«Думай сердцем или Тезаурус счастья», рецензия на книги Игоря Потоцкого

Потоцкий, Игорь. Щит Давида. Одесская рапсодия / И. Потоцкий; худ. И. Островский, Г. Гармидер. – Одесса: Друк Південь, 2015. – 86 с., с ил.

Потоцкий, Игорь. Стихотворения / Потоцкий И. И.; худ. Н. Прокопенко. – Одесса: Друк Південь, 2015. – 96 с., с ил.

Потоцкий, Игорь. Новые невыдуманные одесские истории / И. Потоцкий; худ. М. Макарова. – Одесса: СИМЕКС-ПРИНТ, 2018. – 69 с., с ил.

Потоцкий, Игорь. Улица Хворостина (Прохоровская) / И. Потоцкий; худ.                    Н. Прокопенко. – Одесса: Друк Південь, 2017. – 110 с, с ил.

 

 

Отдельная жизнь

как нечто отстраненно-объективное –

это всегда прошлое,

которое можно обрисовать

 

Карл Ясперс

 

        

         В периоды мировоззренческой, социальной, политической смены парадигм наступает период утверждения того социального типа, который выбран обществом на должность «главного героя». И этот типаж уже сам, иногда без воли автора, требует своей персонификации и бытия на социальном и/или литературном небосклоне. Часто это новый, неизведанный character. Иногда – наш современник, но требующий доработки или кардинального обновления. Иногда – идеал из прошлого, который, тем не менее, не является идеалом периферии, а является таким себе обновленным героем.  Все эти психотипы в литературе – различны. Они не плохи и не хороши, просто существуют, и нам, читателям, неподвластны. Их создают авторы, имеющие определенную мотивацию, определенный талант и определенные характеристики смысловой сферы. И книги этих авторов разные, исходя, как говорят, «из вводных».

Сегодня разговор о книгах специфичных – по стилистике и смыслам автора – Игоря Потоцкого, предлагающего читателям своего усовершенствованного героя с тончайшими нюансами рефлексий и бытия. У героев Игоря Потоцкого, я бы так сказала, есть та приставка «анти-», которая противостоит модерновым героям-типажам. Не в дидактическом плане, нет. В эмоционально-рациональном: автор в своих текстах дает нам воспоминания, опираясь на неповторимую эйдетику своего восприятия жизни и рефлексий.

 

«Ничего не забыл,

До сих пор я краснею.

Никого я не бил

И сейчас не умею»

(Игорь Потоцкий «Память»,  «Щит Давида»)

 

Я бы выделила тексты Игоря в подкласс – «психобиографические исследования», которые базируются на личностных характеристиках автора, на личностных смыслах, влияющих на мотивацию поступков его героев, на тесную связь  автора с его нуклеарной семьей, о которой он пишет в своих текстах с такой любовью и нежностью, на ироничных  и точных рефлексиях.

 

«Я ломился в ее душу напропалую, а ведь понимал, что мне ее следует добиваться медленно».

 

«Вот эта неуверенность в своих силах и делает твои чувства радостными и печальными, ведь тебе хочется с объектом своей любви встречаться как можно чаще, но у тебя это не получается».

 

(Игорь Потоцкий «Улица Хворостина (Прохоровская)»)  

 

 

В данном случае, в рамках такого ретроспективного исследования, наполненного глубокой рефлексией, Игорь Потоцкий превращает свои воспоминания в истории, в которые читатели с наслаждением углубляются, узнавая себя и удивляясь точности описания детского счастья и счастья вообще. Происходит так называемая идентификация, когда в главных героях книг Игоря Потоцкого мы узнаем себя, своих пап и мам, своих бабушек, родственников и друзей, да и вообще – прожитую жизнь с подростковой и юношеской наблюдательностью, любовью, обидой, предательством и настоящей дружбой, сопровождаемые тонкими эмоциями.

 

«Я старый, мне хочется плакать

и в детство пробраться тайком,

и самые тайные знаки

уверить, что с ними знаком.

Войти снова  в дом неказистый,

минуя старинный фонтан,

тропинкой ночною и мглистой,

и первый писать свой роман».

(Игорь Потоцкий «Стихотворения»)

 

В книгах автора много эмоциональных привязок, обусловленных памятью и абсолютно не направленных на использование «рацио», что особенно ценится в современной литературе. Почитайте отзывы о книгах, и вы поймете, что его перо попадает прямо в цель. Ведь эмоции действуют как шпильки, которыми автор (в хорошем смысле этих слов) мастерски прикрепляет свои тексты к нашим душам.

 

«Выбирая главаря, девочки ругались, а потом мирились. Гарик разочаровался в них. Слишком они стали обыкновенными. Совсем не похожими на бабушку Цилю и маму Раю».

 

«Все мы разговариваем с Вечностью. Помни об этом».

 

(Игорь Потоцкий «Улица Хворостина (Прохоровская)»)  

 

Книги Игоря Потоцкого невелики по размеру. Но что удивительно, – дают возможность сонастроиться с эталонным состоянием автора, которое в нужный момент он абсолютно непринужденно, играючи, передает с помощью текста своему читателю. И вдруг читатель понимает, что это как раз то, что ему нужно, нет, просто необходимо в данный момент!

 

«И снова птичьих улиц гомон,

и солнце весело слепит,

а я опять играю гнома

и задыхаюсь от обид.

Все сказано в нелепой фразе,

непогрешимой, как гранит,

Мир вдребезги, но я с ним связан,

 и сердце за него болит.

Я скоро в Мексику уеду –

к чужим делам, к чужим богам,

озерам, щедрому обеду,

но памяти я не предам.

Одесса – мой заветный улей,

мой мох, судьбы моей исток,

ночной фасад, свиданье с бурей

и дома странного порог».

(И. Потоцкий, «Первый октябрьский экспромт»,

«Одесская рапсодия»)

 

Помнится, в одном разговоре, в компании взрослых людей, мы обсуждали детство каждого из нас, и мне вдруг пришла идея (в сугубо утилитарных, так сказать, целях, – поскольку я психолог) придумать прибор под названием «измеритель детского счастья». О чем я не преминула поделиться со своими собеседниками, которые задумались, ведь я предложила им представить такой прибор и ответить, а сколько они сами или их дети поставили бы баллов-процентов-градусов своему детскому счастью. Ответов было мало. Многие просто увильнули. И я поняла, почему. Счастливое детство – вещь дефицитная. Не у всех взрослых было счастливое детство и не все нынешние взрослые могут дать его своим детям.

Я не о деньгах как эквиваленте счастья. О другом. О той эмпирической базе чувств и эмоций, которая остается в памяти человека, окрашивая мягким светом всю его жизнь. И благодаря которой «время» и «место» бывшего счастливым ребенка превращается в психобиографическое исследование, создавая своеобразный тезаурус счастливых жизненных событий и переживаний главных героев, с которыми идентифицирует себя читатель. Игорь Потоцкий был счастливым ребенком и этот тезаурус счастья передает нам:

 

«Больше всех из своих воспоминаний ценю те, где мы с отцом идем ранним утром по грибы, а он по дороге рассказывает мне разные истории…»

 

«Гарик пошел на улицу Хворостина думать. И улица не мешала ему собирать мысли в пучок…»

 

(Игорь Потоцкий «Улица Хворостина (Прохоровская)»)  

 

Счастливого ребенка, ставшего взрослым, видно. И не надо оптики поисковой или увеличивающей. Такие люди спокойны и несуетливы, философичны и альтруистичны, если хотите. Они верят в нормы, ценности и их иерархии. Такие не будут подминать под себя всё и вся, не будут топтать и унижать людей, считая их «низшей кастой». Ведь таких в детстве учили думать сердцем…

 

«Ничего не забыл,

До сих пор я краснею.

Никого я не бил

И сейчас не умею».

(Игорь Потоцкий «Память»,  «Щит Давида»)

 

…Мы начали с Карла Ясперса и закончим продолжением цитаты, вынесенной в начало статьи: «Что касается отдельной жизни как реальности, то это в той же степени и будущее, которому предстоит по-новому осветить, адаптировать и истолковать прошлое».

Что и помогают нам сделать книги Игоря Потоцкого, ибо тезаурус его счастья переполнен прошлым, помогающим понять реальность, устремленную в будущее.