«Последнее изменение», рассказ

Он заставлял себя смотреть по сторонам. Воздвиженка пестрела безумным сочетанием красок, Андреевский спуск –  творчеством на любой вкус. Храм перед спуском сверкал нереальной белизной и старательно тянулся куполами к небу. Егор пересчитал главки – семь, а не пять. Проглотил подступивший к горлу страх. Всё нормально. Договорился же с подсознанием – на сегодня борьба отменяется. Наконец-то Егор постарается принять мир таким, какой он есть. Даже если он, сволочь, будет меняться каждую секунду!

    К концу спуска пришлось вооружиться солнцезащитными очками. Глаза начали слезиться – мир безбожно мигал, каждый раз являя обновлённую картинку. Дрожали лица людей, плыли краски. На середине спуска пошёл дождь, ближе к Подолу посыпался крупный град и сразу прекратился. С Егором заговаривали незнакомцы, хлопали по плечу, прощались до вечера. Время от времени он посматривал на руки –  крымский загар и шрам пятилетней давности оставались на месте. Пока...

Дану Егор не видел сутки. Хотелось бросить всё и вернуться. Пусть это будет другой Крым, пусть в Судаке высохнет море и провалится к чертям крепость – всё равно он найдет Дану, даже если теперь ей тридцать, у неё нет чёлки и глаза отливают ореховым блеском. Узнает по запаху, по улыбке, по взгляду.

Сердце пропустило удар, Егор, задохнувшись, споткнулся о булыжник мостовой. Почему-то вспомнил Ирину. Вытер со лба пот, поёжился. Происходило нечто странное. Люди задерживали на нём взгляд. Казалось, хотели передать что-то важное, но в последний момент не решались. Егор остановился,  прохожие тоже остановились. Весь Андреевский спуск замер в ожидании его следующего шага. Но… новый кадр, декорация изменилась – и на Егора пошла безмолвная толпа. Не ожидая ничего хорошего, он рванул наверх. Толпа – следом. Он отталкивал чужие руки, вырывался, позволил стащить с себя куртку. Над головой сверкали маковки Андреевской церкви, и он знал, что бежать надо было именно туда.

Еле одолев лестницу к террасе, он выполз на тёплый камень, облокотился о стену храма, как последнюю опору, дрожащими руками нащупал в кармане телефон. Долгие гудки зазвучали, как похоронный марш.

Зуммер оборвался – молчание, тихий всплеск.

– Дана, не молчи! Где ты находишься?

Он думал, что сорвался на крик, но услышал лишь свой хриплый шёпот.

– Не знаю, куда попала в этот раз. Всё слишком резко поменялось,  – голос Даны дрожал. – Я же всё про тебя поняла... нам нельзя порознь, милый...

   Егора бросило в холодный пот. В этот раз?! Значит, были и другие? Кретин, он должен был догадаться раньше! Она ведь говорила, что не хочет больше скитаться, и этот рюкзак – сума вечного странника. Как он мог не понять, не почувствовать!? Не прочитать сообщение, в конце концов! Он оставил Дану, а она перескочила в незнакомое пространство. Но пока они были вместе, мир не менялся!

Телефонная связь – последняя нить, протянутая между ними! –  понял Егор. 

– Дана, Дана! – заорал, испугавшись, что и мобильник сию минуту канет в небытиё. – Что ты видишь? Что вокруг?

– Ничего, – тихо сказала девушка, и после невыносимо долгой паузы прошептала: – Только море, и я – на кромке пирса... сейчас его захлестнёт волной...

– Гони воду прочь, представь, что она уходит! Ты сможешь! Я помогу! Дождись меня, слышишь!

Ответом ему было тихое, переходящее в шелест «да». Экран мобильника погас, связь исчезла. Егор собрался, настроился. Прокрутил перед глазами картинку: две вселенные – два пузыря – его собственная реальность и реальность Даны схлёстываются, находят друг на друга. Тихий, бесконечно низкий звук обнаженного пространства, и Егор почти физически ощутил, как прорывается незримая мембрана. Космический шорох закладывал уши, придавливая к земле. Кругом кричали люди – удивлённо и страшно.

Киев захлебнулся водой. Цветные домики Андреевского спуска один за другим скрывались под набегающей волной, как дети Гамельна, ведомые флейтой Крысолова.

***