«Такая длинная зимняя ночь…», роман

Разговорам не было конца. Откровенным разговорам. Ничего не стеснялись – рассказывали такие подробности… Я только диву давалась. Или это радость материнства так раскрывает все закоулки души?

Одна молчала. К ней никто не приходил – только родители. Лежала, отвернувшись к стене, мало говорила. Мы поняли: безмужняя. Она сказала, что разведена, но я не поверила. Кто же это рожает в разводе? Значит, не от мужа. Словом, точная картина матушкиных прогнозов. Вот так бы и я лежала лицом к стене, уступи Антону в молодости! А так муж каждый день под окна приходит, лакомства приносит, ждет, проявляя радость…

Я хотела показать ему доченьку в окно – он как раз пришел к концу кормления, но ее уже унесли. Детки лежали на большой каталке в коридоре, а сестра выносила из палат по двое. Я вышла, остановилась перед лежащими – сонными, сытыми, чмокающими – и попыталась найти свою. Только что из рук взяли. Так уже рассматривала личико, казалось, навсегда запомнила! Решила не смотреть на бирку – к поясу у каждого ребенка привязан кусочек клеенки с фамилией.

Смотрю, нахожу… Вот она – с тонкими бровками, темными глазками… Уже протянула руки. Ан нет! Не узнала! Это мальчик той, Ирины, что без мужа. Моя куколка лежала чуть дальше.

Я схватила ее на руки и изумилась, как дети похожи! Хотя новорожденные все на одно лицо…

А в палате дебаты! Завелись бабы. Каждая выворачивается наизнанку, если тема заинтересует. Мужиков обсуждают. Я подошла  к окну, бросила Юре записку. Он улыбнулся, помахал мне, пошел домой… Хорошо, что сквозь стекло не слышно. Ему такое слушать не полагается.

– Это ты правильно говоришь, – раскраснелась Зина, даже приподнялась на кровати. – Должен ценить. Женщина распоряжается. И в постели – тоже. А то им только дай!

– Пусть шубу купит, тогда! – расхохоталась полненькая Лиза.

– Или денег даст, – подхватила худющая Ленка.

Разведенка встала, взяла полотенце. «Умываться пойдет», –  подумала я.

– Проститутки так поступают, – усмехнулась она и вышла.

Все обомлели. Тишина повисла на минуту.

– Ты смотри, сучка! Нагуляла сама, а порядочным женщинам тычет…

Ирина вернулась, повесила полотенце на спинку кровати. Волосы у нее были влажными.

– Значит, надо даром? – завелась Зинка. – Вы так считаете?

– Надо по любви, – усмехнулась Ирина.

– А если несчастная любовь? – хмыкнул кто-то.

– Если любовь – какая ж она несчастная? Когда любишь – это счастье.

– Ну да… А он не любит, – ехидно пропела Лена.

– А это не важно, – обернулась к ней всем корпусом Ирина. – Важно только твое чувство. А иначе как можно с тем, кого не любишь?

– Ага…  то того любишь, то этого… – хихикнули у окна.

– Это так редко встречается – любовь… Чтоб мужчина был тот самый! Может, ни разу за всю жизнь не встретится. И приходится выходить замуж – чтоб выйти… И отдаваться за шубу… Или чтоб картошки привез… – в тон  ответила Ирина.

– Не в пример лучше рожать байстрючат… – пропела Зинка, сверля Ирину ненавидящим взглядом.

Та снова встала, склонилась над тумбочкой. Переставила флакончики с лекарствами, взяла чашку и вышла.

– Хорошо ты ее… – засмеялись в палате.

– Ты глянь, стерва какая… еще учить будет!

Я давно хотела выйти, но баталия так заинтересовала…

В туалете в кабинках не было задвижек. Говорили, с тех пор, как там повесилась молодая женщина. Я дернула дверь кабинки. Обычно ее придерживают. Эта – поддалась. Там стояла Ирина, привалившись к стене, закрыв лицо руками. «Плачет», – догадалась я. И поделом.