«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

– Разберёмся… – Бахрову, казалось, вовсе не хотелось менять тему разговора. – С деньгами только веселей дело пой-дёт. И вообще, разве вам никогда не хотелось стать богатыми людьми?
Дубинский посмотрел на Капитонова, Капитонов – на Ду-бинского…

Действительно, перспектива сделаться богатым никогда не открывалась ни перед одним, ни перед другим, а значит, и помышлять о подобной метаморфозе не имело смысла. Тому не способствовало полученное воспитание. Общество и школа пропагандировали бескорыстные поступки. «На общественных началах», – так долгие годы именовался бесплатный труд. Ро-дители внушали: красть нехорошо – и поступали, в общем-то, правильно. Они и сами-то не воровали, родители. Уже по той хотя бы причине, что работали на предприятиях, где в качестве предмета кражи ничего путного под руку не попадалось. В таких семьях идеалом достатка считалась хорошая зарплата, а повышение её на десять-двадцать рублей расценивалось как удачный скачок вверх по карьерной лестнице.
К тому же, считалось, что богатый человек подвержен всем грехам смертным, безнравственен, аморален и живёт, ежечасно предаваясь безделью и разврату. Во всяком случае, тому же Капитонову понадобился ещё не один год, чтобы по-знакомиться с небедными людьми и понять: большие деньги всего-навсего раскрепощают и дают возможность выплеснуть напоказ всё то, низкое и гадкое, что скрытно живёт в человеке, прозябающем в нищете. И выходит, что вовсе не обязательно давать человеку власть для того, чтобы лучше узнать его – вполне достаточно дать ему денег. Достаточно, оно-то доста-точно, только кто ж ему даст? Чтобы дать кому-нибудь денег, их нужно, по меньшей мере, иметь. И вообще, не по-христиански как-то получается: искушать человека.
Конечно, в Советском Союзе все знали о существовании подпольных миллионеров – не из пальца же высосали Ильф и Петров сюжет своего великого романа. Но, во-первых, эти тол-стосумы в повседневной жизни не встречались, богатства не выказывали; во-вторых, за ними небезуспешно охотились отде-лы БХСС, и оказаться на лесоповале, лелея воспоминания о закопанной кубышке, представлялось не самой радужной пер-спективой.

Грянула «перестройка», и Горбачёв объявил крестовый поход на нетрудовые доходы, огульно причислив к оным част-ный извоз, репетиторство и самогоноварение. А ещё (расспро-сить бы у бывшего генсека, пока жив, о чём это он?) – кормле-ние скота хлебом. Меры вводились драконовские и осмыслению с точки зрения здравого смысла не поддающиеся. Велика сила устоявшихся традиций.
Кампания, к счастью, продлилась недолго, и уже в ноябре 1986 года в СССР принимают закон «Об индивидуальной тру-довой деятельности», что вполне можно считать первым шагом к рыночной экономике. Вот тут-то всё и началось…
В государстве рушилось производство, закрывались научно-исследовательские институты и выгребались торгово-закупочные базы. Широкие трудовые массы попадали под со-кращение, теряли работу и оставались без средств к элемен-тарному существованию.
Эдит рассказала Капитонову о своей подружке, Ларке Гольцман, работавшей в престижном НИИ и попавшей под со-кращение. Чтобы не оказаться на улице, она, девушка с высшим образованием, сменила работу в отделе и осталась в своём институте уже в качестве уборщицы. Объяснение с родителями проходило с применением нашатырного спирта. Ещё бы – дочь моет лестничные клетки и заплёванные уборные! И это – в интеллигентной еврейской семье! Что скажут люди! У нас дочка что – поломойка? Позор! И не стыдно?!
«Не стыдно, – спокойно ответила Ларка. – Сидеть без де-нег – вот что стыдно».
Правильное решение приняла Лара Гольцман. Жаль, осу-ществляла его недолго. Не прошло и трёх месяцев, как не осталось в институте ни научных сотрудников, ни уборщиц. По той причине, что не стало и самого учреждения – канул в небытиё ввиду полной своей ненадобности.
Но речь наша о другом. Народ в срочном порядке искал новое применение своим навыкам и силам. Вчерашние инжене-ры, учителя и врачи пополняли нестройные ряды шабашников, челноков и бандитов. И вот тут-то государство и подкинуло своему народу идею создания кооперативов, благословив соответствующим указом и не забыв при этом перечислить виды допустимой деятельности.
Кооперативы кинулись открывать все. День ото дня становилось их всё больше – словно тех фонарей по пути к центру города. Удалось, удалось-таки правительству убедить народ в открывшихся возможностях.
Ещё бы! Михаил Горбачёв – может, сам додумался, а мо-жет, Гайдар с Чубайсом надоумили – предоставил всем же-лающим неслыханную прежде возможность превращать безна-личные деньги в самые обычные, в руках ощутимые и в кармане звенящие. Ну, что тут сказать? Ну, тут уж каждый…
И стыдливо поблекли в сумерках истории золотые лихо-радки Айдахо и Калифорнии. А у нас начиналась великая и жут-коватая эпоха зарождения, взросления и воцарения отечест-венного бизнеса. Эпоха, породившая огромные состояния, соз-давшая гигантские концерны и холдинги, украсившая наши го-родские кладбища рядами мраморных надгробий с изображе-ниями, в полный рост, крепко сбитых парней.