«Родина, спасибо за измену»

* * * *

 

За окном троллейбуса темно,

так темно, что повторяешь снова:

за окном троллейбуса окно

черного автобуса ночного.

 

Как живешь, душа моя, Низги,

до сих пор тебе не надоело:

мужу компостировать мозги,

солидолом смазывая тело.

 

Правый поворот, районный суд,

караоке на костях и танцы,

то сосну, то елочку снесут

в зимний лес коварные веганцы.

 

Так темно, что не видать снега,

ветер гонит угольную пену,

я – троллейбус, у меня рога:

родина, спасибо за измену.

 

 

* * * *

 

Я споткнулся о тело твое и упал в дождевую

лужу с мертвой водой, но еще почему-то живую,

дай мне девичью память – крестильные гвозди забыть,

ты спасаешь весь мир, для того чтоб меня погубить.

 

Я споткнулся о тело твое – через ручку и ножку,

в Гефсиманском саду, где шашлык догорал под гармошку,

дай ворованный воздух – в рихонские трубы трубить:

ты спасаешь весь мир, для того чтоб меня разлюбить.

 

Сколько праведных тел у судьбы – для войны и соблазна,

сосчитать невозможно, и каждая цифра – заразна,

дай мне эхо свое, чтоб вернуться, на зов откликаясь,

или минное поле – гулять, о тебя спотыкаясь.

 

* * *

 

Крыша этого дома – пуленепробиваемая солома,

а над ней – голубая глина и розовая земля,

ты вбегаешь на кухню, услышав раскаты грома,

и тебя встречают люди из горного хрусталя.

Дребезжат, касаясь друг друга, прозрачные лица,

каждой гранью сияют отполированные тела,

старшую женщину зовут Бедная Линза,

потому что всё преувеличивает и сжигает дотла.

Достаешь из своих запасов бутылку “Токая”,

и когда они широко открывают рты –

водишь пальцем по их губам, извлекая

звуки нечеловеческой чистоты.