«Семейные реликвии», рассказ

                  Лиля,  как ни в чем не бывало,  вернулась на  работу в  больницу. Полина по мере сил занялась домашним хозяйством, а отец неожиданно бросил пить и с головой  погрузился в творчество. Он рисовал неплохие   копии  с полотен известных художников, вроде  «Лунная ночь. Дарьяльское ущелье»  Куинджи или «Большая вода» Левитана. Румыны охотно меняли его картины  на мясные консервы из солдатских пайков и ворованный на немецких складах керосин. 

                 Тот холодный октябрьский день 41-го года Лиля запомнила на  всю оставшуюся  жизнь.  Оккупанты  гнали  по городу длинную  колонну  серых от страха полуодетых людей.  Женщины,  старики,  дети  шли  молча.  Тишину нарушало только зловещее шарканье тысяч ног да бряцание оружия румынских конвоиров, которые сопровождали  колонну.  Жители домов, мимо которых  текла эта немая  человеческая река, с  ужасом  смотрели на  нескончаемый поток  обреченных на смерть людей.  Это евреев  вели за город, где их  расстреливали и сбрасывали в  противотанковые рвы, вырытые в середине лета во время обороны города. Многих загоняли в сараи, обливали керосином и сжигали заживо. …

                   Вместе с двумя соседками Лиля стояла на обочине, не в силах повернуться и уйти.  Вдруг в этой скорбной людской толпе она заметила молодую рыжеволосую  женщину с  девочкой лет семи.  На лице несчастной матери  было такое дикое отчаяние, что Лиля содрогнулась от жалости и собственного бессилия. Внезапно идущий впереди старик споткнулся и  упал.  Движение колонны приостановилось. К  старику  тут же подскочили конвоиры. Солдаты начали избивать беднягу прикладами винтовок, заставляя  подняться.

               …Все произошло в считанные мгновения. Рыжеволосая женщина  с  силой толкнула девочку прямо  Лиле в руки, и  не оглядываясь,  быстро пошла вперед. Лиля инстинктивно прижала дрожащего ребенка к себе, ловко закрыв краем  широкой  шали.  А  обе соседки, не сговариваясь,  сделали шаг вперед, загородив  собой  Лилю и малышку. С величайшей предосторожностью Лиля привела  ребенка домой. Вместе с Полей они решили  сначала выкупать девочку и переодеть в чистое, ведь на ней были жалкие обноски.   Румыны  отбирали у  обреченных на смерть все, включая одежду.  И тут женщин ждал сюрприз. На шее у ребенка на прочном шнурке  висел маленький кожаный мешочек. Лиля высыпала его содержимое на стол – несколько массивных золотых колец,  тяжелую витую цепочку от часов, три золотых царских монеты и шестиконечную звезду Давида, украшенную  россыпью мелких бриллиантов. «Несчастная мать заплатила тебе, чтобы ты спасла ее дитя», – тихо сказала тетя Поля,  и обе женщины расплакались. 

             Всем, кто осмелился  прятать евреев, грозил расстрел.  К чести соседей, на Лилю  не донес никто, хотя  в городе было предостаточно  негодяев, которые регулярно  «стучали»  в румынскую сигуранцу. Ради возможности занять чужую комнату, поживиться чужим имуществом или отомстить за старую обиду. Спасенная  девочка  осталась в семье Лили. Для всех  она была  дочерью  ее погибшей при бомбежке двоюродной сестры из Аккермана, о чем имелась искусно изготовленная в подпольной типографии справка. Все звали девочку Рита, хотя настоящее имя ее было Рахель.

«Запомни, детка, – твердила Лиля, – тебя зовут Ри-и-та!.. А я твоя тётя Лиля…» 

                Как выжить в оккупированном городе – это тема для отдельного рассказа.  Работая в больнице, Лиля  доставала продукты,  медикаменты, гражданскую одежду и  передавала  подпольщикам, прятала в глубине двора партизанского связного  и помогала известному в городе хирургу оперировать раненных  советских солдат, которых прятали в катакомбах.