«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

Двое суток Фома Степанов не покидал так удачно подвер-нувшегося жилья. Да и не возникало надобности в прогулке по городу, в какой-либо разведке – возвращаясь с дежурства, Аг-лая с удовольствием пересказывала ему городские новости.
– В городе Бог весть что творится, – вещала она, переоб-лачаясь в домашнее платье. – На улице Царевича Алексея но-чью лавку казённую вскрыли. Вина унесли несколько четвертей. А ещё стреляли где-то. Городовые повсюду не поспевают.
– Угу, где ж тут успеешь, – соглашался Фома.
– А уж за городом что вытворяют! Жуть! На Бахмутском тракте экипажи грабят. Купцов с товаром обчищают.
– Негодяи! – искренне возмущался боевик из дружины Ка-мо. – А геологи там как? Бурят?
– Ой, да что-то там бурят, копают! До них ли сейчас?
Фома согласно поддакивал, хотя именно сообщения о изыскательских работах не давали ему покоя. На третий день он покинул уютную квартиру Алгаи и, выйдя на улицу, поймал пролётку.
Буровые установки Фома заметил издали. Попросил из-возчика остановиться и спешился. Геологи вели работы за юго-восточной оконечностью города, практически в голой степи, и лишь свой палаточный городок разместили в сени небольшого перелеска. Приближаться к ним не имело смысла – Степанов вернулся в город.
Следовало поразмыслить, что делать дальше, и Фома бесцельно гулял по улицам Успенска, отмечая перемены воен-ного времени. Над зданиями развевались теперь во множестве трёхцветные флаги империи, зато куда скромнее, нежели два года назад, выглядели витрины бакалейных лавок. Оказывая помощь городовым, гарцевали по мостовым всадники городской стражи в мундирах, напоминающих армейские. Рестораны Успенска вряд ли бы теперь похвастались количеством посетителей, зато в кабаках и обжорках дым стоял коромыслом – успенцы собирались на «германскую».
Степанов не прятался. Он не носил держащие твёрдую форму «котелки», предпочитая им мягкую шляпу, поля которой спереди заламывал вниз, на глаза. Вот и вся конспирация.
«Ситуация – не то чтобы запутанная, а вообще безнадёж-ная. Геологи, по всему видно, люди государевы и к сокровищам отношения не имеют. Не стал бы Мазепа зарывать клад в чис-том поле, дураку ясно. Хоть бы дуб какой рос, как в романах пишут, так нет же – нету там никаких ориентиров».
Неожиданно пришедшая мысль обескуражила и заставила остановиться посреди тротуара.
«А с чего бы это товарищ Лошадь проникся ко мне таким доверием? Рекомендации кавказцев? Ерунда! Личные симпа-тии? Ерунда полная, когда речь заходит о таких деньжищах. А значится… и нет никакого доверия. Значится, здесь я не один, меня страхуют и перепроверяют. Два-три агента – дело обыч-ное. И сведения можно уточнить, и провокатора изобличить, если что… Ай да Лошадь!»
Фома посетил недавно открывшийся на средства земства музей, побродил между чучелами птичек, осмотрел глиняные черепки и оплавленный кусок металла, выдаваемый здесь за метеорит, свалившийся на город в 1841 году… О посещении Успенска гетманом Мазепой смотритель музея и слыхом не слыхивал.
Посланник Красина Фома Степанов счёл задание невы-полнимым. Но оставалось ещё своё, личное, из-за чего он, соб-ственно говоря, охотно согласился на опасную командировку.
Собирался он с духом долго, но спросил наконец у Ябло-ковой.
– Аглаша, а помнишь, девушка со мной выступала? Катя.
– Да уж, как забыть! Помню. – Аглая отвела взгляд в сто-рону, поджала губы.
– А когда я… улетел, что сталось с ней, не знаешь?
– Да как же не знать, весь город знает. Арестовали её. Приехали жандармы и увезли.
Что угодно ожидал услышать Фома… Вдруг ожили почти забытые ощущения – теряют жёсткую опору ладони, и летит он, летит и проваливается в чёрное небытие…
– Фома, Фома, – Тормошила за плечо Аглая. – Прости, я думала, тебе всё известно…
«У-у, чертовщина! А ведь мог же догадаться! Ах, болван! Если не захотела ехать с людьми Кобы, значит, попала к охранке. По тюрьмам, по пересылкам следовало искать… А теперь что делать? Симон в тюрьме, а без него связей с уголовниками у меня нет. Красин? Ну, этот "александровский ампир" нышпорить по кичманам точно не станет».
А ещё через день Аглая принесла ошеломительную но-вость: геологи перевезли свои причиндалы в центр города и бурят вблизи Успенского собора.
На этот раз Фома сумел приблизиться к месту работ вплотную. Благо, помимо него, поглазеть на изыскания собра-лось немало горожан.
Ничего особенного Степанов не увидел – занимались лю-ди своим делом, изредка обмениваясь между собой не понят-ными для окружающих словечками.
Удивительным оказалось другое: лицо одного из геологов показалось очень знакомым, но кто таков, вспомнить Фома не смог.
В течение дня Фома безрезультатно напрягал память, по-том мысли сами собой потекли в ином направлении, и он забыл о геологе. Ближе к вечеру заглянул на Рыльскую, к цирюльнику – следовало побриться и подравнять усы и бакенбарды. Профессионально разговорчивый мастер, правя бритву на кожаном ремне, устроил Степанову шутливую выволочку:
– А я таки уже вас заждался, молодой человек! Не удив-ляйтесь, вам просто давно пора побриться. Поглядите на себя в это зеркало – вы же писаный красавец! А ходите себе, как я не знаю что! Как какой-нибудь геолог!
Фома ухмыльнулся. «Опять геологи! И действительно: а почему они все бородатые? Прям, секта какая-то…» Он мыс-ленно попытался представить себе загадочного бурильщика без бороды и… вспомнил: «Пилот! Пилот с дирижабля! Как же я мог забыть?! Кажется, Иосиф называл его Андреем. Вот где довелось встретиться. А ведь и он меня заметил. Вдруг узнал? Вот это уж совсем нежелательно».