«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

И по сей день смотрим мы и пересматриваем старый со-ветский фильм «Белое солнце пустыни». Уверенный в себе бо-ец Сухов, неподкупный таможенник Верещагин и полюбившийся ему Петруха – наши люди. А Чёрный Абдулла, он кто? Он тоже наш человек. Прочно засел в памяти короткий его монолог.
«Мой отец перед смертью сказал: "Я хочу, чтобы тебе Бог послал дорогой халат и красивую сбрую для коня". Я долго ждал, а потом Бог сказал: "Садись на коня и возьми сам что хо-чешь"».
Что тут добавишь? «Халат и сбруя» оказались так доступны, а нравственный порог так низок. Непростительно низок.

Трудно переносящий большое и шумное общество Капи-тонов, тем не менее, даже с незнакомыми людьми сходился легко. Как-то в придорожном кафе разговорился с парнем. Ко-жаная куртка, спортивный костюм «Adidas», оставленная у вхо-да красная «девятка» – угадать род занятий не так и трудно. И ко всему – хорошее чистое лицо, открытый взгляд, веснушки.
– …И короче, братан, помню, еду я с соревнований, на электричке. Смотрю в окно и аж плакать хочется, так себя жал-ко, – закуривая сигарету «Marlboro», рассказывал собеседник Вадика. – Морда вся побита, болит, а в кармане – чирик. Всё, что заплатили за выступление. Куда дальше? А тут ребята подкатили: поехали, мол, с нами, полторы штуки баксов в месяц – как с куста. Подумал я, подумал, ну и поехал с ними играть «в трубу».
– А это ещё что? – заинтересованно спросил близкий к за-конопослушанию Капитонов.
– Игра такая… Ты бери, кури, не стесняйся. Короче, выво-зишь лоха в посадку, зарываешь в землю, а на голову трубу надеваешь. И спрашиваешь через трубу: закинешь долю, нет?.. – Парень затянулся, сделал паузу, продолжил задумчиво: – Соглашаются обычно…
– А если нет? Не соглашаются если?
– Тогда совсем просто. Трубу вытащил, землю ногами за-грёб, затрамбовал…
С улицы донёсся визг тормозов. Вбежали двое.
– Хорош булки мять, Шершавый! Шеф вызывает.
– Пока, братела! – быстро поднявшись, кивнул Вадику па-рень. – На работу вызывают. Удачи!
«И вот есть же что рассказать человеку на Страшном Су-де», – не без зависти подумал Капитонов.
«Не мы такие, жизнь такая», – говаривали бандиты девя-ностых, прекрасно, видимо, осознавая пагубную непривлека-тельность выбранного пути. Говаривали, вторя по сути Николаю Васильевичу Гоголю, оправдывающему экстремистские выходки своего героя, Тараса Бульбы. «Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века …»

– …Ну? – Дубинский легонько толкнул Капитонова локтем в бок. – Хочешь ты стать богатым человеком?
Вадик повёл глазами, обнаружив себя в станционном бу-фете.
– Хотя многих людей к стяжательству подталкивает вовсе не жадность, – дымя очередной сигаретой, продолжал рассуж-дать Бахров, – не любовь к денежным знакам как таковым. Вот, скажем, Бунин. Всю свою нобелевскую премию раздал в Пари-же друзьям и знакомым. Движущим посылом для него являлся факт его признания, а не деньги. Я понятно излагаю?
– А я себе джинсы купил. Летние, за сто двадцать рэ, – ответил невпопад Капитонов. – Настоящий «Rifle», итальянский. И что интересно – в овощном магазине. Всю жизнь туда бегал за капустой, за морковкой. Матушка ещё гоняла. А теперь он – коммерческий. Теперь там джинсы продаются.
– Как в сельпо, – кивнул Бахров. – Мыло, хлеб, говно и гвозди.
– Так то-то и оно! – обрадовался Капитонов. – Капуста с морковкой там тоже продаются…

В Успенск?