  незрелым сознанием масс. О том, что религия – детство человечества, и пора вырастать…  Наверняка обо всем этом.

О чем же еще психологическая драма «Сиртаки»? О терроризме? О мироздании? О Боге? Да. Но только ли об этом? Как бы ни сопротивлялся своей влюбленности герой, эта повесть о чувствах человеческих – источнике уязвимости. И о вечно ускользающем счастье. Философия повести вырастает из утверждения: «нельзя падать духом, пока остается время». Время… И поиск точки опоры в пространстве избранной эпохи. Эпохи, избранной не тобой. Увы!

Итак, герой влюблен в шахидку, хотя не догадывается об этом. Она безусловно заслуживает. Хотя бы тем, что страдает глубоко и отчаянно. Катарсис, о котором молчок. Скажу больше, в шахидку влюблен и автор. Иначе зачем бы ему постоянно подчеркивать, что она умна и, к тому же, безукоризненно сложена, хотя в такого рода уточнениях, кажется, нет необходимости. Потому что наш men of letters сам в восторге от своей Галатеи.

И уж совсем узаконено раздвоение нарочито неотразимой личности героя в повести «Психопат». Герой болен. Налицо мозаичное расстройство – здесь и одержимость влечением, и эмоциональная тупость. Автор ставит себя на место героя-трикстера, между ними прочная связь. И не замечаешь, как они оба, два в одном, ведут, внушают, манипулируют. Порой рассуждая излишне прямолинейно, с выраженной гипертрофией функции называть все своими именами.

«Первый шаг сделан. Мое сознание обостряется, балансируя на грани умопомрачения. Словно в замедленной съемке, я наблюдаю за изменением выражения ее лица. Вот он, момент истины, точка невозврата, определяющая характер дальнейших отношений. Но она не верит, принимая мой ответ за розыгрыш».

                                                               Наиль Муратов, «Психопат»

Правда, трудно разобрать, исходит такая прямолинейность от Психопата или от нашего чересчур осведомленного men of letters.

«– Вы альтруист? – Легкая ирония, заключенная в вопросе, лишь подтверждает, что она умна, и это усиливает мое влечение к незнакомке. Альтруист ли я? или мизантроп? или тот и другой одновременно? Нет ни малейшего резона скрывать правду, и я отвечаю:

– В каком-то смысле да, альтруист. Но я люблю отдельных людей, а вот к человечеству в целом отношение сложное».

                                                                     Наиль Муратов, «Психопат»

Щедрый автор сполна наделяет своего героя знанием женской психологии.

«Она улыбается; здесь, в царстве усопших, она уже не чувствует себя подавленной, присутствие незнакомого мужчины исподволь делает свое дело, пробуждая самый глубокий из спрятанных инстинктов – стремление нравиться и очаровывать – естественное желание женщины, обостренное чувством одиночества».

  Наиль Муратов, «Психопат»

Либо это тонкий ход, чтобы развенчать самонадеянного знатока. Ведь в итоге Психопат все-таки сам становится жертвой и погибает от руки той, которую избрала его растрескавшаяся воля к наслаждению. Бесконечное противостояние автора и героя, героя и его «злого гения», героя и его суперженщины делает повествование по-настоящему драматичным и увлекательным. И еще одно удивительное свойство этого текста – он увязывает обратимое умирание, собственно то, что принято называть депрессией, с предметным миром, хотя и не лишен ритуальности. И пусть придумка с экспериментальным методом лечения душевнобольных, как и явление во сне некого воплощения, устами которого глаголет автор, не нова. Сделано это, что называется, с душой и профессионально.

Вернусь к сборнику. Всего несколько слов о том, что запечатлелось после прочтения рассказов. Кроме прочего их объединяет один из ярких персонажей. Для меня девушка с ненастоящим именем Апрель, с именем-перевертышем (не могут же в самом деле так звать женщину, да и женщина ли она в прямом понимании?) есть архетип – женская первоформа – анима главного героя, противовес его буксующей индивидуальности. Она выходит из его неприснившихся вещих снов и изменяет героя, который делит свою охваченность этим архетипом с мудрым, но не безгрешным men of letters. Но даст ли это герою истинную власть над своей женской первоформой, неведомо никому.

Напоследок скажу лишь, что читать этот сборник надо. Надеюсь, что психологическая драма от Наиля Муратова не только несколько утолит вечную жажду абсолюта у ценителей настоящего искусства, но и поможет раздвинуть границы клипового мышления, в ловушку которого мы все невольно попадаем, следуя моде и современным трендам масскульта.

* men of letters – ученый, литератор, писатель, «хранитель букв», здесь – автор.