Пьета

ВОЙНА


Вот такое военное кладбище я видела в Риге. 
Когда-то. 
Не забуду — никогда.
Ровные, как линейки, ряды — уходящих словно бы за горизонт крошечных белых надгробий. Будто мёртвые солдаты, делегировав вместо себя эти кирпичики, составили новый строй.
«NEZINĀMS» — значит «НЕИЗВЕСТЕН». Обратите внимание на выпадающее слово. Нашли? Единственная фамилия. Да, ИВАNОВ. С этим жутким «N» — невольным, но баснословно выразительным символом отчуждения.
Сюрреализм? Постмодернизм? 
Просто кладбище.


NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS    ИВАNОВ   NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS NEZINĀMS

МОЛИТВА О СТАНЦИИ 


если этот пацан — только станция, 
где мой поезд даже не останавливается, 
ну, или останавливается и — дальше, дальше, какая разница 


если этот пацан — всего лишь станция, 
нет — 
пусть ещё мельче, ничтожней, пусть гаже: 
даже так — полустаночек, часть зачуханного пейзажа, 
а мне ведь не светит обратный билет


я молю: Господи,
пусть мой поезд, пусть весь этот клацающий состав, 
где я еду одна, 
ещё до рожденья одна, ещё до рожденья смертельно устав


пусть мой поезд сойдёт с рельсов на этой  станции, 
пусть взорвётся к чёрту на этой станции,  
пусть взовьётся в воздух именно с этой станции,  


только мой прах оставь, Господи, здесь навсегда —
с тем, кто вмиг забывает транзитные поезда.


ПОБЕДА


1
ей было тридцать, мне было двадцать
мы, за руки с нею взявшись, плясали,
мы не могли друг другом налюбоваться,
пели птицами флейты, звенели медали


…повсюду — 
цветы и люди, цветы и люди, цветы и люди,
барабаны будничность в клочья взрывают,
сверкают трубы — жерла райских орудий,
гроздьями, гроздьями с веток цветущих свисают
ленфильмовские операторы, и на этом фоне —
цветы и люди, цветы и люди, цветы и люди —
на крышах, оградах, в окнах, на каждом балконе


2
я помню своё тело (сроду не было бестелесней) —
я наградила себя с утра платьем красивым
а моё «я» растворяется в страшной той тишине, 
в нечеловеческой тишине,
пред упоительным взрывом 
каждой 
победной 
песни


и, за колонной блокадников, втихаря глотающих валидол,
утирая слёзы, едет медленно «Кинохроника»,
а за ней — «неотложка»
и рядом со мной ребёнок рубль ничейный нашёл,
и люди этому рады — кто громко, а кто немножко

 идут блокадники — словно в бреду, во сне 
(в том самом — невинном, сказочном, детском),
курсантики колесом выгибают груди
 а что видится мне? что видится мне? —
цветы и люди, цветы и люди, цветы и люди —
на майском, вздыбленном счастьем Невском


3
…теперь ей семьдесят — да, «оказалась длинной» —
и я понимаю, что были люди постарше
погребальный марш, а не калину-малину 
различали в слепом, не размышляющем марше


нынче, когда отчётливо проступили картины 
выползающего из мясорубки человечьего фарша, —
я, забившись в бесшумный отсек планетарного ада,
утратив правый путь во тьме долины, —
притворюсь, что шопеновского не различаю марша,
что не вижу, как победу смела, аннигилировала блокада


                    * * *    


первая в моей жизни тетрадь
напишу «мама» и снова — «мама»
я не умею что-то ещё писать
а мама моет — да, мылом, ту самую раму


вот страница уже не нова — не бела, не бела
занавес поднят, набрала обороты драма
я вырву страницу, как будто бы не начала!
лишь мысленно — «мама» и снова — «мама»