«Два цвета радуги», рассказ

С пронзительным скрипом автобус тормозит у светофора. Водитель играет не на моей стороне: двигаясь с такой скоростью, мы окажемся у больницы буквально через пять минут. В голову сидящей рядом женщины, по-видимому, приходит та же мысль, и она вскользь замечает, что невозможно делиться сокровенным впопыхах. А поскольку плакать она давно разучилась, хороших вариантов просто не остается.

Ее ирония – признак мужества. Настоящего, не показного. Смог бы я держаться с таким же достоинством, попав в беду? Отвечаю, что хорошие варианты существуют всегда, но чтобы их разглядеть, двух глаз недостаточно, четыре лучше. И даже если она не собирается со мной ничем делиться, плакать в моем обществе обязательно научится. Фирма дает гарантию.

Маленькая победа: она улыбнулась, правда, только уголками губ. В глухой стене, отгораживающей нас друг от друга, пробивается первая трещина. Чтобы расширить ее, требуется время, которого, в общем-то, нет. Очередной скрежет тормозов. Остановка. Следующая – больница. Что можно успеть за оставшиеся несколько минут?! К счастью, водитель не спешит отъезжать. В салон заходит парень лет двадцати с коробкой из оргстекла, наполовину заполненной мятыми купюрами. К передней стенке прикреплен плакат с фотографией девочки лет пяти. Парень представляется волонтером. Заученно объявляет, что у ребенка редкое заболевание крови, необходимо дорогостоящее лечение. Не могу оторвать взгляд от плаката: глаза девочки полны звездного блеска, улыбка завораживает. Какими красивыми бывают дети! Парень подбирается ближе,  и я замечаю, что соседнее место пустует. Когда, черт побери, она успела выйти?!

Неосознанная сила выталкивает меня из автобуса, и он тотчас трогается, будто только этого и дожидался. Женщина никуда не ушла – застыла на скамейке в углу, уткнувшись носом в стекло, огораживающее пространство остановки. Ее лицо мертвенно-бледно, глаза пусты, в них нет жизни. Похоже на приступ, но я не врач, за диагноз не ручаюсь. Понимаю только, что ей плохо, а до больницы мы так и не добрались. Спрашиваю, могу ли помочь, но она лишь отрицательно машет головой. Тогда я бережно высвобождаю сумочку из ее ледяных пальцев. Что-то же там должно быть на такой случай! Ищу ингалятор или капли, но ничего не нахожу. Опрометью бросаюсь к близлежащему киоску и возвращаюсь с бутылкой минеральной воды.

– Сейчас отведу вас в больницу. Это рядом, – пытаюсь ее ободрить.

Она силится что-то сказать, и не может. Пытается выпить воды, но проливает. Наконец ей удается сделать глоток и произнести решительное «нет». Стоит ли обращать внимание на отказ в таких обстоятельствах? Предупреждаю, что не успокоюсь, пока не передам ее в руки врачей. Они помогут!

– Никто мне уже не поможет, – вымученно произносит она, тщательно артикулируя каждый звук.

Непохоже, чтобы ей стало лучше. Как нелепо порой складывается жизнь: встречаешь наконец женщину, которая тебе по-настоящему нравится, а радости никакой. Но сдаваться без борьбы не в моих правилах, поэтому упрямо повторяю, что должен отвести ее в больницу.

– Зачем? – безучастно спрашивает она. – Я совершенно здорова.

– Разве вы не в больницу ехали? – интересуюсь недоверчиво.

Сомневаться в ее искренности нет оснований, хотя в моем понимании здоровые люди выглядят иначе. Но она ехала в больницу навестить подругу, по крайней мере так мне ответила. Вот только сама при этом выглядела не краше смерти. Увы, по-прежнему не могу понять, в чем подвох! Не потому ли, что голова моя так же пуста, как тысячи километров пространства, отделяющего ее от восходящей над нами луны? В этом пространстве невозможно ни дышать, ни слышать, ни оставаться самим собой, а единственным твоим ощущением остается ощущение одиночества.

Неожиданно включается уличный светильник, и подступающие сумерки рассеиваются в ртутных лучах. Они так колюче-холодны, что кажется, будто попадаешь внутрь радуги, гамма цветов которой ограничена иссиня-черным и фиолетово-белым. Основные цвета вселенной, на женщине они выглядят как покрывало из звезд, часть которых отблескивает в ее глазах. Этот блеск настолько обостряет восприятие, что я наконец замечаю то, на что иначе не обратил бы внимания. Сходство матери и дочери очевидно, оно позволяет угадать правду, но знание причины не может примирить со следствием. Через сколько лишений и страданий прошла эта женщина? Впервые замечаю потертости на элегантном пальто, сбитые носы сапог. Борьба за жизнь ребенка исчерпала все ее ресурсы – духовные и материальные. А муж, похоже, уже сошел с дистанции.

– Она очень красива, ваша дочь! – произношу ободряюще.