«Злосчастный бал Мавры Котофевны», рассказ

Вероника Коваль

Кошачьей роте дозволялось бродить промежду танцующих. В тот вечер я особливо много удовольствий получила. Одним глазом за мышиной норой следила, другим – за гостями. Каких диковин ни повидала, каких туалетов! У одной дамы вроде корзина с фруктами заморскими на голове, у другой – корабель с парусами. Приходилось той даме то и дело костяной иглой вошей в причёске накалывать – они там заместо матросов лазали. А от исподнего у дам и кавалеров такой дух шёл, что я опрометью в сад выбегала отдышаться.

Бал шёл своим чередом. Вездесущая Мавра собрала вкруг себя приживалок и, видно, команды какие им давала. Сиятельные графы и многомощные министры дела государственные за штофом вина решали, а сами на дам косились. Вот необыкновенные толпы замерли. Императрица! В гвардейской кирасе поверх платья въехала она на золотой колеснице, почала принимать верноподданнические поздравления. Особо приближённым дозволила к ручке приложиться, иным оказывала другие милостивые знаки, а кого и веселообразно целовала. Воссела она на царское место и, как заведено, спросила, кто же сегодня в этой зале самая красивая. Что ж, даже китайские послы признали её первой красавицей. Хотя, крутясь возле них, подслушала я, как толковали они промеж собой: мол, хороша Елисавета, только бы ей ноги покороче, да нос поменьше, да глаза раскосые.

На дворе глубокая ночь царила, а бал не утихал. Государыня третий наряд поменяла, гости раскраснелись от жары, танцев и изрядной выпивки. Признаюсь, голова моя сделалась беспамятна. Хотелось в темноте клубком свернуться, да нельзя – кнутом за обленение огреют.

Примостилась я под креслом Мавры. Вдруг чую что-то неладное. Французский посланник шепчет ей, я разбираю только иные слова: «отцарствовала», «Алексеевский полк на подходе», «скинем в одночасье…» Передал он Мавре записку, а она мимо кармана её сунула! Я смекнула, о чём речь, да запиской той вроде играть почала. Гоню её, гоню – прямиком к царскому месту. Государыня бумаженцию золотой туфелькой было пнула, да одумалась. Велела поднять. Прочитала и нахмурила брови. Из глаз молоньи выпрыгнули. Как вскрикнет она громогласно: «Предатели! Басурманы! Хотите на святой российский престол самозванца или чужеземца посадить? Ужо вам достанется!» Дала команду – и вот уже тащат предательницу Мавру дюжие молодцы. Придворные остолбенели. Но она-то не растерялась! Выхватила у слуги шандал со свечами – и в толпу. Батюшки светы – что почалось! Ор, визг, крики! А огнь уж по стенам пошёл. Всё смешалось. Где князь, где служка – не разберёшь! В дверях застряли, толкают друг дружку, чуть не топчут. По правде говоря, я ничего более не видела, не знаю даже, осталась ли жива моя благодетельница. От дыма и смрада ничего не видела, лапы мне ожгло. Заорала я истошно и скрозь тесноту кинулась в сад. Бросилась, как угорелая, куда глаза глядят. И такую скорость набрала, что проскочила несметное число городов и деревень и оказалась в глухом сибирском ските. Ты, благосклонный читатель, можешь вообразить, в каком смятении дух мой тогда находился!

С великим содроганием чувствительного сердца пишу я эту историю в каморке приютившего меня блаженного Алексия. Сие есть истинное моё мнение, кое я уже без всякой страсти ныне вам представляю. А за штиль мой прошу прощения – мы университетов не кончали».

 

  P. S. Как прикажете это письмо понимать? Действительно ли к заимке прибился зверь феноменальный? Если так, то кто знает – может, без Котофевны новый дворцовый переворот случился, и пошла бы страна по иному пути?

Сам ли отшельник ли был выдумщиком и сочинителем?

А может, Анатолий Николаевич шутки ради свою мистификацию мне подсунул? 

Страницы