субота
«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман
Когда Семен сказал ему однажды: «Сынок, ты мне еще будешь благодарен по гроб жизни за все хорошее, что я тебе сделаю», — Ваня вдруг почувствовал, будто придавили его, будто он уже сейчас должен быть благодарен отчиму за неизвестную ему жизненную перспективу. Не то чтобы он не желал быть благодарным, просто не хотелось быть обезьяной в клетке, лишаться свободы за непредъявленные дивиденды. И в этом он оказался прав. Прям дар предвидения какой-то. Через год Семен Иваныча посадили, а к ним в дом пришла благодать — награда нашла героя-артиллериста. Отцу посмертно был вручен орден Великой Отечественной войны II степени. Ваня часто потом напоминал матери о спасении, мол, если б не он, опозорена была бы память отца-героя.
Вообще-то он злился на мать совсем за другое, а именно за те гены, что ему достались, — ее гены страха, а не отцовское бесстрашие.
Окончив семилетку, он поступил в горный техникум, но после его окончания в шахту так и не спустился. Страшно было. А может, просто повезло. Зная его способности к пению и танцам, Ваню пригласили заведовать массовым отделом во Дворец культуры. Так он впервые начал руководить. Как назло, его окружало много талантливых и бесстрашных людей. Иногда он не понимал, почему им так легко все дается…
Здесь же он встретил и свою большую любовь, случайно, в бухгалтерии. И потерял голову. Потом, правда, нашел — только из нее выпало все накопленное, причем из обоих полушарий сразу. Но вскоре все пустоты были заполнены — череп трещал, голова, казалось, стала на размер больше. Любовь въехала в нее, как в новую квартиру, и обставила все на свой лад. Перечить не имело смысла, тем более что и сам смысл был утерян, как паспорт. Ваня понял, что заболел. И, вероятно, не излечился бы никогда, если бы однажды не упал в оркестровую яму и не сломал ногу. Танцы сразу ушли на второй план, но ритм в голове не утихал — искал выход. И трансформация осуществилась. Ваня обнаружил в себе новое дарование. Стихи выскакивали из головы по две, а то и по три штуки в день. И все такие ладненькие, как щечки его возлюбленной, гладенькие, как полированный стол в его кабинете, все без сучка и задоринки. Ну как тут не запеть от радости? Конечно, не серенаду под окном любимой. На такое он никогда бы не решился. Боялся, что засмеют друзья-товарищи. Но сборник песен вскоре отнес на рецензию одному известному в городе литератору. Рецензия была хвалебной. Несколько стихотворений сразу же напечатали в местной газете. Это была настоящая слава. Газету в то время выписывали почти все жители города. Один раз Ваню даже пригласили на телевидение. Так что женился Иван Васильевич уже известным в городе человеком. Страсть к тому времени поутихла, а логика вернулась. И, как честный человек, не жениться он не мог.
Проанализировав события двух последних лет, он понял, что без его Валюхи таких успехов он не достиг бы никогда. Так что свадьба пела и плясала на всю округу. Через Валентину он познакомился с парторгом шахты и другими не менее важными руководителями и перевелся на профсоюзную работу, тут же получив направление на учебу в высшую профсоюзную школу.
Так он шагал. Вроде бы широко шагал, но скорость других шагающих по карьерным лестницам была повыше Ваниной, а это било по его самолюбию. Он даже начинал комплексовать. Вероятно, из-за этих самых комплексов и развились в нем два нехороших качества — мстительность и зависть. Но это было не смертельно, потому что мстительность была тихая, а зависть тайная. Он никогда не смог бы прослыть злым гением, потому что генетически ему в нагрузку была передана лень по бабкиной линии. Посему завидовал он редко, а мстил без энтузиазма. Один раз он не передал нужную информацию своему коллеге, и тот не смог поехать в престижную командировку за рубеж, куда сам Иван Васильевич благополучно поехал. И еще. Когда нужно было поставить подпись в защиту своего друга, выступившего открыто против советской власти и упрятанного в психушку, он этого не сделал. Но мы попробуем оправдать его. Ведь все, что с ним происходило хорошего, было от силы, а плохого — от слабости. Разве можно обвинить человека в его слабости? Ведь все эти проявления человеческие — часть замысла Божьего. В чем же тогда вина его, если он всеми ничтожными силами своими желает зацепиться, самосохраниться в этом качающемся мире и не упасть в бездну.
У других — другая программа. Они ничего не боятся, даже смерти. Они порой подсознательно идут ей навстречу. А Иван Васильевич, извините, боялся. Может, от незнания ее последствий. Те, другие, с противоположной программой, обладают тайными знаниями, они точно знают, что̀ там, за смертью, и потому не боятся. А он не знал. Знание, выходящее за некие пределы, ему не давалось, а знание своего места в пределах отведенной ему жизни он усвоил еще с молодости.
Когда в городе решили открыть клуб любителей искусства, первым, кого туда позвали, был, конечно, Иван Васильевич. Стоял у истоков, как принято говорить. Были эти истоки чистыми или с примесями отравляющих веществ, уточнять не будем. Клуб был нужен. Всё, что есть в этом мире, всё нужно. Это аксиома.