Эссе

                                                    СОН

Непонятные события начали происходить в жизни Женщины.  Ей каждую ночь настойчиво снится сон. Любимый сад ее отца вырублен. Она бродит по голому в пеньках пространству бывшего сада, спотыкается об обрубленные и разбросанные ветки, и представляет себе, как расстроится отец. Она ощущает себя попеременно то девочкой-подростком, то взрослой Женщиной.

Ничего страшного в этом сне нет. Ей досадно, и только. Но тогда почему он так мучительно отражается на ее эмоциональном состоянии? Каждое утро после такого сна  Женщина просыпается абсолютно разбитой и неотдохнувшей. Сон ее не освежает, а наоборот, утомляет. Голова начинает болеть, как только она открывает глаза, ничего не хочется делать, и на кухне полнится чаша с грязной посудой. Раньше бы она сгорела со стыда, если бы у нее дома увидели хоть одну пылинку, а теперь ей все равно.

В поликлинике старая врач с вылинявшими глазами за стеклами очков внимательно осмотрела Женщину, затем промерила давление и выписала настойку валерьянки.

«И все?» – подумала Женщина и равнодушно взяла рецепт.

Дома все продолжалось. Сон – вырубленные деревья. Сон – прогулки между пеньками. Сон – жалость к отцу.

Силы ее убывали. Женщина стала худеть, самая старая ее юбка на ней болталась, так что приходилось скалывать ее булавками. На еду она старалась не смотреть, ее тошнило. Все было в тягость. Даже сама жизнь. Мысли абсолютно забыли ее голову, − там была «торричеллиева пустота».

На работе  в руки случайно попала кем-то забытая зачитанная брошюра: «Сон – это дорога в бессознательное». Женщина внимательно ее изучила. И стала думать. Стала  вспоминать. Она вспомнила сад, в котором прошло ее детство. Сад, где она пробовала первую клубнику, где пекла с отцом картошку на костре и старательно копала большой лопатой грядку под цветы. Вспомнила старую танцевальную площадку  с деревянной эстрадой-раковиной для оркестра, которую было видно через забор, густо заросший дикой маслиной. Она любила гонять по эстраде на велосипеде с оранжевыми толстыми шинами и принюхиваться к запаху прелых листьев, мокнущих на старых деревянных досках  эстрадного пола. Так хорошо там было проводить время, так ласково светило солнце, так неторопливо работал отец. Было спокойно и надежно.

Тогда ей не было жалко уходящего мига, минуты, дня. Казалось, что вся жизнь впереди, и столько всего еще будет. Тогда ей казалось, что мир ждет, когда она вырастет, а как только это произойдет − примет ее радостно в свои объятья. 

Однажды отец пришел домой со страшным лицом и сказал, что сад будут сносить. Это нужно для строительства новых домов и им выплатят деньги как компенсацию за деревья, кусты, домик. «Это было бы неплохо»,                            − говорил он, а лицо все оставалось таким же. Тогда ей было уже четырнадцать, вовсю играла подростковая, зашкаливающая гормонами кровь, пылали первые страсти, поэтому она запомнила лишь лицо отца и свою счастливую поездку в Москву. Поездку не проездом, к бабушке, а полноценную, как ей тогда  казалось, с походами по магазинам, стоянием в очередях за дефицитными сапогами, обедами в хороших кафе и созерцанием афиш перед театрами, куда все равно попасть было нельзя. Все это делалось за деньги с уничтоженного под строительство сада.

Теперь она поняла, что предала сад. И свое детство. И себя саму.

Катастрофа.

  …Она шла куда-то, не обращая внимания на прохожих. Снег грязными комьями вылетал из-под ног. Вдруг она очнулась и увидела, что зашла в незнакомое место. Рядом сверкали купола небольшой церкви и выделялись свежей штукатуркой невысокие постройки за забором.

− Что это? – спросила она у проходившего мимо человека.

− Монастырь, – сказал он. А затем зачем-то добавил: − Женский.

− Я не знала, что у нас есть монастырь, − удивилась она.

− А его недавно восстановили, здесь был интернат для дебилов, − ответил прохожий и пошел дальше.

      Женщина смотрела на небольшие купола церкви и щурилась от вдруг показавшегося солнца. Теперь она знала, где проведет остаток жизни, и что сон больше не придет.

Ноябрь 2006