«Миссис Васкес-Гонзало, лично», рассказ

Миссис Васкес-Гонзало одинока, как диковинный жук, шуршащий в темноте спичечной коробки. Еды у нее достаточно для того, чтобы отсрочить приход Нэнси как минимум до конца зимних каникул. В тепле кухни прорастают картофелины, лук выбрасывает зеленые полые отростки, тела луковиц, с виду такие же круглые, как и раньше, при касании оказываются дряблыми, полыми внутри, как сама миссис Васкес-Гонзало.

Несколько заносов назад сын позвонил своей сводной сестре и попросил принести ему какую-нибудь куртку или одеяло. Он назначил встречу в теплом помещении речных касс. Они все явились туда: миссис Васкес-Гонзало, приемные дочери Лавазия и Нэнси, средний сын Брайан, тетка по отцу Сьюзан. Они хотели ему все высказать, но он не явился. А они ведь принесли и куртку старшего брата, и три одеяла, и даже кофе в термосе – пусть у него будет хотя бы термос. Пусть у него будет хоть что-то свое, хоть какaя-нибудь собственность, за которой надо ухаживать и которой можно дорожить. Нет, не явился и не звонил больше. Они тащили все обратно, и от реки дуло, как из промышленного морозильника.

Снежные клочья срастаются на земле, снова превращаются в незапятнанные страницы. Говорят, бездомные замерзают до смерти в такие зимы. Под снег хорошо спать. Она дремлет, закинув руку на шею мешка, как когда-то она закидывала руку на шею мужчины. Мистер Гонзало, последний ее муж, ушел сразу после инцидента с сыном. Странно, ушел именно тогда, когда в доме стало поспокойней.

Снежные листы тают, обнажая черную каллиграфию под ними. Зима кончается, и все снова идет по-старому. Весна – очень пыльное время года. Это, наверно, дети приносят пыль. Она велит оставлять обувь у двери, a дальше – в  носках.

Совсем недавно ей позвонили из больницы, интересовались, можно ли выписать сына на ее адрес, под ее опеку. Такие у них правила, выписывают только тех, кому есть где жить. "Он дал нам ваш телефон". "Но он так и не убрал свою комнату, – сказала миссис Васкес-Гонзало. – Как я могу быть за него ответственна? Он ничего не хочет мне сказать?" И теперь опять о нем ничего не слышно.

Пока она ворочается во сне, мешок, полный важных бумаг, пытается навалиться на нее, сползая, как снежная лавина. Пора бы выбросить половину этих бумаг, но ведь на каждой стоит ее имя. В холода бездомные заворачиваются в газеты и старую бумагу. Когда-нибудь все ее счета (банковский счет у нее один, но все равно нравится думать во множественном числе, “счета”) будут очищены каким-нибудь подлецом, нашедшим всю ее персональную информцию на недоразорванном листке. Профессиональная услуга по уничтожению и измельчению бумаг не по карману миссис Васкес-Гонзало.

Нэнси предлагает помочь с разбором бумаг. Им удается разобраться с содержимым нескольких конвертов – по буковке разорвать полоску с персональной информацией и выбросить все остальное. Нэнси достает письмо: "Смотри, без обратного адреса. Открывать?" Миссис Васкес-Гонзало вредно волноваться. Они продолжат в следующий раз.

Ночью мешок неожиданно поворачивается к ней и ответно охватывает ее шею, грубовато, но страстно.

В ближайший четверг Нэнси долго стоит под дверью. Ключи миссис Васкес-Гонзало не доверяет никому.

*Nana (исп.) – бабушка.