вторник
«Шорты в заплатах, травинка за ухом...»
Шорты в заплатах, травинка за ухом.
Бабка Зулейка окликнет: Заинька!
На полурусском присвистнет: Олинка!
А на верёвке у бабки – облако
сушится вместе с атласным лифчиком,
и не понятно, что больше – лишнее.
Кошка сидит у конюшни в ступоре,
чашку разбила с вареньем тутовым.
Чешутся кони боками дряблыми.
Кошка в тутовнике, кони – в яблоках.
***
Кажется, осень?
Кажется, очень
черным по синему выписан крендель,
красным по серо-
зеленому крендель
над козырьком обрусевшего сэра,
над мокасинами из вельвета.
По-левитански прибудет январь
– хуже, чем поезд, –
притопчет, приглушит,
перечеркнет небезгрешную
повесть
об ипостаси, которой и нет
вовсе,
по крайней мере, снаружи,
с нашего бока, по крайней мере.
…Станешь на печке уныло емелить,
Сон не убудет – зевай – не зевай.
***
Выдуваешь губами пар
на па?ру
с люками на проезжей части,
слушаешь, как набухает воздух.
Воздух, который
станет птицей,
белой,
взъерошенной,
но сначала –
бездной
невысказанных и горьких.
Все потому, что больное горло.
Все потому, что под горлом – сердце.
Все потому, что под сердцем – голо.
Катятся тени с подлунной горки,
ветер следы на снегу качает.
***
В сумке снежинки и сказки Гоцци,
всуе помянешь ушко иголье
и неприступное божье царство.
Спрячешься в норку – и будешь счастлив,
Спрячешься в строчки – и будешь частью
тех беззастенчиво безучастных,
тех, существующих параллельно.
Между озябших еловых веток.
Между фонариков новогодних.
Случай в столовой
Как в приторном смысле проточное слово,
Вода растворилась в вишневом варенье,
Висели баранки в безвкусной столовой
Над розовым профилем рыбы-морены.
«О мори мементо!» – сказал ты в полтона,
В полтопота такт отбивая под стулом,
Постукивал где-то железный поддонник
О тонкую водопроводную струйку.
Ступеньки в столовке вели в бесконечность,
Конечно, в нее, – а куда же иначе?
И ты мне сказал, что платить тебе нечем
И что это тоже чего-нибудь значит.
***
Звук становится светом, если
вместо гаммы выводишь спектр.
Пихты – это немного ели.
Море – это немного пена.
Пепел был бы цветнее, кабы
сквозь него прорастали маки.
Мекка – это уже Кааба.
Точка – это уже прямая.
***
Пыль на тахте,
на тарелке –
урючинки с солью.
Сонные ослики
солнце качают ушами,
шаткая тучка –
неловко впечатанный смайлик –
лыбится горько.
А в горле
приспущенный шарик,
шарик воздушный:
вдохнешь – и лети куда хочешь.
Тикают ставни,
а может, кузнечики.
В сточном
арыке
булыжник,
как прочерк,
проставлен.
***
Ты в карты гадаешь на кукольный домик
с медовым карнизом под млечною далью,
ладьей костяной вместо стража седого