«Луч прошивает все», повесть

Леонид Костюков

— А тут поймёшь? — ответил он мне.
Тогда я пошла к дому, потому что, во-первых, больше некуда было идти, а во-вторых, ещё десять минут — и к дому идти тоже уже не было бы смысла. Я пока что проваливалась в снег по колено, но это оттого, что я лёгкая, а снега уже было мне выше пояса. Я подошла к дому и постучалась в окно. Мне открыли ставню, и я залезла. Горела вот эта лампа…
Соня показала на лампочку, заканчивая свой рассказ.
— Это потом уже она перегорела, — и были ты, ты, ты и ты. Остальные подошли позже. Вот, собственно, и всё.
*
Все неразборчиво заверещали; половина присутствующих рванула в туалетный туннель, образовав приплясывающую очередь. Вася подкинул дров в камин.
— Как же ты могла, — пусто сказала женщина, словно состоящая из окружностей, дуг и полушарий. — Как же ты могла.
Соня живо обернулась к ней, готовая ответить за свои поступки. Глазки её блеснули. Но Василий поднял ладонь.
— Она хорошо объяснила, как именно она могла. Точнее сказать, как могла, так и объяснила. Вы (да, вот вы) не были бы так любезны открыть пару банок тушёнки и сделать желающим бутерброды на основе галет? А мы продолжаем наш зимний фестиваль. Вы.
Василий указал мощным пальцем на мужчину лет пятидесяти с примечательной внешностью. Его будто мучила изжога, рот своим изгибом выражал непрестанное недовольство, глаза были немного обиженно вылуплены. На щеках располагалась нездоровая красная сетка. Жидкие волосы стекали с черепа слева и справа. Мужчина был похож на артистов, играющих спекулянтов. По всему было видно, что он давно избавился от иллюзий, но это не принесло ему счастья. Выбор ведущего нисколько не удивил мужчину, а прекрасно вписался в его общую картину мира.
— Да, — сказал кислый мужчина с привычной обречённостью, — в довершение всего мне же придётся это рассказывать.
Он с неудовольствием пожевал своей опрокинутой улыбкой пустоту и начал:
Глава 2. Торт, шляпа и цветы
— Мои неприятности начались с того, что наш сын Аркадий достиг половой зрелости и решил жениться. Эту фразу не надо понимать так, что до того у меня не было неприятностей. Но, знаете ли, есть вещи, от которых трудно абстрагироваться. Например, едешь куда-то, потерял кошелёк, ну ладно, жаль, конечно, но можно ехать дальше. А бывает, едешь куда-то, а тебя ссаживают с поезда, проводят в провинциальную милицию и сажают в КПЗ. Ты в качестве ответной меры проводишь среди себя психотренинг и приходишь к выводу: ну ладно, жаль, конечно, но можно ехать дальше. Но что-то не едется. Вот, уверяю вас, если бы вы или вы вознамерились жениться, я бы вас с чистой совестью поздравил — и все дела. Но сын-то мне не чужой. Поэтому перед тем, как поздравить его, мне позарез надо было выяснить, с чем.
Аркадий привёл к нам свою невесту на ужин, мы поговорили о разном, в итоге я убедился, что мы с ней и с моей женой Анжеликой сходимся во взглядах на Евгения Петросяна, а еще — что эта невеста Галя держит нож в правой руке, а вилку в левой. В остальном это была обыкновенная девушка, похожая на тех, что встречаются в метро. Такая немного испуганная девушка, похожая на стебелёк с большими глазами. Согласитесь, надо быть экстрасенсом, чтобы войти в вагон метро и немедленно рассортировать девушек на тех, которые годятся в невесты твоему сыну, и наоборот. И нож с вилкой тут, откровенно говоря, мало помогали. Ну, перепутала бы она вилку и нож — можно ли из-за этого ставить крест на человеке? Ну, допустим, не перепутала. Если бы мы вдруг не сошлись во взглядах на Евгения Петросяна, это бы, признаю, что-то означало. Но мы сошлись — и это не означало ничего.
Я понимаю, что найдутся доброхоты, которые скажут, что невесту сыну выбирает сам сын, припомнят при этом какое-нибудь ученое слово вроде прерогативы или гиперопеки. Оно, конечно, так. Но маленькая загвоздка — до сих пор все решения относительно судьбы Аркадия, начиная с его появления на свет и заканчивая выбором института, принимали мы с женой. Если не считать решений разодрать штаны или проигнорировать домашнее задание, разумеется. Представьте себе, что к вам ввалился гость и удивляется, что вы ставите электрочайник на базу. «Но я, — возражаете вы, — всегда ставлю его на базу». — «Тем более, — не унимается гость. — Чайник превосходно запомнил, где база, и сам в состоянии туда вскарабкаться. Надо только ему позволить, не губить инициативу». И тому подобная дальнейшая ахинея, которую человек с чайником не в состоянии принимать всерьёз. То есть у меня не было ни малейшего подозрения, что индивидуум, не способный купить себе носки, способен выбрать невесту.
Я проснулся среди ночи и некоторое время просто глядел в потолок, что было дважды бессмысленно, потому что его не было видно, а если бы и было, ничего интересного разглядеть там было нельзя. Потом я подумал, что, наверное, жена тоже не спит.
— Лика? — тихо позвал я её.
— Что?
— Как же нам быть с Аркадием?
— Погоди, может быть, образуется, — сказала она.
Что именно образуется, осталось за кадром. Между тем, что-то непременно образуется. Это расплывчатое слово как будто наложилось на невнятный потолок, наподобие медузы, — я и заснул. А проснулся уже назавтра — на день ближе к катастрофе, как отчётливо увиделось мне в беспощадном утреннем свете.
Я вошёл в комнату к сыну. Он уже не спал, а лежал, сложив руки за головой, как будто ничего не происходило.
— Привет! — сказал он мне. — Кстати, ты кстати.
Пока мой мозг безуспешно анализировал эту фразу, Аркадий изложил мне свою просьбу. Я понадеялся, что неверно расслышал, и попросил повторить.
— Не мог бы ты, — терпеливо и раздельно, как иностранцу, повторил Аркадий, — сходить к родителям Олечки и посвататься?
У меня закружилась голова, и я присел на край кровати.

Страницы