«Выезд с оборудованием», повесть

Скрепя сердце, Борис перестал требовать от Юльки увольнения с работы. Потому что вместе с отменой тунеядства исчезли и вакансии. Нехватка среднего медперсонала улетучилась сама собой. В университете вводилось платное обучение. А благодарность пациентов все чаще выражалась в натуральном эквиваленте. Джульетта привозила домой то полкило базарной брынзы, то новый веник, то эмалированную кастрюльку с цветочком, то банку с нездешними сосисками из гуманитарки.

Иногда, если оставаться дома на ночь становилось невмоготу и тревога за Юлькину безопасность зашкаливала, Борис напрашивался поездить с ней на «скорой». Часто оказывался очень даже кстати. В качестве автослесаря-умельца, охранника или санитара-носильщика. Это давало передышку, но тем неспокойнее было снова отпускать ее одну, когда требовалось его круглосуточное присутствие на службе. Чтобы снизить градус животного страха ее потерять, Борис принес Джульетте газовый баллончик на крайний случай.

– Вот эту дырочку направишь на хулигана, прямо в морду. Вот сюда, на пимпочку, нажмешь сильно и резко. Как пшикнет – ноги в руки, и беги. Поняла?

Баллончик был яркий, черно-красный, и очень Юльке понравился.

– Теперь только пистолетиком осталось обзавестись, – шутила она. – Он тоже поразит всех своей строгой элегантностью.

***

Убийство Раджива Ганди впечатлило Джульетту гораздо сильнее, чем некогда смерть его матери Индиры. Его убили взрывом из корзины цветов. Вместе с ним погиб убийца, преднамеренно погиб, а не случайно. Поди – пойми.

Также она приняла близко к сердцу новости о распрях между республиками Югославии и об операции американской армии «Буря в пустыне» по освобождению Кувейта от Ирака. А вот роспуск СЭВ и Варшавского договора, следствие бархатных и небархатных революций в бывшем соцлагере с потерей центрального управления материальными и финансовыми потоками, обошли ее внимание стороной. Да и Борис дома не слишком распространялся на эти темы, щадил нервы женщин, считал, что некоторая толика неведения только на пользу. И оказался прав.

Ближе к концу лета их до смерти напугала убийственная невозмутимость «Лебединого озера» по всем телепрограммам. Потом они увидели на экране танки в Москве и услышали такое странное и страшное – ГКЧП. Политика реформ зашла в тупик… Реакционный переворот… Горбачев заперт на своей даче в Форосе… Все ждали апокалипсиса, но не дождались. Постепенно проголодались и вернулись от бабая-телевизора к требовательным полупустым холодильникам.

Борис твердил, что скоро опять начнут менять деньги и, наверное, паспорта. Но до зимы все было неизменно. Это вселяло надежду.

Тем временем глухое и прочное запустение в магазинах ранило душу Джульетты, но отнюдь не так, как зыбучее запустение в театрах. Борис уговаривал ее потерпеть, и она согласилась.

***

В ноябре заговорили о референдуме в Украине. Борис был по-прежнему убежден, что последней в мире империи – кранты. Джульетта ему всецело доверяла в этом вопросе. Когда она думала, что скоро станет жить в новой, независимой стране, ей становилось весело, словно теперь ей разрешалось верить в грядущее благополучие.

Раненный ножом в шею браток с хмурым бритым затылком оказался в «скорой» после легкой уличной потасовки. Рана была не слишком опасной. Джульетта наложила повязку и, глядя в голубые бешеные глаза, спросила:

– Ты случайно не из Беляевки? Лицо знакомое.

– Оттудава, сестричка. Лучше бы дома оставался… А ты кто?..

– У меня папа родом из Беляевки. Ты на Гоголя жил, я тебя помню. Витя, кажется.

– Ох, какие подружки повырастали! Как звать?

– Юля. Отсюда Джулия или Джульетта – для домашних. – Юлька улыбнулась.

– Квадрат, – официально представился потерпевший, влезая в «рафик».

– Почему?

– Патамуша рожа квадратная, – заржал он.

– Потише, кровить опять начнет, – предостерегла Джульетта. – Ты как на референдуме проголосуешь? – поинтересовалась она, когда тронулись.

– А на кой мне?

– Ну как же, будет Украина суверенной, со всех сторон лучше.

– Шо? – не понял Квадрат.

– Ты сидел?

– Сидел. Два раза. Один по малолетке…

– Во-от. А где сидел?

– В Магадане и…

– Далеко. А теперь дальше Луганска не сошлют.

– Ты даешь… – удивился он. – Мамке ближе ездить будет…

Дора Моисеевна уверила Юльку с Борисом, что на референдуме непременно отдаст свой голос за независимость Украины.

– Как, дети, хочите, так и проголосую. Вам жить, – сказала она.