«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Мать встретила Надю без радости, а отчим и подавно. Они разрешили ей переночевать, а наутро отправили познавать сюрреалистический мир на ощупь.

И пошла она, солнцем палимая… 

Сначала поселилась у своей школьной подруги. К счастью, стеснять подругу пришлось недолго. Где-то месяца через три ее отчима по пьянке убили, а мать исчезла. Говорят, ее видели потом где-то в России, но не факт, что это была правда. А тогда Надя вернулась в их умирающий дом, чтоб отыскать в нем хоть какие-то признаки жизни. Искала долго —  мусор вывозили тремя машинами. Подружки детства помогали, как могли.

А признаки жизни обнаружились сами, как только она занесла в дом Машку. Машка была громким ребенком. Она не соглашалась молчать, когда ее не кормили или оставляли одну. Потом кричала уже и будучи сытой и в присутствии маминых подруг.

— Вот вредина! — поддразнивали они ее.

Но это было не так. Ей хотелось как можно прочнее зафиксировать свое существование в этом мире, чтоб у ее матери, Нади, не оставалось в этом ни капли сомнения. Постепенно все к этому привыкли. И когда она на какое-то время умолкала, пугались и немедленно совали ей под мышку градусник.

Надя нигде не работала — в школу ее не брали, не было диплома — она так и не получила его. Да и за такие деньги, какие там платили в месяц, ни одна уважающая себя путана не вышла бы на вечерний променад.

Но таланты у нее, разумеется, были: она умела хорошо стричь, шить, хоть никогда и не обучалась этому. Подружки, пропадающие у нее дома, были все как одна модно стрижеными и обшитыми ею по лекалам немецкого журнала «Бурда моден». Живая реклама. Они поставляли ей клиенток, а она помогала им в их маленьком бизнесе — торговле на рынке.

Когда Машке исполнилось пять, она уже не боялась оставаться дома одна. Прочно зафиксировать себя в сознании других людей ей так и не удалось. Она все равно ощущала себя одиночкой, а иногда — страшно подумать — и вовсе призраком. Вроде она есть, а вроде и нет ее. Это чувство поддерживали в ней и частые сны, которые периодически повторялись и заставляли ее детский мозг решать нерешаемые задачи. Об этих снах она никому не рассказывала, но часто переносила увиденное из царства Морфея в реальность. Вот ходит она по сну, а ее никто не видит и не слышит. К кому ни прикасается — никто не чувствует ее прикосновений. Так и в жизни — ходит она по миру, а никому и дела нет до ее ощущений и мыслей.
     

А через несколько лет с севера вернулся Лешка. Жил он там с одной женщиной, которая была вдвое старше его.

— Но к Надюхе все эти годы тянуло, — разоткровенничался он по приезду с одной из Надиных подруг. — Хотел забыть — не смог.

Он предложил ей снова жить вместе, и она согласилась.

Лешка похудел, выглядел больным и немножко пришибленным.

Оказалось, что на севере он работал недолго — попал в неприятную историю и несколько лет сидел в тюрьме. Ирония судьбы. Оказался в ненужное время в ненужном месте. Обычное дело. Шел мимо магазина в момент его  ограбления… Как в кино. Услышал крики: «Атас, смываемся!» — и побежал. Поймали. Что было дальше — тоже не новость. Доказать свою непричастность к этому делу так и не удалось. Били, разумеется. Больно били. Сначала резиновой дубинкой, а затем пластиковой бутылкой, наполненной водой. Вначале он реально не понимал, чего от него хотели. Рассказывал все, как было в действительности: детально описывал грабителей (а он видел их). И только после того как следователь достал газовый баллончик и направил струю ему в глаза, а затем набросил на лицо скомканную куртку и стал душить ею, как подушкой, сообразительность, долго дремавшая в организме, тут же обнаружилась. И когда тот, отпустив, спросил:

— Ну теперь понял? 

— Теперь понял.

Да, он так и сказал следователю. Он, и правда, понял, но не понял, как жить с этим дальше.  

Защитить его было некому, а защищать себя сам он не умел. Ну не дано ему было таких талантов. И в ходе судебного заседания он признался во всем, в чем его просили признаться, и даже раскаялся в содеянном.

Получив срок, он полностью отбыл его в колонии строгого режима. Конечно, это его подкосило. Особым здоровьем он с детства не отличался. А тут еще эта тюремная зараза — туберкулез, избежать которого, к сожалению, не удалось…