«Повесть о людях и о себе», (часть 1)

– И что, собственно, вы от меня хотите?

Я пожала плечами.

– Хочу знать ваше мнение. Может, мне этим вообще не стоит заниматься…

– В вашем возрасте вы должны бы уже знать это! – важно ответил он.

В моем возрасте!.. Разве у поэзии есть возраст? Мне было слегка за тридцать. Ему – под пятьдесят.

Значит, теперь еще и недостаточно молода… Или – достаточно стара?

Встретились мы уже весной: у него все не находилось времени прочесть. Он просмотрел только  небольшую подборку стихов, несколько листков, и исчеркал их вдоль и поперек… Основное осталось непрочитанным.

– Вы столько дали, что прочесть это было нереально…

Дала много, чтобы составилось более полное впечатление…

Он обстоятельно объяснил мне, что ему не нравится.

Не нравилось – все. Несколько строчек заслужили одобрение, и еще – один стишок. Мне он тоже казался неплохо слепленным, и я порадовалась, что мы хоть в чем-то сошлись.

Мы сидели у него дома, и он разбирал каждую строчку, заглядывая мне в глаза. Я не могла отделаться от мысли, что он следит, не обнаружу ли я, насколько мне это неприятно. Вроде того хирурга, который режет без наркоза и получает удовольствие от страданий пациента. Пациент молчит, сцепив зубы из последних сил, а он все глубже вонзает скальпель – не потому, что так нужно, а потому, что пациент не кричит…

Я молчала. Улыбалась. Пыталась понять. Со многими замечаниями была не согласна. Один стишок он дописал, чтобы показать, как это делается, и совершенно изменил его смысл…

Мы не понимали друг друга.

В этот раз он рассмотрел меня лучше, я видела, что уже не напоминаю ему тетку, от нечего делать занимающуюся стихотворчеством, какой показалась в первый раз. Но выводы он для себя уже сделал. Я не могла избавиться от мысли, что все его замечания субъективны…

Кажется, я не показала, что чувствую. Я поблагодарила его за потраченное на меня время и за консультацию.

Мы расстались лучше, чем встретились.

…Через много лет мне пришлось писать о нем предисловие к изданию и сделать подборку стихов на свой вкус. Мне его стихи и проза показались мастерскими, и я написала об этом. Творчество – не место для амбиций и сведения счетов…

Иногда бывает, что авторы, близкие по мироощущению в творчестве, в жизни не узнают друг друга. Жаль…

– Ну, что? – спросила меня Антонина Михайловна, – написал он предисловие?

Я рассмеялась:

– Об этом речи не было. Говорили о том, нужно ли мне вообще писать…

– Да ты что? Ерунда какая-то! – сразу даже не поняла она.

– Не понравилась я ему.

– Не горюй, – утешала меня она. – Он весь в делах - уезжает, не до тебя было.

Вскоре он уехал в Израиль.

А я два года не могла писать стихи. Вообще. Как отрезало. Только вспыхнет строка – так и слышится его голос.

И взгляд в глаза: ну, как, терпишь, или таки обнаружишь боль?

Я думаю, что в далеком девяносто третьем году мне необычайно повезло, что меня направили в секцию прозы на том «съезде поэтов», а не в секцию русской поэзии,  которую он вел…

Не пригодились мне его советы…

Урок творчества – сложная вещь. Это только Виктору Погрибному удавалось научить, не убив…