«Последнее изменение», рассказ

Я просыпаюсь в холодном поту,

Я просыпаюсь в кошмарном бреду,

Как будто дом наш залило водой

И что в живых остались только мы с тобой.

И что над нами - километры воды,

И что над нами бьют хвостами киты,

И кислорода не хватит на двоих.

Я лежу в темноте,

Слушая наше дыхание...

Nautilus Pompilius, «Дыхание»

Киев захлебнулся водой. Цветные домики Андреевского спуска один за другим скрывались под набегающей волной, как дети Гамельна, ведомые флейтой Крысолова. Ни Левого берега, ни Днепра, ни раскинувшегося на крутом Правом берегу Подола  – до горизонта сверкала бесконечная морская гладь.

Егор вцепился в кованую решётку террасы Андреевской церкви. Ветер донёс вкус соли, вода с тихим плеском ударилась о подклеть храма. Вот-вот послышатся крики чаек, и Егор снова окажется на пляже Судака. Он сбросил кроссовки, взобрался на решётку. Вдохнул полной грудью морской воздух. Дана будет с ним! В этом море, запахе влажного воздуха, порывах южного ветра.

Егор оттолкнулся и прыгнул в подступившую волну.

***

Сентябрь в Крыму необыкновенно солнечный и ласковый. Что может быть приятнее, чем лежать на судакском пляже и глазеть на жирных бакланов, омытую морем разноцветную гальку яшмы и стройные ноги отдыхающих девушек! Это если торчать на Подоле в кабинете с окнами на серый двор-колодец и со скучающим сердцем выслушивать жалобы клиентов на депрессию, солнце покажется драгоценным подарком. Переживая осень в Киеве, теряешь веру в яркий свет.

 Шёл пятый день отпуска, столичная хватка только-только начала отпускать Егора. Из зеркала на него смотрел уже не осунувшийся мужчина с заросшими щетиной щеками и диковатым взглядом, а поджарый скуластый брюнет со здоровым блеском в глазах. Для  тридцати пяти лет совсем неплохо!

Проснуться и увидеть из окна гостиницы зубчатые башни Генуэзской крепости.  Пробежаться по набережной от мыса до мыса. Покрутить асаны на пляже. В счастливом расслаблении упасть в море и плыть, пока не надоест. Долго греться на солнце. Есть только что выловленную и приготовленную специально для него пупырчатую камбалу. Бродить по сыпучим тропкам Меганома. Так можно жить вечно! Жить, не вспоминая тонны изученных от корки до корки книг и эту науку, где не поймешь ни одного закона, пока не поставишь опыт на собственной душе, а на ней и так уже нет живого места...

Стайка ребят высыпала на пляж – чёрные майки с черепами, мешковатые джинсы  в цепях.  Кто-то приладил к мобильнику колонки: Егор различил знакомую  мелодию.

Я пытаюсь разучиться дышать,
  Чтоб тебе хоть на минуту отдать
  Что не умели ценить.
 Но ты спишь и не знаешь,
 Что над нами - километры воды...

Случайная встреча взглядов – и он поспешно отвернулся от девушки, что держалась особняком. Тренированная память отметила: косая чёлка, серые, почти прозрачные глаза, в одном – тёмная крапинка. В общем, ничего особенного.

Песни «Наутилуса» были любимыми саундтреками его молодости. Время, когда Егор мог по-настоящему радоваться и расстраиваться, распивать с друзьями вино и  мечтать о будущем, еще не зная, что мечты окажутся несбыточными.

Он был молод и глуп, пока не случился первый инцидент, и Егор не угодил в прокрустово ложе психологии. Сдал документы на заочный факультет, записался на йогу. Прошёл уйму личностных тренингов, даже откровенно безумных, попутно изучая всё, что могло иметь отношение к его болезни. А если это не болезнь? Он ознакомился с квантовой физикой, проштудировал теорию мультивселенных. Узнал достаточно, чтобы вести философские дискуссии, но слишком мало, чтобы помочь себе.